Дорогой Джим

— Урод чокнутый! — шепнул один парнишка другому. Камни градом забарабанили в дверь, и сорванцы с хохотом разбежались по домам. На другой день это повторилось. Их родителям, конечно, было известно об этих проделках, но они предпочли не мешать своим отпрыскам развлекаться. Всегда приятнее думать, что другой виноват больше, чем ты сам, — так, вероятно, полагал каждый из них. И вину за случившееся по всеобщему молчаливому согласию возложили на Десмонда.

Что еще удивительнее, это сработало. Вскоре в пресловутый дом номер один въехала приятная, ничего не подозревающая чета поляков, и еще через пару недель он уже ничем не отличался от других домов в квартале.

Десмонд явился на кладбище, одетый в поношенный черный костюм с потертыми локтями и лоснившимися коленями. Его можно было принять за старого официанта из придорожного кафетерия. Священник начал читать обычную молитву, и при первых же ее словах старика начала бить дрожь. А когда отец Флинн дошел до Евангелия от Луки, Десмонд, затрясшись в рыданиях, был вынужден спрятать лицо в ладонях. Внизу, у подножия церковного холма, словно опята, усеявшие землю возле пня, блестели мокрые от дождя крыши городских домов. Три гроба уже давно опустили в землю, над каждым из них вырос аккуратный могильный холмик, а старый Десмонд все стоял. Он не двинулся с места, даже когда моросивший дождь внезапно хлынул как из ведра.

В конце концов очнувшись, он заковылял к своему дому — кивнул ребятишкам, игравшим в конце улицы, и захлопнул за собой дверь. Больше его никто не видел.

Если бы не другой почтальон по имени Найалл, чье любопытство — видимо, свойственное всем людям его профессии — выгнало его из дома навстречу самому невероятному событию за всю его серую, унылую до зубной боли жизнь, вся история могла бы закончиться прямо на этой странице.

Однако завеса тайны над убийством сестер Уэлш только начала приоткрываться.

Любой, кому в этот вечер припала бы охота прогуляться вокруг кладбища, наверняка потом клялся бы и божился, что видел призраки обеих сестер — видел, как, выскользнув из-под дешевеньких, оплаченных из городской казны каменных плит на их могилах, они прозрачными струйками тумана заскользили вверх по улице, к зданию городской почты… как потом покойницы чуть слышно скреблись в служебное окошечко. Что ж, неудивительно, что души сестер не могли обрести покой — ведь у них оставалось еще одно, незавершенное дело.

Десмонд — бедная, наивная душа — оказался к разгадке тайны куда ближе, чем он думал.

И хотя обе сестры были мертвы, ни для Фионы, ни для Рошин эта история еще не закончилась.

ИНТЕРЛЮДИЯ

НЕДОСТАВЛЕННОЕ ПИСЬМО

II

Найалл, дежуривший на почте возле служебного окошка, не слышал никаких странных звуков. И вовсе не потому, что не любил слушать истории о привидениях или не обрадовался бы, увидев призрак вместо обычного посетителя. Просто ему и в голову не пришло прислушиваться к каким-то там звукам, да еще поздно вечером.

Нет, скорее всего, случилось это потому, что волк, которого он рисовал, раз за разом превращался в какую-то пакость — и Найалл уже заранее знал, что так будет, знал еще до того, как принимался раскрашивать его сверкавшие янтарным огнем глаза.

— Ах ты… зараза! — сплюнув, пробормотал он, с отвращением разглядывая уже пятый за этот вечер набросок. Как такое возможно? Когда он еще учился в художественной школе, рисунки зверей ему удавались особенно хорошо, даже старый профессор Васильчиков и тот был вынужден в конце концов это признать. Леопарды и пумы яростно скалились со страниц его альбомов, их красочные, выпуклые изображения, казалось готовые прыгнуть на вас, украшали все комиксы, которые он собирал. Однако с этим рисунком у Найалла почему-то не заладилось с самого начала. Уже закончив работать с головой и перейдя к стройным, мускулистым ногам зверя и пушистому, серебристо-серому меху, почтальон все ломал себе голову, как сделать так, чтобы придать изображению ощущение страшной, дикой, яростной силы. Но сколько он ни бился над этим, изображение волка с удручающей регулярностью превращалось в портрет раскормленной дворняги или волк вдруг начинал смахивать на страдающую застарелым артритом лису, причем случалось это почему-то всякий раз, когда художник переходил к хвосту.

Если бы Найалл продолжал упорно корпеть над своим рисунком, возможно, в один прекрасный день он превратился бы в довольно приличного художника, одного из тех, кто рисовал картинки для его обожаемых комиксов — наподобие богоподобного американца Тодда Сэйлса, например, чьими комиксами, вроде знаменитой «Космобазы» он зачитывался еще мальчишкой. Главным героем «Космобазы» был Слэш Браун, «джентльмен удачи», космический охотник за головами, обвешанный оружием с головы до ног, и Пиклс, его говорящая обезьяна, помогавшая своему хозяину в бесконечных схватках с кровожадными мутантами и зловредными пришельцами, наводнившими всю систему альфа Центавра и других галактик.

Но кого он пытается обмануть, спрашивал себя Найалл. Скорее всего, впереди его ждала бы куда более скромная карьера — лучшее, на что он мог надеяться, это иметь возможность начищать башмаки мистера Сэйлса или — и то, если очень повезет, — его нового протеже, художника Джеффа Александера, только недавно ставшего создателем нового, в четырех сериях, комикса в стиле Дикого Запада «Шестизарядный, или Путь в Юму». Комикс ему заказало руководство «ДаркУорлдКомикс», и вот теперь этот вчера еще никому не известный художник, встречая сияющие восторгом детские глаза, имел полное право небрежно ронять: «Мне кажется, в этом мире хватит места для нас обоих, странник!» — в точности тем же тоном, как это делали вооруженные стрелки или космические бандиты в его комиксах.

Найалл, бросив укоризненный взгляд на жалкую и ничуть не страшную фигуру своего волка, внезапно с какой-то пронзительной ясностью понял, что здесь ему ничто не светит и что если он и сделает карьеру, то пределом его мечтаний будет занять место у центрального окошечка выдачи почты. А ведь он мечтал придумать и нарисовать обложку к какому-нибудь комиксу в жанре средневекового фэнтези, на которой бы красовалась угрюмая громада замка, чьи полуразрушенные, заросшие мхом стены и обвалившиеся сторожевые башни вселяли бы трепет в сердца детей. Закрыв глаза, он мысленно представил себе его: окруженный мрачными вековыми деревьями, чьи искривленные, заросшие мхом ветви смахивали бы на уродливые костлявые старческие руки, воздетые к небу в немой мольбе, он угрюмо царил бы над всей округой, а обитателями его стали бы странные и ужасные создания, некогда населявшие древнюю Ирландию, которая в действительности никогда не существовала. Вороны, которых Найалл поместил в левом верхнем углу листа, на верхней перекладине виселицы, вышли на удивление хорошо. Их разинутые клювы, алчные красные пасти внушали ужас — казалось, они только и ждут момента, чтобы ринуться вниз и рвать на куски тело несчастного, все еще болтавшегося в петле прямо под ними. Кучка облаченных в доспехи рыцарей, верхом на могучих конях и с соколами в колпачках, возвращавшихся в замок после охоты, которых художник изобразил в дальнем углу, также получилась на редкость удачно. Даже фигурка сказочной девы, которую Найалл нарисовал выглядывающей из-за деревьев, вышла неплохо; черные, словно вороново крыло, волосы наполовину скрывали бледное лицо — спрятавшись за деревом, она будто пыталась укрыться в спасительной глубине леса.

Вот тут-то Найалл и допустил роковую ошибку.

Потому что сначала он хотел, чтобы волк внезапно выскочил на тропинку перед девушкой, с угрожающе опущенной косматой головой и пылающими, словно угли, глазами и загородил ей дорогу, приготовившись к нападению. Это сразу бы внесло нотку напряженности и наверняка заставило бы любого мальчишку с головой погрузиться в увлекательный мир приключений, в котором кровожадные чудовища подкарауливают невинных и беззащитных девушек, и подняло бы цену книжонки до десяти евро за штуку. И что из всего этого вышло? Найалл скривился, с отвращением разглядывая рисунок и думая о том, что все, что требуется от девушки, это скормить разжиревшей псине батончик «Баунти», наверняка завалявшийся у нее в корзинке, после чего спокойно идти своей дорогой. Печально, однако…