Страница 6 из 11
Первая в мире радиограмма
Ранним утром 12 марта 1896 года Попов и Рыбкин выехали из Кронштадта. Они везли с собой ящик — в нем находились приборы беспроволочного телеграфа.
На длинном столе физической аудитории университета был установлен единственный в мире радиоприемник. Настоящий приемник с аппаратом Морзе, способный принимать не какие-то условные сигналы, а подлинные телеграммы.
Антенну приемника через окно вывели на двор и укрепили на крыше здания. А за четверть километра отсюда, в другом университетском здании, Химическом институте — находился передатчик. Все было проверено, испытано. Доклад тщательно обдуман. Но по мере того, как стрелка часов приближалась к назначенному сроку, — волнение Александра Степановича усиливалось. В кругу авторитетных ученых, среди которых были и его учителя, он мог надеяться на признание своего изобретения. Но ему было запрещено говорить о нем сколько-нибудь подробно даже в этом кругу специалистов!
Председательствующий профессор Ф.Ф.Петрушевский предоставил слово докладчику. Александр Степанович взошел на кафедру. Перед ним амфитеатром сидели слушатели. Он видел их лица: настороженные, у многих — нетерпеливые, у иных — сомневающиеся.
Тщательно выбирая слова, медленно, иногда чуть повышая голос, когда требовалось подчеркнуть какую-нибудь мысль, Александр Степанович начал:
— Я нашел новую комбинацию приборов, которая позволяет наглядно демонстрировать на лекциях опыты Герца...
Как всегда, он был бесконечно скромен в оценке собственных заслуг. Опять он начал с упоминания о Герце, опыты которого, в сущности, давно оказались только поводом для его, Попова, великого изобретения.
Он напоминал слушателям: слабая искорка в резонаторе Герца, стрелка гальванометра в опытах Лоджа, звонок в грозоотметчике и вот, наконец, аппарат Морзе... А слушателям не терпелось увидеть все эти приборы в действии.
Покончив с объяснениями, Попов передал председателю листочек с азбукой Морзе. Какое томительное воцарилось ожидание!
Вдруг глубокую тишину нарушило характерное потрескивание морзевского аппарата. Сомневаться больше не приходилось — беспроволочный телеграф действительно существовал, работал. Минуя все преграды: кирпич, дерево, стекло, невидимые электромагнитные волны проникали сюда, в физическую аудиторию!
— Тире, тире, точка, — повторял председатель, склонившись у приемника над лентой. Он отыскал по таблице букву «Г» и записал ее. Потом одна точка — «Е»...
Методично постукивал якорь аппарата. Вскоре присутствующие могли прочесть текст первой в мире радиограммы:
Одно только имя стояло в этой радиограмме. Попов невольно вспомнил своего предшественника — Герца. Сейчас, в этот знаменательный в мировой истории техники момент, Попов думал не о себе, а о том, чтобы воздать дань уважения покойному физику.
Но если бы Генрих Герц мог здесь присутствовать, ему, не веровавшему в возможность такого изобретения, пришлось бы признаться в своей недальновидности. Герц должен был только упрекнуть себя, как это сделал позже, задним числом, когда радио было уже изобретено, Оливер Лодж: «Как ни глупо, — сказал английский физик, — но не было предпринято попытки увеличить мощность для увеличения дальности действия системы»...
Суть;в том, что даже возможность такой попытки не приходила в голову ни Герцу, ни Лоджу и никому в мире: только гений Попова осуществил ее.
Слушатели поднялись со своих мест. Все спешили к Попову — поздравить его, пожелать дальнейших успехов. Профессор Петрушевский тряс руку своему ученику. Но Попов как-то странно отзывался на поздравления товарищей.
— Беспроволочный телеграф? Может быть... — рассеянно отвечал он.
Перед уходом Александр Степанович подошел к секретарю Общества А.Л.Гершун и попросил так записать в протоколе заседания его сообщение: «А.С.Попов показывает приборы для лекционного демонстрирования опытов Герца»... При этом докладчик передал секретарю листок. На нем был написан этот краткий текст.
— Но присутствующие видели ваши приборы в действии и убедились в возможности беспроволочного телеграфирования! — возразил Гершун. — Скупая и краткая запись отнюдь не соответствует существу доклада.
Попов настаивал на своем... В конце концов секретарь вынужден был согласиться.
Один из участников исторического заседания вспоминает по этому поводу: «Когда в «Журнале Русского физико-химического общества» появился протокол заседания, меня поразила запись в нем по поводу доклада А.С.Попова. Она показалась мне весьма мало отвечающей тому, что на самом деле имело место и совершенно не отражающей того, что составляло центр интереса показанного. Показанная же нам на заседании аппаратура не была вовсе описана»...
Недоумевали, при виде этой записи, и другие физики, свидетели торжества изобретения Попова — его беспроволочного телеграфа...
Преграды
Изобретателю нужны были деньги. Без них нельзя завершить начатое дело, усовершенствовать радиотелеграф. На первых порах Попову хватило бы тысячи рублей. Александр Степанович пишет об этом рапорт в Адмиралтейство и передает его через начальника Минного класса В. Ф. Васильева.
Радиотелеграф существует. Все видели его и признали. Польза его очевидна. Радиотелеграф признан важным для флота изобретением. С этим согласны не только ученые, понимает это и морское начальство.
Председатель Морского технического комитета вице-адмирал Диков — человек образованный. Он согласен помочь Попову. Но, увы, не от него одного зависит выдача денег.
Вице-адмирал Тыртов — управляющий морским министерством — человек иного склада. Он не намерен тратить деньги зря, мало ли какую чепуху изобретают! Беспроволочный телеграф существовать не может. Это — фантазия, химера. А для «химерических» проектов денег в Адмиралтействе нет.
Что фактически означал отказ вице-адмирала Тыртова? Запрещение дальнейших работ по усовершенствованию радиотелеграфа.
Попов, правда, на свой риск и страх продолжает работу, но движется эта работа медленно.
Рыбкин так вспоминает о первых годах работы: «Недостаток средств, недоверие и консерватизм начальства — все это не предвещало, повидимому, в дальнейшем больших успехов. Громадные трудности стояли на пути беспроволочного телеграфа. Трудности эти были прямым следствием социальной системы, господствовавшей тогда в России».
Попову предстояло эти преграды преодолеть.
«Я — русский человек»
Так повелось со студенческой поры, что Александр Степанович на лето уезжал в Нижний Новгород — заведывать электростанцией на ярмарке. В 1896 году он уехал туда еще и как эксперт электрического отдела Всероссийской художественной и промышленной выставки. Среди разных технических новинок на выставке демонстрировался и грозоотметчик Попова. Пожалуй, это был один из самых интересных экспонатов выставки. Подле него всегда толпились посетители, ожидая того момента, когда послышится звонок аппарата, уловившего атмосферные разряды.
За «изобретение нового и оригинального инструмента для исследования гроз» жюри выставки присудило Попову почетный диплом. Это отличие немного утешало Попова. И в то же время на душе становилось особенно горько. Его прибор удостоен награды. А что же дальше? Как использовать это изобретение на благо родины, для русского флота?
Был у Попова выход: достаточно было одного его слова, чтобы двинуть вперед работу. Его приглашали в Америку. За океаном Попова уже знали, его изобретение уже оценили. Предприимчивые люди в Соединенных Штатах хотели организовать фирму, которая получила бы все права на использование русского изобретения. Деньги, материалы, помощь специалистов-инженеров — все мог получить Попов. Только на переезд отпускали тридцать тысяч рублей. Все, чего так тщетно добивался Попов на родине, он мог, без труда, приобрести на чужбине.