Маршак

В работе с Лебедевым инициатива исходила то от меня, то от него.

В книгах „Цирк“, „Мы — военные“ я писал стихи как подписи к лебедевским рисункам.

В книгах „Багаж“, „Сказка о глупом мышонке“, „Мистер Твистер“, „Круглый год“, „Разноцветная книга“, „Тихая сказка“ стихи предшествовали рисункам.

Вот и все, что я могу сообщить Вам».

В 1963 году Маршак написал стихи-воспоминания о жизни на Майдане:

30 мая 1963 года он пишет внуку Якову: «Мы оба очень заняты и поэтому встречаемся редко». В этой связи любящий дедушка, прочитав сокровенные мысли внука о некоторых неудачах, постигших его в школе, так как, по мнению самого Якова, он «не был собой, а играл какую-то роль», дает внуку ряд очень важных педагогических советов: «…Я верю в твои способности и в твои силы… Главное зависит от умения умно и рационально распределять свое время и работать не порывами, а спокойно и систематически…» Трудности Якова в школе были вызваны тем, что учителя не всегда пытались понять его. Кто знает, может быть, под влиянием письма от Якова (во всяком случае, по времени совпадает) появилась знаменитая лирическая эпиграмма Маршака:

Воспоминания о работе в Ленинграде, в «цехе детской советской литературы», жили в Маршаке постоянно. В конце 1963 года он пишет литературоведу А. В. Македонову, писавшему в то время книгу о Заболоцком: «Вы совершенно правильно набрели на те влияния, которые оказывали на Заболоцкого близкие к нему поэты.

А что касается меня, то я убежден, что детская литература и ленинградская редакция оказали оздоровляющее влияние на Хармса, Введенского, а через них и непосредственно — на Заболоцкого. В свое время я привлек эту группу поэтов, изощрявшихся в формальных — а скорей даже иронически-пародийных — исканиях. Самое большее, чего я мог ждать от них вначале — это участия в создании тех перевертышей, скороговорок, припевов, которые так нужны в детской поэзии. Но все они оказались способными на гораздо большее.

Особенно мне жаль Хармса, человека с абсолютным вкусом и слухом и с какой-то — может быть, подсознательной — классической основой…» Почему так часто возвращается к прошлому Маршак? Дело, наверное, не только в возрасте. Впрочем, он ответил на этот вопрос примерно в те же дни, когда писал письмо Македонову:

«НЕ БУДЕТ ДАЖЕ ТИШИНЫ…»

Вот одно из последних стихотворений Самуила Яковлевича Маршака, прочитанное им, как сообщает Иммануэль Самойлович Маршак, за несколько дней до смерти:

Эти стихи могли бы послужить эпиграфом для последней главы книги о жизни Маршака. Как все высокие таланты, он, разумеется, размышлял и о жизни, и о смерти. И конечно же чувствовал приближающуюся смерть, но работал, «как будто жить рассчитывает вечно».

Конец весны — начало лета 1964 года. Здоровье Маршака опасений не вызывало. Но вечером 16 июня началось очередное воспаление легких. Уговоры лечь в больницу в течение десяти дней результатов не дали. «Я должен быть в Стратфорде. Я выздоровею окончательно, побывав в этом городе Шекспира» — так или примерно так говорил он всем: и Иммануэлю Самойловичу, и Иосифу Абрамовичу Кассирскому — другу и врачу, — и почти уже незрячий пытался вернуться к своей статье о Шекспире, к работе над которой приступил 12 января 1964 года.

Плохое состояние здоровья не явилось причиной не отвечать на письма. Одно из последних писем, прочитанных Маршаком, было от Елены Иосифовны Андрушкевич, цыганки из Владимирской области, собирательницы цыганского фольклора, создавшей в 1942 году цыганский ансамбль в селении Хвойная Ленинградской области. Прибыло оно в начале мая 1964 года. Самуил Яковлевич очень обрадовался ему и продиктовал ответ Розалии Ивановне: «…Я рад тому, что мои стихи о цыганах дошли до сердца цыганки. Буду благодарен, если Вы пришлете написанную Вами музыку. Лучше всего магнитофонную запись. Только укажите, с какой скоростью Ваша музыка записана.

Если не трудно, напишите мне, что Вы помните о таборе и о цыганах „Яра“.

Шлю Вам свой искренний привет.

С. Маршак».

Австралийский писатель Алан Маршалл, автор повести «Я умею прыгать через лужи», полюбивший книгу «В начале жизни» и мечтавший перевести ее на английский, побывал у Маршака 17 июня 1964 года. «Я не намеревался писать историю своего детства: я пытался рассказать, что такое детство вообще», — говорил ему Самуил Яковлевич. Вот фрагменты рассказа Маршалла об этой встрече: «Маршак сидел за рабочим столом, среди книг и других сокровищ культуры, присланных ему из других стран. Он сидел словно охваченный их объятиями — объятиями мудрости и знаний. И я подумал: мудрость и знания должны сами тянуться к нему, как достойному их хранителю. Ведь вся сложность и значимость мира бесплодны, пока не раскроет их человек, обладающий этими высокими качествами. А Маршак одарял мудростью своих читателей, всех, кто его знал…

Взглянув в глаза Маршака, я увидел глаза ребенка, хотя в них светилась и мудрость, которая приходит лишь с опытом долгой жизни. Жизни, которая не озлобила его, не разрушила веру в Человека…»

27 июня, когда здоровье его несколько улучшилось, Самуил Яковлевич согласился лечь в больницу, чтобы после окончательного выздоровления сделать операцию по удалению катаракты. Уж очень хотелось ему в день четырехсотой годовщины со дня рождения Шекспира быть в его доме и конечно же зрячим. Из воспоминаний Иммануэля Самойловича: «В больнице наступило ухудшение, он еще больше ослабел. Но даже 3 июля, за день до смерти, лежа в постели, почти весь день правил корректуру „Умных вещей“, присланную из журнала „Юность“. Ему в этом помогала (читала текст, объясняла, как он набран) технический редактор Валентина Семеновна Гриненко, профессионализму и тщательности которой он абсолютно доверял.