Аркадий Райкин

В монологах «Темнота», «Персик в цементе», «Ньютоныч», в маленькой сценке «Тесты» артист показывал серию своих блистательных перевоплощений, сатирических зарисовок, полных юмора, точно подмеченных деталей. Сатира Райкина была направлена против бесхозяйственности, процентомании, безграмотности, равнодушия.

Удивительные перевоплощения Райкина происходили без малейших изменений внешности. Менялись мелодика речи, интонация, а главное, внутреннее актерское самочувствие — и перед зрителями возникал новый персонаж.

Впрочем, в последнем спектакле он не стремился к полным перевоплощениям. В сценке «Тесты» на все предложенные вопросы психолога он с иронией как по отношению к своему персонажу, так и к самому интервью непременно добавляет «как и все мои товарищи». «Лично у меня, как и у моих товарищей, давно такого настроения не было», — отвечает персонаж на вопрос о настроении. «Сколько ложек сахара вы кладете в чай? — Я, как и все мои товарищи...» Его задача — во что бы то ни стало уйти от прямых ответов. Предлагающий тесты психолог (В. Шимановский) волнуется, выходит из себя, в то время как тестируемый абсолютно невозмутим. Одинаковые, с небольшими вариациями ответы, точно рассчитанные на смеховую реакцию публики, лишь изредка очень тонко подкрепляются гротеском.

Рисунок роли Аркадия Райкина, будь то монолог или дуэтная сценка, изящен, лишен густых, широких мазков «масляными красками»:

— Дело в том, что масло требует... может быть, другого жанра. Нельзя нарисовать маслом карикатуру. Те же Кукрыниксы делают разные работы — пейзажи, портреты, жанровые картины. Например, «Последние дни Гитлера» — там они пользуются маслом. А карикатуры они делают пером.

В спектакле «Мир дому твоему», оказавшись рядом с сыном, Аркадий Райкин использует «акварельный рисунок» из багажа приемов психологического театра. Дуэтные сценки с сыном — «Резидент», «Разговоры за чаем» — показались мне словно выхваченными из спектакля драматического театра. «Родители не знают, что делать с детьми. — А дети не знают, куда деться от родителей». Далеко не безупречный по своему поведению отец пытается воспитывать великовозрастного отпрыска. Но сын (Константин Райкин), вполне достойный своего отца, ловко шантажирует его — прекрасная иллюстрация пословицы «что посеешь, то и пожнешь».

Если обычно в эстрадном дуэте лидирует кто-то один, то в данном случае партнеры работали на равных. Тем интереснее наблюдать, как развивались их взаимоотношения, как они слушали друг друга, как общались с третьей стороной — зрительным залом. Обаяние молодого Райкина, глаза, улыбка, не говоря уже о пластике, его умение слушать и слышать на сцене делают его достойным партнером отца. «Удовольствие играть с таким партнером, как Костя», — говорил Аркадий Исаакович. Темпераментно, энергично, оправдывая самые невероятные ситуации, предложенные автором, Райкин-младший играл в большой миниатюре «Мокрое дело». Для самого Константина Аркадьевича после больших, классических ролей в «Современнике» это были своего рода «безделушки». Но такие «безделушки» стали ступеньками на пути вхождения в мир Театра миниатюр, руководство которым скоро всей своей тяжестью легло на его плечи.

Еще шли премьерные спектакли «Мир дому твоему», еще продолжалась работа с автором по уточнению текста, появлялись новые миниатюры, а Аркадий Исаакович уже думал о следующей программе:

«Мы уже придумали новую программу, придумали сюжетный ход. Хотим сделать поезд жизни — когда-то у нас был такой номер. Представьте себе на сцене бесконечную цепь вагонов, между ними нет никакого расстояния — один вагон переходит в другой. У них нет передней стенки, поэтому видно всё, что происходит внутри. Когда будет открываться дверь в купе, то зрители увидят, как за окном проносится пейзаж, бегут деревья, дома. В спектакле будет поднят целый ряд проблем, новых сюжетов. Люди едут, знакомятся. Но вот закрываются передние стенки вагонов и перед зрителями вокзал. Продаются билеты, объявляется посадка. Здесь же разговаривают проводники.

Договариваемся с авторами — Леонидом Лиходеевым, Семеном Альтовым. Может, будет и кто-то еще».

Зная, как работает Аркадий Исаакович, легко представить, что замысел должен претерпеть немало изменений.

—    Вы, по-моему, думаете о театре беспрерывно, и ночью и днем, — говорю я.

—    Это моя работа. Актер — не профессия. Это образ жизни, образ мысли.

—    Вы действительно так думаете?

—    Ну конечно. В наше время актер не тот, кто умеет представлять, а тот, который умеет мыслить, бороться. Это жестокая профессия, потому что ты работаешь на своих нервах, на своем здоровье, на своем сердце, отдавая себя целиком. Путь очень тяжелый, особенно путь сатирика. Ведь сатира действенна только тогда, когда она подкреплена собственными мыслями, прожитой жизнью, личным опытом, личной болью.

—    Зато, Аркадий Исаакович, на своем пути вы добились того, что удавалось немногим.

—    Знаете, я никогда специально ничего не добивался. Просто всегда хотел говорить то, что думаю.

Я уверена, Райкин не покривил душой. Он действительно не добивался званий и наград, пришедших к нему в конце жизни. Звание народного артиста СССР он получил в 58 лет и только в последнее десятилетие жизни был награжден Ленинской премией и званием Героя Социалистического Труда. «Звания ничего не дают, кроме ответственности и сознания, что каждую программу надо делать не хуже, а лучше, — говорил Аркадий Исаакович. — Дело все в том, что театры соревнуются друг с другом, а наш театр соревнуется только с самим собой. Ведь близкий нам Театр сатиры нечасто обращается к современным сатирическим вещам. Мы каждый раз стремимся сделать новый шаг, оттолкнуться от того, что уже достигнуто».

—    Когда получили звания, легче стало разговаривать с начальством?

—    Я бы сказал, они меньше стали обращать внимания на то, что я делаю: уж очень большая разница возникла между приемом зрителей и негативной оценкой руководства. Оно старалось делать вид, что меня просто не существует. Простой пример. Недавно наш театр около месяца гастролировал в Волгограде. Не буду говорить о приеме зрителей, он был прекрасным. Но в местной прессе — ни звука, очевидно, сработала команда отцов города. Я не удержался и сказал об этом на последнем спектакле, прощаясь со зрителями.

В одном из своих последних публичных выступлений, на съезде Всероссийского театрального общества (октябрь 1986 года), опубликованном в «Московских новостях», Аркадий Исаакович сказал: «Читаешь центральные газеты и иногда такое впечатление, что цитируют наши прошлые программы... Как перестроить мышление, душу? Надо, чтобы мысли, слова и дела совпадали». На это выступление, получившее на съезде большой резонанс, последовала реакция бдительного читателя. В той же газете в феврале 1987 года было опубликовано письмо, в котором автор, пожелавший остаться неизвестным, произвольно цитируя выступление Райкина («полная бесхозяйственность вместо грандиозных успехов», «развал вместо великих свершений», «пьянство вместо героического труда»), обвиняет его в злостном искажении советской действительности, добавляя, что «даже ярый противник СССР постеснялся бы сказать такое о нашей Родине».

И всё же, когда поощряют сатирика, который высмеивает существующие порядки, невольно возникает подозрение, что он потерял остроту, став удобным и даже выгодным. Что означал поток званий, хлынувший на Аркадия Исааковича в конце жизни? Хотели показать всему миру, как высоко ценится у нас сатира? Думали попросту задобрить, купить артиста? Сыграло ли роль личное благорасположение к нему Брежнева? Не берусь судить. Но важно, что, будучи и лауреатом, и Героем Социалистического Труда, он оставался Райкиным.

Менялось время. Приходили новые кумиры. Возраст и болезни совершали свою разрушительную работу. Но зрители по-прежнему горячо, с оттенком особого почтения и благодарности принимали любимого артиста. Знаменательно, что последние при жизни Райкина гастроли театра проходили в Ленинграде. Трехтысячная аудитория Выборгского дворца культуры, в том числе молодежь, не знавшая того, феерического Райкина, поднималась со своих мест при его появлении на сцене и долго аплодировала стоя. Мне посчастливилось быть свидетелем такого волнующего признания зрителей на обычном, рядовом спектакле.