Страница 3 из 8
На дискотеке в конце учебного года ты наконец нашел в себе силы пригласить Кэт танцевать. Вы протанцевали вместе все медленные танцы, и она сказала, что собирается разрешить тебе поцеловать себя. Первый поцелуй в ее жизни. Какая честь!
Истории, должно быть, будут изобличать людей. Это единственная причина, по которой кассеты переходят из рук в руки, а не оказываются в помойке. Все боятся разоблачения. Ханна зачем-то хотела, чтобы мы все услышали, что она хочет нам сказать. И мы сделаем то, что она говорит, передадим записи дальше, только чтобы их не увидели те, кого нет в ее списке. «Список». Звучит как закрытый тайный клуб. И по какой-то причине я стал его членом.
Мне хотелось узнать, как ты выглядишь, Джастин, поэтому мы позвонили тебе и попросили зайти. Мы звонили от меня, потому что Кэт не хотела, чтобы ты знал, где она живет… по крайней мере, пока не хотела…
У тебя была тренировка — не помню, то ли баскетбол, то ли бейсбол, сейчас уже неважно, — поэтому ты мог зайти, только когда она закончится. Нам ничего не оставалось, как ждать.
Баскетбол! Тем летом многие тренировались, чтобы, перейдя в старшую школу, сразу попасть в запасные школьной команды. Джастин уже прошел этот этап и сейчас, на второй год обучения, рассчитывал на место в основном составе. Поэтому многие из нас играли с ним, надеясь чему-нибудь научиться. И кое-кто научился. В то время как другие, к сожалению, нет.
Мы сидели около окна и болтали, когда вдруг на улице появился ты с другом — привет, Зак!
Зак? Зак Дэмпси? Единственный раз, когда я видел Зака с Ханной, это ночь, когда мы с ней познакомились.
Перед моим прежним домом был перекресток в виде перевернутой буквы «Т». Так вот, вы шли прямо по центру дороги, перпендикулярно моему дому.
* * *
Так-так… Подождите, мне нужно подумать. Чтобы сосредоточиться, ковыряю засохшее пятно оранжевой краски на верстаке. Интересно, почему я вообще это слушаю? Зачем я в это ввязался? Почему просто не вытащить кассету из магнитофона и не выкинуть всю коробку в мусорное ведро? С трудом сглатываю, в уголках глаз собираются слезы. Это все из-за голоса Ханны, который, я думал, уже никогда не услышу. Не могу просто взять все и выбросить. И еще из-за этих дурацких правил. Ханна говорит, что сделала копии всех пленок, а может, нет? Вдруг, если я не передам их дальше, то все закончится и никаких последствий не будет? Но что, если в этих записях есть что-то, что может мне повредить? Что, если это все не шутка? Тогда появится второй комплект кассет, и все услышат, что на них записано… Пятно краски отслаивается как корка… Кто рискнет проверить слова Ханны на подлинность?
* * *
Ты перешагнул через сточную канаву и ступил на газон. Мой отец все утро усердно его поливал, поэтому трава была мокрой. Ты поскользнулся и упал. Зак шел, уставившись в окно, пытаясь получше рассмотреть новую подругу Кэт — вашу покорную слугу, — и споткнулся о тебя, упав рядом. Ты оттолкнул его и встал, после чего он тоже поднялся. На долю секунды вы замерли в недоумении, что делать дальше, после чего бросились бежать прочь от дома. Кто из вас решил, что это будет лучшим выходом из ситуации? Мы с Кэт смеялись как сумасшедшие, стоя около окна.
Я помню этот случай, Кэт рассказала мне о нем тем летом на вечеринке по поводу ее предстоящего отъезда. Ей произошедшее казалось очень забавным. На той вечеринке я впервые увидел Ханну Бейкер. О боже! Я думал, что она такая милая, и к тому же только переехала в наш город. У меня не очень хорошо складывались отношения с противоположным полом, но рядом с ней, мне казалось, я смогу стать другим, улучшенным Клэем Дженсеном, старшеклассником Клэем Дженсеном.
Кэт переехала до того, как мы пошли в школу, а я влюбилась в парня, который остался после нее. Прошло немного времени, как этот парень начал проявлять ко мне интерес, не исключено, из-за того, что я все время была поблизости. У нас не было общих уроков, но первый, четвертый и пятый уроки проходили в соседних кабинетах. Пятый урок у меня был плавающим, но даже когда его не было, я всегда дожидалась тебя в коридоре.
На вечеринке Кэт, несмотря на то что было довольно холодно, все тусовались во внутреннем дворике. И конечно, я забыл куртку дома.
Через какое-то время я смогла сказать тебе «привет», и вскоре ты начал отвечать на мое приветствие. Затем однажды я молча прошла мимо тебя. Я знала, что ты не сможешь этого стерпеть — так мы впервые заговорили.
Хотя нет, все было не совсем так. Я нарочно оставил куртку дома, потому что хотел, чтобы все увидели мою новую рубашку. Каким же я был идиотом!
— Привет! — сказал ты. — Ты не хочешь со мной поздороваться?
Я улыбнулась, перевела дыхание и обернулась:
— А что, я должна?
— Ну, ты же всегда здороваешься.
Я спросила, почему ты думаешь, что так хорошо меня знаешь.
На вечеринке Кэт во время моего первого разговора с Ханной я наклонился, чтобы зашнуровать ботинок, но у меня никак не получалось: пальцы онемели от холода, и я не мог справиться со шнурком. Ханна, что делает ей честь, предложила мне помочь, но я, конечно, ей не позволил. Вместо этого я ждал, пока Зак включится в нашу неловкую беседу, а я смогу сбежать в дом, чтобы отогреть пальцы в воде. Я был очень смущен.
Когда я спрашивала маму, как привлечь внимание мальчиков, она мне всегда говорила: «Притворяйся, что тебя сложно добиться». Так я и поступала, уверена, это сработало. Теперь ты дожидался меня после занятий, но все никак не мог решиться попросить мой телефон, хотя я знала, что рано или поздно это произойдет, поэтому тренировалась, как произнесу заветные цифры — со спокойствием и уверенностью в себе, как будто мне действительно все равно, как если бы я давала телефон по сто раз на дню. Да, мальчики в моей прежней школе спрашивали мой номер, но здесь, в новой школе, ты был первым. Вернее, нет, не совсем так. Ты бы первым, кто в результате получил телефон. Не то чтобы я не хотела его никому говорить раньше. Просто была осторожной: новый город, новая школа — на этот раз я собиралась следить за тем, какое впечатление произвожу на людей. В конце концов, как часто вам выпадает второй шанс? Когда меня прежде спрашивали номер, я называла правильно все цифры, кроме последней. Я пугалась и все портила… как бы невзначай.
Кладу рюкзак на колени и расстегиваю большой карман.
Когда ты записывал мой телефон, я очень сильно разволновалась, но к счастью, ты тоже нервничал, поэтому ничего не заметил. Когда я наконец произнесла последнюю цифру — правильную цифру! — я улыбнулась так широко и лучезарно, как только могла. У тебя так тряслись руки, что я испугалась, что ты сейчас сомнешь листочек, а это в мои планы не входило.
Вот уже карта Ханны на верстаке.
Я показала на цифру, которую ты написал:
— Тут должно быть «семь».
— Это и есть «семь».
С помощью деревянной линейки разглаживаю на карте замятины.
— А-а-а. Ну, хорошо, если у тебя это «семь».
— Это «семь», — сказал ты, но все-таки подправил цифру, чтобы она стала четче.
Я все теребила манжет блузки и была практически готова промокнуть им выступивший у тебя на лбу пот… как сделала бы моя мама. Но слава богу, я удержалась. Ты бы тогда больше никогда не спросил ни у одной девочки телефонный номер.
Из-за боковой двери мама крикнула мое имя. Я сделал звук тише, готовый в любой момент нажать на кнопку «Стоп».
— Да?
К тому времени, когда я добралась домой, ты мне уже звонил. Дважды.
— Не хочу тебя отвлекать, — говорит мама, — но мне нужно знать, будешь ли ты с нами ужинать.
Мама спросила, кто ты такой, я ответила, что одноклассник, скорее всего, звонил по поводу домашней работы. И она сказала, что ты сообщил ей то же самое.