Черный генерал

Мурзин понимал, что перед трудным и длительным походом людям необходимо дать отдых, поэтому без возражений принял предложение Ушияка. Когда же партизаны разместились в просторных залах замка, Мурзин и Ушияк уединились в отдельной комнате и, склонившись над картой, долго обсуждали маршрут, по которому наметили вести отряд к границам Моравии…

Все дальше и дальше уходила в горы длинная вереница людей. Ночевали под открытым небом. Днем останавливались в лесных чащобах лишь для коротких привалов. Местные жители радушно встречали партизан, делились хлебом и салом. В честь гостей в каждом доме варили знаменитые кнедлики. Даже тисовские полицейские без сопротивления сдавали оружие, а некоторые из них спешили записаться в отряд.

На пятый день утомительного перехода партизаны вышли к железной дороге Жилина – Тренчин. Рядом с железнодорожным полотном серебристо поблескивал быстрый Ваг. На противоположном берегу по ущелью извивалось лентой асфальтированное шоссе.

Гулким эхом прокатился в горах отрывистый гудок паровоза. Через несколько минут из-за поворота показался железнодорожный состав. Укрывшись в густом, развесистом ельнике, Мурзин с профессиональным любопытством подрывника разглядывал узкую колею, необычно маленькие товарные вагоны, платформы с пушками и тягачами, зеленые мундиры немецких солдат, охранявших военную технику.

Эшелон медленно тащился на подъеме. Наконец мимо прогрохотал толкач, окутанный клубами пара. И вновь протяжный гудок прокатился по горным ущельям.

Проводив глазами удалявшийся состав, Мурзин стал прикидывать, в каком месте удобнее форсировать Ваг, чтобы как можно быстрее укрыться в лесу на той стороне ущелья. Но навязчивая мысль не выходила из головы, мешала сосредоточиться: «Эшелон проследовал на восток. Значит, немцы подбрасывают к фронту резервы: А что, если взорвать состав на этом участке пути? Ведь в горах придется долго возиться, пока восстановят движение».

Позади хрустнула сухая ветка, послышались осторожные шаги. Мурзин обернулся. К нему подошел Ушияк.

– Юра! До Моравии еще далеко. Давай здесь под откос пустим бошей.

Мурзин обрадованно улыбнулся:

– Верно, Ян! Не может настоящий партизан оставить после себя нетронутую железную дорогу. Выделяй подрывников. С ними Павел Куделя останется. Он с этим делом хорошо знаком. А мы поведем людей на ту сторону. Во-он туда, – он показал на гору, покрытую хвойным лесом. – Когда весь отряд переправится, тогда и заложим взрывчатку…

– Только надо темноты дождаться. За ночь мы далеко уйдем, а днем боши могут вслед увязаться.

– И то верно. – Мурзин посмотрел на часы. – До захода солнца осталось всего два часа. За это время разведчики прощупают брод. В случае чего мы их огнем прикроем. И переходить будем не сразу. Пойдем частями. Одна рота переправляется – другие в боевой готовности для огневого прикрытия. Те, кто переправится, будут прикрывать переход остальных. А ты, Куделя, – обратился Мурзин к своему неразлучному другу, который и здесь не отставал от него ни на шаг, – последним пойдешь. Бери подрывников и готовь их к операции. Тебе ведь не впервой с эшелонами расправляться.

– Слушаюсь, товарищ капитан! Искупаем немцев сегодня в реке.

– Не хвались, Павел, раньше времени. Сначала и нам помокнуть придется. Пока подальше в горы не выберемся, и просушиться-то негде будет. Поэтому не тяните время, действуйте быстро. А мы вас на той стороне подождем. В крайнем случае тоже огнем прикроем. – Мурзин осмотрел местность. – Мину заложите вон на том повороте дороги, там удобнее. Если с горы эшелон пойдет, считай, весь в реку скатится. Да и вам оттуда ближе к нам добираться.

– Ясно, товарищ капитан! Выполним в лучшем виде.

Смуглое лицо молдаванина сияло от удовольствия.

К вечеру небо затянулось плотными тучами. В сыром ущелье сумерки сгущались быстро. Неожиданно стал накрапывать мелкий моросящий дождь. До наступления темноты еще шесть воинских эшелонов с различной техникой проследовали мимо притаившихся партизан. По шоссе изредка проезжали грузовые и легковые автомобили.

Когда наконец наступила ночь, Мурзин вывел из леса первую роту отряда. Миновав железнодорожное полотно, люди быстро спускались с насыпи. Торопливо сняв обувь, осторожно ступали в воду. Быстрый холодный поток с урчанием бился о камни. Сразу заледеневшие ноги неуверенно ощупывали дно, натыкались на острую гальку. Если кто-нибудь падал, споткнувшись, цепкие руки товарищей сразу помогали ему подняться. Вода порой доходила почти до пояса, промокшая одежда липла к телу. Мурзин вспомнил, как его учил когда-то знакомый партизан-кавказец: «Когда переходишь через бурную горную реку, не смотри на воду. Закружится голова, не устоишь на ногах. Снесет. Смотри прямо вперед или хоть на небо». И действительно, стоило только глянуть вниз, как от стремительного мелькания поблескивающих в темноте у ног водяных струй сразу же начиналось непреодолимое головокружение и хотелось ухватиться за что-нибудь или опереться руками о дно… Прав он был, тот самый Шалико, что погиб потом на Украине, вдали от своих горных рек.

Люди упорно преодолевали стремительное течение и друг за другом выбирались на противоположный берег.

Мурзин перешел Ваг одним из первых. Еще не натянув сапог, он остановился на обочине шоссе и стал поторапливать партизан, направлявшихся к лесу.

– Бегом, бегом по асфальту. Согрейтесь. А то простудиться недолго.

Наконец командир роты, замыкавший строй, доложил, что все его люди уже переправились. Мурзин собрался покинуть свой пост, когда вдали мелькнул свет автомобильных фар.

– Ложись! – глухо крикнул он и, обхватив командира роты, повалил его в неглубокий кювет.

Шуршащий шелест шин ветром пронесся над головой. А позади, сквозь рокот бурного Вага, пробивались еле слышные звуки, по которым можно было догадаться, что вторая группа уже начала переправу. С этой группой должен был прийти и Ушияк. Шум автомобильного мотора затих вдали. Мурзин сел на землю, протер носовым платком ноги, обмотал их сухими портянками и с трудом натянул голенища сапог на мокрые брюки.

– Иди в лес. Собирай своих и размести их так, чтобы могли простреливать дорогу в обе стороны, – приказал он командиру роты. – А я здесь Ушияка подожду.

– Хорошо! Только рискованно вам одному оставаться.

– Ничего! Волков бояться – в лес не ходить. Топай быстрее.

Командир роты перебежал дорогу и растаял в темноте. Мурзин спустился на каменистый берег реки и, снова встречая партизан, поторапливал их, указывая путь к лесу. Вскоре его окликнул Ушияк:

– Юрий-братор! Это ты здесь движение регулируешь?.. Какая машина сейчас прошла?

– Легковая. «Оппель-капитан», по-моему.

– С бошами или цивильная?

– А кто ее знает. Я на всякий случай в кювете спрятался.

– Давай, Юра, оставим здесь патруль. Пусть другим дорогу показывает. А сами пойдем в лес. Не место нам тут глаза мозолить. Так ведь у вас говорят?

Лес начинался почти у самого шоссе. Ушияк шел босиком. Наступив на сухую шишку, он выругался и, присев под деревом, стал натягивать сапоги. Мурзин засмеялся:

– Крепко это у тебя получается.

– Что крепко? – не понял Ушияк.

– Здорово, говорю, ругаешься, без акцента. Когда так разговариваешь, акцент чувствуется.

– То правда же. Эти слова я первые заучил. Еще под Одессой, когда у бошей служил, ваших моряков в плену видел. Они такими словами немцев ругали. Смелые были вояки. Эти слова им злость прибавляли. А мы сами про себя тоже этими словами немцев ругаем. Вот и научился я их хорошо выговаривать. То было…

Протяжный гудок паровоза заглушил последние слова Ушияка. По ущелью прокатился грохот мчавшегося под уклон состава. Длинный луч света скользил по склону горы, выхватывая из темноты мощные стволы сосен и елей.

– Этот эшелон последний. Больше не пройдут, – сказал Мурзин. – Следующий через десять минут. К тому времени Павел Куделя уже сработает. Сейчас небось четвертая рота брод переходит. Теперь одни подрывники на той стороне остались.