Ангел-хранитель

С тех пор они не расставались. Уходя в отставку, Бородин вызволил со службы и Максима. Как-то незаметно их отношения из дружеских перешли почти в родственные. Часто даже было непонятно, кто кого опекает.

Викентию Павловичу нравился Максим. Сухопарый, высокий, с мягкими волосами цвета пшеницы, коротким носом и такими светлыми бровями, что их почти не было видно. Он казался молодым, но разбегающиеся от уголков глаз морщинки и слегка запавшие щеки все же выдавали его возраст: тридцать пять лет. Максим и вправду всегда все обо всем знал. Петрусенко уже понял, что это определенный склад натуры: очень общительный и отзывчивый человек притягивает к себе людей – к нему идут за советом, помощью, просто выговориться.

– А что, Максим, – спросил он, – у Всеволода Берестова тетя и дядя – что за люди?

– Господин Коробов большой чин по линии просвещения, начальник городского присутствия в Москве. Так себе господин: с виду важный, но по характеру – ни то ни се. Всем заправляет госпожа Коробова. Она дама важная, но хозяйка – плохая.

– Вот как? – удивился Петрусенко. – Это-то ты откуда знаешь?

– Да вот сад у них запущенный стоит. Раньше никто не жил, оно понятно. Но сейчас приехали, мальчонку привезли. Она наняла было садовника, он начал там прибираться, да успел только одну клумбу разбить, как госпожа забрала его из сада на другие работы.

– А ты, значит, с садовником этим знаком? – улыбнулся Викентий Павлович.

– Верно. Да это Степан, вон, из Енино. За Лушей ухаживает, бегает к ней из «Замка» вечерами.

– Постой, Максимка! – вмешалась в разговор Людмила. – А мне только вчера кухарка наша говорила, что тебе нравится из села Енино девушка Луша. Уж не она ли?

– Она, – махнул рукой Максим. – Так ведь совсем молоденькая девчонка, и Степан молод, хороший парень. Пускай себе…

– Так что, папа, это тот самый мальчик, о котором писали газеты? Чьи родители погибли во время пожара во Франции?

Саша оживился, глаза у него заблестели.

– Да, это он. Его зовут Всеволод.

– И я завтра к нему поеду в гости?

– Ну, раз он тебя пригласил – поедешь.

– Отлично! А где это?

– Это недалеко, – сказал Вадим Илларионович. – Максим тебя отвезет в двуколке. А хотите, можете и верхом.

– Верхом поедем! – воскликнул Саша. Он менялся на глазах, вновь становился веселым, открытым и восторженным мальчуганом, каким и был всегда. – А сколько лет Всеволоду? Кажется, он моложе меня…

– Да, ему лет семь, – кивнул Викентий Павлович. – Но знаешь ли, когда человек много пережил, он всегда взрослее своих лет. И потом, у него есть гувернантка, совсем молоденькая девушка. Думаю, тебе с ней тоже будет интересно общаться. Мне она понравилась. Я даже принял ее сначала за сестру мальчика.

– Нет, – опять вмешался Максим. – У молодого князя нет ни сестер, ни братьев. Хотя когда-то у него сестричка была, да только умерла в младенчестве.

– Как же, как же, – оживился Бородин. – Помню я эту историю. Много лет назад княгиня Берестова именно здесь, в имении «Замок», родила ребенка, который и умер сразу после родов. Помнишь, Люся? Ты тогда тоже жила у родителей здесь, в «Бородинке», писала мне даже об этом?

– Помню, – кивнула Людмила. – Родилась девочка и сразу умерла.

– Вот они, Берестовы, с тех пор и перестали сюда приезжать совсем, – добавил Вадим Илларионович.

– Так и было, – подтвердил Максим. – А девочка та похоронена на кладбище при женском монастыре. Монашки за могилкой и приглядывают. Я слыхал – особенно одна послушница старается.

3

Сестра Аглая пришла на монастырский погост как всегда днем, перед вечерней. Маленькая могила, над которой склонился мраморный ангел, была почти скрыта разросшимся барвинком, а в изголовье Аглая посадила куст шиповника. Он за три года разросся и теперь нависал над печальным ангелом словно страж, густо обсыпанный уже красными плодами. По весне же он цветет чудесными розовыми цветами – такими нежными, как ее чувства к несчастной малютке, покоящейся здесь.

Три года назад она пришла в этот монастырь, жила здесь сначала белицей, потом стала послушницей, приняла имя «сестра Аглая». Ей нравилось ее новое имя: звучало по-иному, но напоминало ее настоящее, мирское. Горько пришлось ей в жизни, прежде чем привела судьба сюда, к Святым воротам Владычного монастыря. А в чем она была виновата, за что обошлись с ней так люди? За то, что полюбила? Так обвенчаться должны были они, кто же знал, что заберут суженого в солдаты так внезапно! Скончался царь Александр III, на престол готовился взойти наследник, ожидалось не только народное ликование, но и народные беспорядки. Вот и прошел этот стремительный набор рекрутов…

Аглая хорошо помнила, как пришла к матери своего жениха. Шестнадцатилетняя девчонка, испуганная, но полная надежды. Стройная… Четыре месяца беременности еще никак не отразились на ее фигурке. Дом, на крыльцо которого она поднялась, был добротным, с богатым двором и дворовыми постройками, обнесенный высоким, без единой щели забором. Двери открыла ей одна из невесток – жена старшего брата. Прыснула, оглядев ее, хотя девушка и надела свое лучшее платье и единственные башмачки.

– Мамаша! – крикнула в глубь дома. – Тут явилась эта… Пустить?

Жених много рассказывал ей о своем семействе. О старших уже женатых братьях, о покладистом, покорном отце и суровой матери. Да и кто ж у них в деревне не знал Лютую Стешку? Лютая – это была ее девичья фамилия. Еще в девках Степанида отличалась как броской внешностью, так и самодурным нравом. Тогда и приклеилось к ней это прозвище, которое, впрочем, было ее настоящим именем. Видно, Господь знает, как кого назвать, чтоб людям сразу суть человеческая видна была! Выйдя замуж, родив трех сыновей, Степанида так для всех и осталась Лютой Стешкой. Теперь девушка и сама стояла перед дородной женщиной в большой комнате с чудесным деревянным полом, а не земляным, какой был в ее домишке. Вдоль стен выстроились разные шкафчики, а в них, за стеклами, много красивой посуды…

– Зачем пришла? – спросила, не поднимаясь с кушетки, женщина.

Девушка сжалась от мрачного голоса и пронзительного взгляда, сердце заколотилось так сильно… Но деваться было некуда, и она сказала. Сказала, что они с ее сыном заручились – он надел ей на палец серебряное колечко, как своей невесте. А теперь у нее будет ребенок:

– Ваш внук…

Вот тут Стешка Лютая вскочила, затопала ногами, закричала:

– Ах ты мерзавка, голь перекатная! В богатый дом втереться хочешь, мужичка! Еще неизвестно, с кем байстрюка нагуляла! Так мы тебе и поверили!

Вбежали обе невестки, завизжали, замахали руками:

– Поди прочь! Поди прочь!

Домой она еле дошла. Слезы перехватывали горло, не давая дышать, голова кружилась. Дважды резко полоснуло болью по низу живота. Дома, упав на кровать, горько рыдая, она все рассказала бабушке.

– Глупенькая ты моя, горемычная! – приговаривала старушка, гладя внучку по голове и плечам. – Если бы я знала, не пустила бы тебя в тот дом. Ты сирота, у тебя только и есть я, старуха, да эта халупка. Мы для Стешки Лютой никто, босота. Двоих сыновей она на богатых женила, а твой сосвоевольничал – отказался от Наташки Рындиной, богатой невесты. Тебя выбрал. Вот и отыгралась она на тебе. Люди поговаривают, сама сына в солдаты отдала.

– Как же это? Не может быть! – Девушка подняла заплаканное лицо, испуганно посмотрела на бабушку. – Ведь мать она ему!

– Знать, конечно, точно об этом никто не знает, – вздохнула бабушка. – Да только человек она недобрый, ни к мужу, ни к детям своим. Могла и так сделать, чтоб наказать за непослушание, чтоб на тебе не женился… И то сказать: захотела бы – выкупила из солдатчины. Денег ведь куры не клюют…

Через два месяца бабушка заболела и умерла. Старенькая была, все время хворала. Да только и позорная слава внучки, о которой Лютая Стешка раструбила на всю деревню, добила бабушку. Похоронив ее, Аглая ушла из деревни в город.