Дорогой Джим

— Надеюсь, вы проголодались? — единственное, что она услышала в ответ. На лице тетки играла улыбка — не менее загадочная, чем у сфинкса.

Возле обеденного стола мы заметили лишний стул. На белой накрахмаленной скатерти сверкали новые хрустальные бокалы, а сама комната была выдраена так, что чистотой могла поспорить с операционной. Как только мы чинно расселись вокруг стола, я перехватила ошарашенный взгляд, который метнула в мою сторону Ифе, — судя по всему, она тоже ничего не понимала. А Рози с отвалившейся челюстью только молча таращилась на тетку — та между тем вновь выскользнула из комнаты. Улыбка словно намертво приклеилась к ее лицу. Мы снова переглянулись. Кажется, мы угодили на какой-то прием.

— Что она задумала? — прошипела моя демоническая сестрица, явно встревоженная произошедшими с тетушкой переменами. Казалось, Мойра снова обрела уверенность в себе. Интуиция Рошин, никогда не подводившая ее, подсказывала, что дело нечисто. Было как-то жутковато видеть Мойру такой энергичной. Во всем этом чувствовалось что-то дикое, пугающее.

— Понятия не имею, — пробормотала Ифе, щупая салфетку — новехонькую, еще с ценником. — Хорошо, хоть больше не нужно притворяться, что мне нравится ее стряпня.

В коридоре послышались шаги, им вторило шкворчание сковороды. Мы все трое, не сговариваясь, вытянули шеи, заранее почувствовав недоброе. Клянусь, это смахивало на цирковое представление… Когда фокусник, сдернув платок, показывает пустую клетку, где только что стоял слон, а через мгновение вы обнаруживаете его за своей спиной.

На пороге столовой, держа в руках по сковородке, появился Джим, окутанный самым дивным ароматом, какой только можно было себе представить. Костяшки пальцев у него были сбиты — но он даже не пытался их прятать.

— А вот и вы, леди. Рад видеть вас снова, — с усмешкой заявил он. Но смотрел он при этом на меня.

Джим всегда опережал меня на шаг.

Оказывается, не сказав никому ни слова, он в начале недели позвонил тете Мойре и поинтересовался, нельзя ли снять у нее комнату. Словно в насмешку, она тут же вручила ему ключ от номера пять, того самого, где некогда обитал Гарольд, — когда-то именно там, на скрипучей кушетке он и сломал бедняжке жизнь.

— Он такой замечательный постоялец, — слащавым голосом пробормотала наша окончательно рехнувшаяся тетка, улыбаясь мне во весь рот. Но в конец меня добило то, что при этом она с видом собственницы положила руку на его плечо. Похоже, он не возражал — вместо этого метнул в ее сторону уже хорошо знакомый мне взгляд — от такого взгляда все женщины, от Мизен-Хеда до Кенмара, мигом теряют голову, напрочь забывая, как выглядит собственный муж.

— Что-то надоело мне завтракать всухомятку, — объяснил Джим, невозмутимо погладив тетушкину руку. Обе мои сестры при этом изо всех сил старались не смотреть на меня. — И тут ваша тетушка любезно предложила мне переехать к ней, с условием, что я буду помогать ей по дому. На редкость выгодная сделка, верно?

Ну еще бы, промелькнуло у меня в голове — естественно, я догадывалась, о какой «помощи» идет речь.

Уверена, что догадываешься, говорил его взгляд поверх бокала с вином. А еще мы оба знаем, что никто тебе не поверит, верно?

Для меня потянулись долгие недели мучений.

Я не нытик — и пишу это вовсе не для того, чтобы ты меня жалел. Я уже говорила об этом. И сейчас я хочу лишь одного, чтобы ты понял, до какой степени нереальным было наблюдать, как моя тетушка, безвкусно и старомодно одетая, растолстевшая на батончиках «Марс», вновь обретает прежнюю привлекательность и уверенность в себе, свойственные ей до того дня, когда Гарольд так бессовестно улизнул из расставленных ею силков. Джим на своем красном «винсенте» по-прежнему рыскал по окрестностям в поисках слушателей, готовых платить за его сказки, но каждый вечер, как пай-мальчик, возвращался домой, к Мойре.

Естественно, очень скоро комнату под номером пять должным образом «освятили». А после этого рюкзак и спальный мешок Джима торжественно переехали в хозяйскую спальню.

Должна честно признаться, что как-то раз прокралась под окно спальни и долго стояла, подслушивая, не раздастся ли оттуда звуков, которых он когда-то добился от меня. Но все, что мне удалось услышать, было негромкое бормотание. Сначала я ничего не понимала… потом все-таки сообразила. Они не занимались сексом — по крайней мере, в тот момент. Нет, Джим избрал другой способ соблазнить Мойру.

Он рассказывал ей какую-то историю.

После нескольких лет спячки моя тетушка словно заново вернулась к жизни, и пятничные обеды превратились в настоящие шоу, во время которых она являлась к столу во все более откровенных нарядах с низким вырезом и с украшениями нашей покойной матери в ушах и на груди. Она так похудела, что стала костлявой, как те модели, бедрам которых она завидовала раньше, а Джим, глядя на нее, прямо-таки лучился гордостью, словно счастливый новобрачный. Но что бы он ни делал, резал ли мясо или вытаскивал кости из восхитительной копченой форели, мой взгляд был прикован к его рукам — к пальцам, сжимавшим рукоятку ножа, — я смотрела на них и думала о Томо, о миссис Холланд и малышке Саре Мак-Доннел. Но шли месяцы, никаких новых убийств больше не было, и если у кого-то и появились подозрения насчет Джима, то теперь они растаяли, словно снег. Судя по всему, единственная, кто продолжала подозревать его, — я.

— Тебе нужно это пережить, — как-то раз вечером сказала мне Ифе, когда мы сидели у нее на кухне, попивая чай. — То есть я хочу сказать — мне же это удалось! И потом — ты ведь как-никак получила свой кусочек счастья, разве нет? — Я догадывалась, конечно, что сестра бравирует, старательно притворяясь, что все по-прежнему, но обмануть меня она не смогла — под этой маской я чувствовала ревность, глухо бурлившую где-то в самой глубине ее души. Ее футболист уехал из города недели за две до этого, вернувшись наконец к своей худосочной жене в их очаровательный домик на окраине Долки.

— Наверное, ты права, — кивнула я, заметив, как она знакомым жестом встряхнула волосами — так она делала, только если была раздражена. — Просто есть что-то… странное в том, что он переехал сюда и все эти убийства тут же прекратились. Тебе не кажется, что это не просто совпадение?

— Ой, я тебя умоляю, Перри Мейсон [21]выискался! — Лицо Ифе, чуть более грубоватое, чем у Рози, которая всегда напоминала мне пикси, [22]помрачнело. Между бровей залегла горькая складка. — Косоглазого китаезу, скорее всего, сбила машина. Сару прикончил кто-то из шайки заезжих бандитов, от которых мы натерпелись в прошлом году. А миссис Холланд просто умерла во сне, вот и все. Ну, ты успокоилась?

— Ладно, успокоилась, — буркнула я. Но мы обе знали, что это не так.

Тут нечем гордиться, я знаю, но скоро у меня появилась отвратительная привычка в пятницу вечером шнырять по теткиному дому.

Я пользовалась любым предлогом, чтобы прошмыгнуть наверх и порыться в вещах Джима, — а это было нелегко, поскольку он, конечно, догадывался, что у меня на уме. Приходилось пользоваться моментом, когда он возился на кухне или когда тетушка вытаскивала его прогуляться, чтобы похвастаться своим «приобретением» перед восхищенными соседками.

Скоро я обрела ухватки покойного Томо — рылась в шкафах, перебирала свитера, выворачивала карманы, не оставляя никаких следов. Как будто я играла в игру, но это была не игра. Потому что я понимала, что будет, застукай он меня за этим занятием.

И к тому же мне почти ничего не удалось обнаружить — во всяком случае, вначале.

Чего там только не попадалось: счета из ресторана, телефонные карты и обертки от жевательной резинки, исписанные номерами телефонов и девичьими именами. Полный набор записного Казановы — и ничего больше.

Но я была терпелива. Почти месяц ходила с опущенной головой, кротко сносила все мучения шайки малолетних монстров из своего класса и каждую пятницу покорно ела приготовленные Джимом обеды — и все это время не позволила себе ни единого подозрительного взгляда в его сторону. Мне даже удалось убедить себя, что больше не внушаю ему опасений, поскольку он снова стал дружелюбен со мной — ну просто любящий брат, да и только! Это означало, что теперь у меня в запасе есть несколько минут, чтобы прошмыгнуть наверх, наскоро оглядеть комнату, перевернуть матрасы и ковры в поисках чего-то такого, что поможет мне раз и навсегда убедить всех в том, что — я абсолютно уверена в этом — было правдой.