Страница 7 из 66
Начальником гарнизона освобожденного города был назначен подполковник словацкой армии Перко. По его распоряжению отряд имени Яна Жижки занял оборону по берегу реки севернее Мартина. На этом направлении немцы подтягивали крупные силы из района города Жилина.
Отдохнуть после боя так и не удалось. До поздней ночи Ушияк и Мурзин проверяли участок обороны своего отряда, раздавали оружие, заставляли людей глубже закапываться в землю. Но, несмотря на усталость, настроение было приподнятое. Окрыленные первым успехом, партизаны поклялись отстоять город. Предполагаемая атака немцев никого уже теперь не страшила. Винтовки были у каждого. Многие обзавелись трофейными автоматами, ручными пулеметами. Патроны оттягивали карманы, на поясах болтались гранаты.
В полночь, выставив боевое охранение, командир отряда разрешил партизанам спать. На ночлег устраивались тут же, в свежевырытых блиндажах и окопах. Утомленные после бессонной мочи, после огромного напряжения первого боя, уставшие от рытья траншей, люди в изнеможении опускались на землю и сразу же засыпали беспробудным сном.
Только Ушияк и Мурзин, расположившись в ближайшей хате, еще долго беседовали о нуждах отряда, подсчитывали потери за минувший день. Около сорока партизан были убиты сегодня в бою, более ста получили ранения и отправлены в городскую, больницу. Среди них оказался и комиссар отряда Саша Турский. Правда, несколько человек во главе с Яном Милеком после перевязки вернулись в строй. Остальные нуждались в долгом лечении.
– Ничего, Юра! – успокаивал Ушияк Мурзина. – Впереди еще много боев, и потери тоже будут. К этому всегда трудно привыкнуть. Но главное сделано. Отряд сформирован. Сегодня он получил боевую закалку. Наши люди показали, что могут бить бошей. Мы еще…
Последние слова Ушияка Мурзин уже не слышал. Подперев голову руками, он так и уснул за столом. Ушияк тихо поднялся, стараясь не шуметь, отодвинул от стены топчан поближе к Мурзину и осторожно, словно ребенка, перевалил его с табуретки на мягкий матрац. Затем расстелил на полу тюфяк, оставленный предусмотрительной хозяйкой, и, не раздеваясь, вытянулся на нем.
…Проснулись они одновременно, разбуженные сильными взрывами, натужным ревом авиационных моторов. За окнами было уже светло. Стекла в рамах звонко дребезжали, стены вздрагивали при каждом взрыве.
– Кажется, нас бомбят, – крикнул Мурзин и, схватив автомат, бросился к двери.
За ним выбежал на улицу и Ян Ушияк.
В небе с ревом кружились одиннадцать «юнкерсов». Над позициями партизан они по одному, словно ястребы, устремлялись к земле, и тогда от них отделялись маленькие черные точки. С неистовым свистом бомбы рассекали воздух, упав рядом с траншеями, рвали землю в клочья.
– Лапотники! – проговорил Ян Ушияк, вспомнив, как на фронте советские воины называли немецкие Ю-87.
– Точно! – Мурзин разглядел черные кресты на крыльях «юнкерсов» и торчащие под фюзеляжем колеса с обтекателями, напоминавшими обыкновенные лапти. – Раз авиацию на нас бросили, – значит, атаковать собираются. Как бы хлопцы самолетов не испугались.
– Ничего. В траншеях не так страшно. Молодец, Юра, что заставил вчера вечером в землю зарываться. На голом месте они бы нам деревьев наломали.
– Каких деревьев? – не понял Мурзин.
– Ну, ваша русская поговорка такая есть.
Мурзин рассмеялся:
– Не деревьев, а дров.
– Да, да. Дров бы нам наломали.
Разбросав бомбы, «юнкерсы» на бреющем полете уходили на запад.
– Айда в блиндаж, на комадный пункт. Сейчас они в атаку пойдут! – крикнул Мурзин и побежал к траншеям отряда.
Он не ошибся. Не успел еще стихнуть гул авиационных моторов, как где-то на правом фланге ударили артиллерийские залпы, поднялась ружейная перестрелка, в которую то тут, то там врывалась частая пулеметная трескотня.
Немцы пошли в атаку на французский батальон, державший; оборону правее отряда имени Яна Жижки. Первый натиск врага оказался настолько сильным, что французы вынуждены были отступить к самой окраине города, оголив тем самым фланг партизанского отряда имени Яна Жижки. Воспользовавшись этим, два немецких танка двинулись вдоль партизанских траншей. С ходу они вели огонь по укрывшимся партизанам. За ними на расстоянии следовала немецкая пехота. Положение становилось критическим.
Мурзин видел, как из ближайшей к танкам траншеи выскочили: несколько бойцов и бросились бежать от бронированных чудовищ. Двое из них, скошенные пулеметной очередью, сразу же ткнулись в землю. Остальные успели добраться до глубокой воронки и скрылись в ней. Когда же танки вплотную приблизились к покинутой траншее, из нее неожиданно выпрыгнул партизан и, ловко метнув связку гранат под гусеницу первого танка, распластался на земле.
Все это произошло так быстро, что Мурзин не успел разглядеть, кто был этот смельчак. Он обратил внимание только на его небольшой рост.
Подбитый танк, словно раненый пес, завертелся на месте и тут же остановился. Второй круто развернулся и медленно двинулся назад, туда, где под мощным огнем французского батальона залегла немецкая пехота. В этот момент партизан, подбивший танк, поднялся во весь свой невысокий рост и бросился вдогонку за ним. Только теперь Мурзин узнал в нем пятнадцатилетнего ковпаковца Валентина Николаева. Сердце сжалось oт предчувствия его неминуемой гибели.
– Куда лезет? Куда он лезет? – прокричал Мурзин.
Николаев догнал уползающий танк, ловко вскарабкался на броню и стал неистово стучать прикладом автомата по массивной башне. Быть может, Мурзину показалось, но за грохотом боя он явственно услышал пронзительный мальчишеский голос: «Сдавайтесь, гады!» На помощь ему уже спешили другие партизаны. Среди них Мурзин увидел Павла Морозова и одного знакомого словака.
Словак догнал танк, некоторое время бежал рядом с ним, а потом, улучив удобный момент, сунул под гусеницу связку гранат. Он еще не успел отскочить, когда под танком взметнулась земля и гусеница, будто распустившаяся обмотка на ноге неумелого солдата, потянулась за танком.
Павел Морозов, бежавший за бронированной громадиной, споткнулся о перебитый трак, упал, но тут же поднялся и с разбегу вскочил на броню. Светлячки трассирующих пуль потянулись к танку со стороны немецких траншей. Отскакивая от брони, они веером разлетались в разные стороны. Не успевший укрыться за башней, Николаев как-то неестественно взмахнул руками и свалился на землю. Словно копируя его жест, взмахнул руками и Морозов и тоже скатился с танка.
Мурзин и стоявший рядом Куделя выскочили из траншеи, бросились к товарищам. За ними с криком «ура» поднялись и остальные. Неожиданно со стороны французского батальона послышался гул танковых моторов. Мурзин повернулся и увидел четыре немецких танка. Но на них не было черных крестов, они надвигались на немцев, и за ними наступали партизаны…
«Это танки Величко», – понял Мурзин.
Но в это время первый подбитый фашистский танк развернул башню в сторону атакующих партизан. До него было не более десяти метров. В несколько прыжков Мурзин оказался рядом и, сорвав кольцо, метнул гранату между мотором и бензобаком. Вслед за ним бросил гранату и Павел Куделя. Танк окутался клубами дыма. Из распахнувшегося люка полезли немцы. Длинная автоматная очередь прошила сразу двоих. Третий выполз с поднятыми руками.
Оставив его партизанам, Мурзин побежал к раненым друзьям, лежавшим возле второго танка, который уже успели покинуть немецкие танкисты.
Валентин Николаев был ранен в плечо и в ногу. Морозову пули прошили бедро.
– Быстро несите их в траншею, – распорядился Мурзин, когда партизаны обступили раненых.
Но пробегавший мимо Ушияк, возглавивший атаку всего отряда, приказал и самому Мурзину отправиться в траншею.
– Ты, Юрка, на этой земле гость. Не лезь раньше меня в пекло! – крикнул он уже на ходу.
Пришлось повиноваться.
Уже в блиндаже, куда партизаны принесли Морозова и Николаева, Мурзин склонился над юным ковпаковцем: