Страница 22 из 50
Что она скажет Юрию? Правду?
Ольга колебалась, пока не поднялась в лифте на свой двенадцатый этаж. Еще открывая ключом дверь, не была уверена, что скажет. Но когда вошла и увидела Юрия в той же позе, что и вчера, и позавчера, и три дня назад, решилась.
– Ну и что? – спросил он, не поворачивая головы. – Что узнала?
Перед ним стояла зеленая кухонная табуретка, на ней – она не могла понять что. Она прижала к переносице очки, стараясь разглядеть.
Раздвоенный нерв напомнил о себе снова. Сейчас он прожег насквозь, воспламенил кровь. Так загорелся бикфордов шнур, вспомнила Ольга, не на уроке физики, а после. Когда они с Юркой подожгли его, в шестом классе. Он стащил шнур у отца из металлического ящика.
Перед Юрием на табуретке лежали смятые пивные банки. Пустые, конечно. Их стенки впечатались друг в друга так, будто их долго долбали каблуком. Ольга бросила взгляд на паркет. Никаких следов. Значит… он мял их руками?
Пламя внутри погасло, засыпанное льдинками. Они звенели, звон отдавался в ушах.
Юрий уловил в ней перемену и насмешливо спросил, глядя на нее в упор:
– Так что тебе сказали… обо мне?
– Они сказали, что тебя никогда не возьмут в охрану, – проговорила она на одном дыхании.
– А я что говорил? – Он хрипло рассмеялся и снова вернулся к героям боевика.
– Может, выключишь? – спросила она, стараясь не повышать голоса. – Поговорим.
Он нажал на пульт.
– Говори. – Сжатые кулаки ритмично колотили по гобелену подлокотников.
– Я нашла тесты, – сказала Ольга. – Я сама ответила на них. Получилось, что у меня умеренная агрессивность, с которой легко идти по жизни. Хочешь посмотреть?
– Что? Что ты сказала? – Он повернулся к ней всем корпусом. – Предлагаешь списать и выучить наизусть? Или ты наймешься в охрану вместо меня? Девушка с ружьем, да? Слабо? – Он громко захохотал, глаза заблестели.
– У меня есть работа, – неожиданно взвилась Ольга. Вероятно, ее умеренная агрессивность дала о себе знать.
– Работа? Эта твоя работа… Эта…
– Да, у меня есть работа, – повторила она. Похоже, он расслышал в ее голосе что-то новое, интонацию, непривычную для нее. Он выкрикнул:
– Они не берут меня! Меня никто не хочет!
– Я… я хочу тебя, – вырвалось у Ольги.
– Да кто ты такая? Что ты можешь! – Он бил кулаками по подлокотникам, но уже в равном ритме.
– Но я и не требую от тебя ничего… такого…
– Она не требует! Я сам знаю…
Ольга видела, Юрий больше не владеет собой. Как будто внутри у него все горело, а он еще сильнее раздувал огонь.
– Я не могу больше сидеть у тебя на шее… Меня никуда не берут. – Он поднял на нее глаза, такие она не видела никогда и не хотела видеть. – Говори, говори, что тебе сказали! – Он стиснул челюсть. – Я хочу услышать, как ты это скажешь! Я хочу услышать это от тебя! Как ты после этого будешь жить со мной! Тебе страшно, да? Тебе уже страшно?
Она увидела, как пульт спрятался у него в руке. Она приготовилась услышать хруст пластмассы и не ошиблась.
– Потому что ты служил в той части, в которой служил, – тихо сказала Ольга.
– А в какой я служил? – свистящим шепотом спросил он.
– Сам… знаешь…
– Чему меня там учили?
– Сам знаешь, чему тебя там учили. – Нет, ты скажи, чему меня там учили!
– Тебя учили агрессии. Из тебя вынули все ужасное, страшное! – теперь Ольга кричала. – Не прикидывайся, что не знаешь!
– А во мне была агрессивность? – угрожающе тихо спросил он. – Агрессия была во мне, да? Ты меня боялась? Всегда боялась?
Она чувствовала, как бледнеет. Она вспомнила, как отчаянно, до победы, до крови из носа, он дрался с мальчишками. «Порох», – говорили о нем в городке.
– Да, – сказала она. – Была. Но в норме. В армии ее утроили, учетверили. Потому что им так было надо. Зачем ты пошел в эту чертову армию? Зачем? Ты мог бы закончить институт. Мы жили бы как нормальные люди!
– Это говоришь ты, дочь военного? – закричал он.
Но Ольга не слушала. Ей надо освободиться от того, что распирало ее, мешало жить. Не важно, что будет после, когда она закончит.
– Я понимаю, теперь нельзя ничего затолкать обратно. Разучить тебя бить, рушить, ломать, убивать. Или можно? Если можно было вынуть, почему нельзя затолкнуть обратно?
Она говорила, собственный страх отступал. Колючий нерв успокоился и не угрожал разорвать на части. Она не должна его бояться, нельзя бояться того, кого любишь.
– Ага-а… – Юрий медленно поднимался. – Ага-а. Вот как. Ты всегда знала, что я такой, да? А ты водилась со мной, да? Ты ждала меня из армии… Ты впустила меня к себе в дом. Почему? Ты думала, к тебе слетит ангел от морпехов? Ха-ха! Знала бы ты, знала бы ты… Что с нами делали там… Что делали мы там! Знала бы ты… – Его голос становился все громче, он поднялся почти во весь свой рост.
Она… неужели? Она… слышит в его голосе слезы?
– Я не тот… Я…
«Только бы он не услышал сам свои слезы, только бы не…» – молила она.
Но он их услышал. Злость на себя, на свою слабость распалила сильнее.
– Я ничего не думала, – поспешно сказала Ольга, стараясь успокоить его. - Я ждала тебя. Понимаешь – тебя.
– Вот он я! – Он раскинул руки. Потом упал в кресло. Он сжал пульт двумя руками, хрустнувшая пластмасса переломилась пополам. – Видишь, что я умею! Вот он я, смотри. Я умею еще не то. Хочешь, я раскатаю пальцами эти банки и завяжу их узлом? Хочешь?
– Не хочу, – бросила Ольга.
– Хо-очешь. Свяжу в ожерелье, повешу тебе на шею. Подарок от дорогого и любимого. От которого ты сама не знаешь, как избавиться, да? Ха-ха-ха! Угадал? Я знаю твое заветное желание… Знаю…
Ольга смотрела на Юрия, в ее глазах застыл ужас.
– Что смотришь? Думаешь, нападу на тебя? И нападу! – Он встал и медленно направился к ней.
«Убежать? – мелькнуло в голове. – А что потом?» Она стояла, не двигаясь. Только выставила перед собой руки предупреждающе.
– Не подходи, – тихо проговорила она. Ее синие глаза, не мигая, смотрели в его темные. Она видела в глубине их боль. Но лицо было чужим, злым. Таким она никогда не видела Юрия.
Он протянул к ней руки, но она толкнула его в грудь.
– Ты… ты меня толкаешь? – Он сжал кулак и ударил.
Ольгина голова мотнулась, она стукнулась затылком о косяк.
Все потемнело и успокоилось…
Она открыла глаза и увидела женское лицо.
– Зачем же так спешить, деточка? Зачем падать? Вообще зачем натирать паркетный пол до блеска? Чтобы потом красавец муж нашел тебя без чувств, – говорила она, рассматривая лицо больной.
– М-м-м… Да… это было слишком… Я не знаю…
– Зато я знаю. Твой муж рассказал. А теперь спи. Отдыхай.
«Все не так, – хотелось крикнуть ей. – Совсем не так!» Но зачем знать правду этой женщине?
Ольга опустила веки.
– Лежи, не напрягайся, – попросила медсестра.
Она закрыла глаза и почувствовала, как горячие слезы потекли по щекам.
«Боже мой, – думала она. – Вот и вся любовь, как ни банально».
А потом ее осматривал окулист, он сказал, что ей угрожает отслоение сетчатки. Высокая степень близорукости, объяснял он, сама по себе опасность дистрофии и отслоения сетчатки. А еще удар… Можно ослепнуть.
Ольга вернулась домой из больницы и нашла письмо.
Юрий писал, что не хочет окончательно испортить ей жизнь, поэтому исчезает. Он отправляется туда, где нужны такие парни, как он.
«Но оранжевый парус ты все равно увидишь…» – прочитала она внизу и горько вздохнула. Пообещал бы ей кто-то, что она вообще не ослепнет. А уж парус, да еще оранжевый… Как-нибудь без него.
В конверте нашла немного денег. Юрий играл в водное поло, нашел под Москвой какую-то команду, иногда приносил деньги.