Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 13

— Братик мой дорогой, — кривит рот Маша, собираясь заплакать, а глаза настороженные. Ожидая возвращения Павла, она вся извелась — что же будет с квартирой? После жизни в городе ей не хотелось возвращаться в Паскудовку. Никак. И школа рядом…

Она измучила Юру всевозможными сценариями того, как нужно действовать и что говорить. Ты мужчина, внушала она мужу, поговори с Павлом. Объясни ему, что мы привыкли здесь, Лешенькина школа рядом. Мы, наконец, платили за квартиру и ремонт сделали за свой счет, пусть будет благодарен! Ему все равно, он один. Ему же лучше, если соседи вообще не будут знать, что он вернулся. Она договорилась до того, что вдруг выпалила про какое-то письмо, якобы написанное в полицию соседями дома — не хотят они, мол, жить рядом с убийцей. По тому, как внезапно она замолчала, Юра понял, что мысль о письме пришла ей в голову прямо сейчас, на ходу, и она сама слегка испугалась и застыдилась. Он смотрел на бледное лицо жены, еще миловидное, с каким-то тоскливо-голодным выражением и вечной жалобой в глазах: мало, мало, дайте еще, вон у других… вон у других все есть! Манера жаловаться и прибедняться, прятать куски на черный день по всяким тайным углам, покупать впрок то десять пар колготок, то полсотни пар мужских носков, то постельного белья на целую армию, то стирального порошка. Все в норку, все упрятать, все под замок. Поспать можно пока и на старых простынях, а носки заштопать. Не велик барин. Юра прочитал в одной книге, что это называется комплекс нищеты и не зависит от человека. Машу можно понять, они пережили несколько тяжелых лет, пока он был без работы, а тут ребенок подрастает, нужны соки, детское питание, бананы. Ее можно понять, но с души воротит. Так жизнь проходит в набивании защечных мешков…

— Павел твой брат, — ответил он тогда, — сама с ним и говори. Мне все равно, где жить. Могу и в Посадовке, там хоть воздух свежий.

Ну и получил в итоге по первое число. Маша вспомнила все его грехи за долгую супружескую жизнь. И неумение заводить связи, и неповоротливость, и леность, и ремонт, который всегда на ней. Юре врезалось в память: ремонт всегда на ней. А хотелось праздника на двоих.

— Павлуша, — заискивающе начала Маша, — а что ты собираешься делать? У нас тут безумно трудно с работой… Ужас, что делается. Как ты думаешь дальше-то жить?

Павел пожал плечами. Больше всего ему хотелось убраться прочь. Он устал с дороги, нездоровое лицо сестры напрягало. Юра тоже квелый какой-то, безрадостный.

— А давайте еще по одной! — вдруг вмешался Юра, у которого от подходов Маши, шитых белыми нитками, начали ныть зубы.

— Наливай, — разрешила Маша, подставляя свою рюмку.

Они снова выпили. Юра от выпитого стал словно меньше ростом. Разговор буксовал. Маше страшно хотелось взять быка за рога, но она побаивалась брата — всем известно, какими оттуда выходят. Вдруг припадочный стал, буйный… и вообще, ведь убил! Убил же! Сын сонно таращил глаза, и Маша сказала наконец:

— Ну, вы, мальчики, тут поговорите, а я пойду Лешку уложу. Леш, скажи дяде Павлику спокойной ночи. — Она выразительно посмотрела на мужа, но он сделал вид, что не заметил ее взгляда.

— Павел, я рад, что ты вернулся! — Юра впервые посмотрел шурину в глаза. — Честное слово. Ты не думай, мы неплохо живем, у меня есть работа. Маша выучилась на закройщицу, устроилась на хорошее место. — Он положил руку на плечо Павла, сжал слегка. Тут же испугался своего порыва и убрал руку. — Знаешь, я как-то друзей старых подрастерял. А новых не завел. Некоторые пошли в гору, говорили, заходи, старик, конечно, поможем, не вопрос, но ведь никто не помог… — Он потянулся за бутылкой. — Случайный человек помог. Знаешь, чувствуешь себя таким ничтожеством, ничего… ничего не можешь сделать. Тонешь, а выкарабкаться не в состоянии! Страшно… — Он говорил о себе, вспоминая, как обивал пороги, ходил на биржу, звонил по объявлениям, но получилось вроде как про Павла. Юра понял и смутился. — Давай! — Он поднял рюмку. — За возвращение! За новую жизнь!

Они выпили. Юра положил Павлу на тарелку вареной картошки, копченой рыбы, салат. Ему хотелось спросить о чем-то, он бросал на брата жены короткие взгляды. Наконец решился:

— Павлик, как… там было? Ты почти ничего не писал.

Павел пожал плечами:

— Ничего. Сначала… — он задумался на миг, — сначала непривычно. Потом привык. Такая же работа, как и раньше, механиком.

— Понятно, — пробормотал Юра. У него были еще вопросы, но задать их он так и не посмел. — Слушай, тут твой дружок звонил, с которым вы бизнес крутили, спрашивал про тебя, — вспомнил он. — Андрей.

— Когда?

— Недели две назад. Ты бы к нему зашел, может, с работой поможет…

— Зайду, — ответил Павел. — Конечно, зайду.

Больше говорить им было не о чем. В свое время дружбы между ними не получилось. Они и виделись-то нечасто. Юра знал, что Маша просила брата помочь ему с работой, устроить к себе на фирму, но Павел то ли не смог, то ли не захотел. Люди стали неохотно помогать друг другу.

Позже, когда Павла уже не было и они жили в городе, он иногда убегал на время в Посадовку, чтобы передохнуть, но Маша под предлогом заботы доставала его и там — приносила еду и чистые носки. А Юре от ее скорбно поджатых губ становилось еще хуже. В итоге он возвращался домой.

Павел сидел, глубоко задумавшись, уставившись тяжелым взглядом в тарелку. После водки ему захотелось спать. Юра тоже молчал, не зная, что сказать. Голос Маши долетал из комнаты мальчика. Кажется, она читала ему.





— Юра, — произнес вдруг Павел, и тот встрепенулся. — Пойду я, наверное. Вы не против, если я поживу в доме?

Юра побагровел. Ему показалось, что Павел прочитал его мысли — он все прикидывал, как бы сказать ему… или дать понять насчет дома…

— Поживи, конечно, — поспешно ответил он, испытывая страшное облегчение. — А можешь и здесь… Как хочешь. Это же твоя квартира, — добавил великодушно и покосился на дверь.

— Я думаю, лучше пока там, — ответил Павел, понимая Юру и сочувствуя. Он никогда его не интересовал — у него, Павла, была своя жизнь. Прекрасная работа, деньги, поездки за рубеж — жизнь сильного, удачливого человека. У него была Оля. И все это кончилось однажды… к сожалению. Он не задумывался, где будет жить, но сейчас остро осознал, что здесь, в этой квартире, где они обитали вдвоем с Олей, он не сможет. Он помнил, как она бежала открывать ему дверь, помнил ее легкие шаги… Помнил, как она бросалась ему на шею… Все здесь напоминало ему о жене.

— Мы отвезли туда твои вещи, — заторопился Юра. — Книги, лыжи, одежду. А компьютер Лешке отдали. Подумали, ты себе новый купишь, зачем тебе старье? Сейчас Маша придет, все расскажет.

— Я пойду, пожалуй. Устал. Давай ключ.

— Сейчас, — ответил Юра. — Там и газ есть, и свет. И… — заколебался он, пряча глаза. — Я даже телефон подключил. Недавно.

— Отлично, — ответил Павел, желая лишь одного — распрощаться поскорее.

— Ты, Павлик… — начал Юра, оглядываясь на дверь и понижая голос. — Там это… там кое-какие мои вещи.

Павел кивнул.

— Ты не говори Маше — наконец, выдавил из себя Юра. — Не нужно, чтобы она знала, лады? Я иногда бывал там… даже ночевал, когда она лежала с Лешкой в больнице….

Павел с внезапным интересом взглянул на него: неужели женщину приводил?

Юра между тем уже рылся в ящике буфета в поисках ключа. У него был свой, но он не спешил его отдавать. Искал запасной для Павла. Нашел наконец, протянул.

— Спасибо. — Павел сунул ключ в карман и поднялся.

— Подожди, — Юра тоже вскочил. — Я сейчас Машу… Подожди!

— Не нужно, — ответил Павел.

— Подожди, она положит тебе продукты! — Он выбежал из кухни и через пару минут вернулся с Машей. Сестра сияла из-за услышанной новости.

— Павлик, куда же ты? — фальшиво суетилась она. — А чай? Я пирог испекла.

— Спасибо, Машенька, — ответил Павел. — Пойду я. Поздно.

— Ты хоть дорогу помнишь? — Маша, улыбаясь, смотрела на него, давала понять, что шутит. — Тут рядом остановка автобуса, Юра проводит. Я тебе сейчас поесть соберу. Там же ничего нет. Положишь в холодильник, а завтра разогреешь. Там и магазин есть, и кафе, даже бар. И новые дома строятся. Наш дом хотели купить, но мы тебя ждали. Цены растут, ужас просто! Вообще там хорошо, свежий воздух, зелень, деревья. Я приеду в воскресенье, приберусь. — Она говорила возбужденно, радуясь, что все так безболезненно разрешилось. Накладывала салаты в баночки, колбасу и сыр в пластиковые коробочки. Заворачивала в салфетку пирог. Поколебавшись, сунула жестянку чая.