Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 49



…Выходящие из долгого ментального морока дорого платили за свое пробуждение. По улицам столицы бесцельно и бессмысленно бродили тысячи людей с потухшими взглядами; они падали и лежали неподвижно или, дергаясь в судорогах, вываливались из окон, гибли под колесами автомашин, на водительских местах которых сидели такие же, как они, плохо ориентирующиеся в перевернутом мире. Они кончали жизнь самоубийством или тихо умирали по закуткам и закоулкам — не было рядом с каждым из них своего Мака Сима, чтобы удержать и спасти. Психиатрические клиники были переполнены, страну захлестнула эпидемия шизофрении. А выродки у власти — им было не до своих безумных сограждан: выродки у власти делили власть.

— Народ, — стоявший на трибуне человек в добротном костюме театрально взмахнул рукой, — получил свободу! Тирания Неизвестных Отцов низложена, — человек переждал, пока стихнут положенные овации, — и власть перешла в руки Временного Совета. В истории нашей многострадальной державы открыта новая страница, на которой золотыми буквами будет вписано наше будущее!

Театр какой-то, подумал Максим. Слова, слова, красивые слова, но что скрывается за этими словами? Он знал человека, стоявшего на трибуне, — Тогу Говорун был ближайшим сподвижником небезызвестного Калу Мошенника, возглавлявшего фракцию вождистов до того, как Мошеннику удалось пролезть на официальный пост в Департаменте пропаганды (после чего Калу благополучно расстался с революционными идеалами). Говорун занял его место, стал лидером вождистов и теперь активно рвался к власти, не брезгуя ничем. Максим ничуть не сомневался в том, что вождисты возьмутся за оружие, если парламентские методы борьбы не принесут им желаемого успеха — по сути своей эти люди нисколько не отличались от офицеров-заговорщиков, ставших в свое время Неизвестными Отцами.

— В настоящее время конституционная комиссия занята разработкой текста нашей новой Конституции, — продолжал оратор, явно наслаждаясь самим собой и своей ролью. — Во главе государства будет стоять Исполнитель Решений — Исполреш, — избираемый всеобщим тайным и прямым голосованием сроком… сроком на… ну, это мы еще обсудим. Главное — не может быть и речи о возврате ни к монархии времен Старой Империи, ни тем более к диктатуре наподобие диктатуры военных путчистов, неуемных властолюбцев, именовавших себя Неизвестными Отцами! Страной должны управлять энергичные и грамотные люди, озабоченные ее процветанием и доказавшие свою состоятельность!

Состоятельность, мысленно усмехнулся Мак. В понимании вождистов — это от слова «состояние», выраженное в деньгах. Все повторяется — крайне правые взяли курс на блок с крупными финансистами: точно так же, как сделали когда-то путчисты. А энергичность для них тождественна неразборчивости: победителей не судят, цель оправдывает средства и так далее. И еще — вождисты с восторгом приняли бы известие о том, что башни снова работают, а они, правящая партия, получают доступ к пультам управления излучателей. Но это вряд ли — подобных людей и на пушечный выстрел нельзя подпускать к управлению психотронными генераторами (даже если допустить невероятное и предположить, что эти генераторы когда-нибудь снова будут включены). Во всяком случае, он, Максим Каммерер, сделает все от него зависящее, чтобы эти чертовы башни никогда больше не разинули свои незримые смрадные пасти, не говоря уже о том, чтобы какой-нибудь царь-король-исполреш получил бы возможность поиграть с их помощью с чужим сознанием. Однако с вождистами нельзя не считаться: они многочисленны, сильны и нахраписты — с ними не тягаться ни биологистам, для которых достаточно того, что излучения башен больше нет, ни аристократам, играющим в монархические бирюльки, ни пассивным либералам, ни горстке уцелевших коммунистов.

К удивлению Мака, крах диктатуры Отцов не сопровождался ни потоками крови, ни массовыми побоищами. А причина была простой: лучевое похмелье превратило армию, Легион и вообще всю сложную государственную машину в труху, в мякину, в аморфную массу еле передвигавшихся людей, не способных не только на активные самостоятельные действия, но даже на выполнение простейших приказов. В полусонной стране бодрствовали только немногочисленные выродки, причем в выигрышном положении оказались Вепрь и его люди, знавшие, что произойдет. Бывшие Неизвестные Отцы, перестав быть спаянной правящей группировкой и единым целым, рассыпались высохшим песком и вцепились друг другу в глотки (по примеру покойного Умника, решившего быть умнее всех), опираясь на свои личные дружины выродков-приближенных. На улицах сталкивались вооруженные группы, косили друг друга свинцом, подрывали машины, а люди (в том числе армейцы и легионеры) равнодушно смотрели на все происходящее, даже не пытаясь вмешиваться, — большинству из них хотелось просто лечь и умереть, чтобы избавиться от ноющей головной боли и слабости, превращающей тело в студень. В этой беспорядочной грызне скорпионов, высыпанных из их бронированной банки, шансов не было почти ни у кого — за исключением бывших подпольщиков и, конечно, Странника.



Сикорски действовал рассчитано и жестко. Первым делом его «молодогвардейцы», накачанные стимуляторами, помогавшими им справиться с синдромом лучевого голодания, взяли под контроль все передвижные излучатели и вывели из строя те, которые не удалось перегнать своим ходом или отбуксировать в институт. Это было сделано своевременно: кто-то из бывших правителей страны догадался попробовать восстановить боеспособность армии и полиции сеансами излучения, однако исправных излучателей под рукой у догадливых уже не было. Отчаянная попытка небольшой вооруженной банды прорваться к институтским гаражам была легко отражена — атакующим не удалось даже перелезть через стены. Почти все нападавшие полегли под плотным пулеметным огнем из бойниц периметра, немногие уцелевшие торопливо отступили. А «молодая гвардия» Странника захватила ключевые точки города, в том числе и все средства массовой информации: в отличие от Максима Каммерера Рудольф Сикорски знал, что и как надо делать.

В беспощадных стычках между собой (и с шедшими за ними по пятам выродками-подпольщиками, имевшими все основания жаждать встречи с низвергнутыми властителями) погибли практически все «девери», «шурины», «свекры» и прочие «родственники», а сам Папа получил пулю снайпера на выезде из города, пытаясь удрать с горсткой приспешников. Власть Неизвестных Отцов рухнула в одночасье, погребенная под руинами Центра, — такого Отцы никак не ожидали, и все их заранее разработанные планы действий на случай острой ситуации рассыпались карточным домиком.

С разношерстными деятелями подполья удалось найти компромисс (несмотря на то, что Вепрь жаждал крови, непременно желая свернуть шеи наиболее одиозным вождистам). В итоге, когда страна начала выходить из оцепенения, вся полнота власти была в руках так называемого Временного Совета, собранного на компромиссной основе «с бору по сосенке». Высказывались опасения, что какой-нибудь решительный военный чин, оклемавшись, тут же разгонит этот Совет танками, однако этого не случилось. И Максим знал, что стало тому причиной: все тот же Странник.

Странник, глава контрразведки и Департамента специальных исследований, научного института, очень сильно напоминавшего центр по подготовке элитных бойцов, был широко известен среди военных и ассоциировался с прежней властью, которой большинство из них в целом были довольны. Фигуру Странника окружал мистический ореол, и многие армейцы и легионеры, узнав о том, что в новорожденном Временном Совете он занимает неясный пост «советника по особым делам», пришли к выводу, что Странник фактически стал диктатором (его бойцов называли Молодой Гвардией по аналогии с Легионом — Боевой Гвардией Отцов) и что Временный Совет — это всего только ширма. А почему бы и нет, рассудили военные. Решительный человек, железная рука, броня и секира нации… В конце концов, пусть лучше будет один стальной диктатор, чем свора правителей, озабоченных вырыванием друг у друга жирных кусков и загнавших державу в глубокую задницу, где она сейчас и пребывает. И вооруженные силы, силы охраны правопорядка и даже тайная полиция — Департамент общественного здоровья — присягнули Временному Совету, демонстрируя лояльность новой власти, а точнее — Страннику. Сам же Странник воздерживался от публичных выступлений и хранил молчание, не подтверждая и не опровергая слухи о своем «теневом диктаторстве», — сложившееся положение вещей вполне устраивало Рудольфа Сикорски.