Страница 17 из 31
Я видел реальную необходимость в подкреплении, поскольку испытывал обоснованное уважение к военной предприимчивости буров. «Буров на этой стороне Тугелы нет». Откуда мы знаем? Мы ни одного не видели, но глубокие долины вдоль реки могут запросто скрывать до 2000 всадников. Я сказал себе:
«Бур всегда имеет причину для всего, что он делает».
Он оставил стоять спрингфилдский мост. Хотя ничего не стоило взорвать его. Почему же тогда он пренебрег этой предосторожностью? Опять-таки позиция, которую мы захватили, была укреплена врагом. Зачем же тогда они оставили ее кучке всадников, не сделав ни единого выстрела? Я вполне осознавал, что берег разлившейся Тугелы — не самое лучшее место для схватки с противником, но неповрежденный мост казался мне ловушкой, а неохраняемая позиция — приманкой. Представим себе, что нас атаковали при свете дня. Линия, которую пришлось бы удерживать, чтобы прикрыть подходы к вершине холма, была явно слишком длинной для 700 человек. Если бы у нас была только кавалерия и конная пехота, мы смогли бы быстро отойти, когда станет ясно, что позицию дальше удерживать невозможно, но мы обременены четырьмя пушками — источником беспокойства, а не силы. 2000 хорошей пехоты было бы достаточно, чтобы изменить ситуацию в нашу пользу. В десяти милях отсюда у нас были тысячи пехотинцев.
Мы провели сырую и тревожную ночь без еды и сна и были рады, что на рассвете нас никто не обстрелял и не атаковал. С нашей возвышенности вся страна за Тугелой расстилалась перед нами, как на карте. Я сел на большую скалу, нависавшую над долиной, и дюйм за дюймом осмотрел всю местность в полевой бинокль. Через час уже было несложно понять, почему уцелел спрингфилдский мост, а позиция на холме была оставлена.
Склон холма почти вертикально спускался на плоское дно долины. Внизу извивалась Тугела, похожая на ползущую коричневую змею. Я никогда не видел реку с такими резкими изгибами и поворотами. Иногда казалось, что ее воды петлей замыкаются сами на себе. Одна большая излучина выгибалась в нашу сторону, и в этом изгибе болталась на привязи маленькая лодка Потжитера, привязанная канатами, издали похожими на паутину. Переправа, к которой шли дороги, прорезающие крутой берег, была рядом, но во время половодья она не действовала. Петля [402] реки охватывала большой язык суши, который выступал от холмов на вражеской стороне и доходил почти до нас. В тысяче ярдов от кончика этого языка поднимался ряд низких холмов, увенчанных красными камнями. Весь язык был практически нашим, наши пушки на высоте или на берегу могли простреливать его вдоль и поперек, ведя боковой или перекрестный огонь. Таким образом, переправа через реку была обеспечена. Мы захватили позицию, которая представляла собой как бы голову моста, и могли переправиться, когда сочли бы нужным. Но объяснение многих вещей лежало за пределами всего этого. У основания языка, там, где он отходил от занятой бурами стороны долины, земля поднималась рядами плавных, покрытых травой склонов к длинной подкове холмов, вдоль которой и вытянулись вражеские позиции, упиравшиеся обоими флангами в непроходимые колена реки; они находились вне досягаемости пушек, стоящих на нашем холме, кроме разве что самых тяжелых орудий, подобраться к ним можно было только по ровному травяному гласису, открытому и для перекрестного огня с нескольких точек, и для сходящегося огня. Достаточно посмотреть на схему.
Здесь видно, что буров несложно было бы обстреливать с маленьких холмов, или укрепить их и провести армию на кончик языка; однако чтобы перебраться с языка на то ровное плато, идущее до Ледисмита, необходимо преодолеть неприступную позицию буров, которая охватывает язык. Говоря техническим языком, обладание высотами давало нам контроль над переправой через Тугелу, однако выход с переправы был закрыт внешней цепью холмов, укрепленных и занятых врагом.
Что будет делать сэр Редверс Буллер? Пересечь реку и атаковать с фронта означало бы потерять не менее 3000 человек. Возможна ли атака с фланга? Можно ли обойти позицию? Переправ мало, расстояние между ними велико, берега крутые, враг укрепился на противоположном берегу. Это лишь часть трудностей. Но личность Буллера заставляла всех ощущать, что имеется некий мощный резерв. Наверняка он прячет что-то в рукаве.
Но какая-то часть армии все равно будет переправляться у Потжитера; и когда я смотрел на ровный улыбающийся ландшафт, казалось очень странным, что через несколько дней он может вспыхнуть, как настоящий ад. Однако темные линии траншей, [403] редуты, венчающие холмы, щетина темных маленьких фигурок на фоне неба, деловито окапывающихся, сотни лошадей, пасущихся на равнине — все это обещало яростное и упорное сопротивление. Я обернулся. Страна на юге тоже была видна. Нечто, воспринимаемое невооруженным глазом как бесконечная тонкая веревка, протянулось по обширному вельду. Посмотрев в бинокль, я увидел марширующие колонны и обоз, растянувшиеся на десять или двенадцать миль. Армия подходила.
Разлив Тугелы увеличивал опасность нашей позиции, и я обрадовался, когда, проснувшись утром следующего дня, второго за время нашего пребывания на позиции, увидел у своей палатки полковника Сэндбаха, которому я накануне доверил свои сомнения. Он сказал мне:
— «Надеюсь, теперь вы довольны. Прибыли два батальона».
И действительно, посмотрев на юг, я увидел равномерный поток пехотинцев, струящийся через ущелье и образующий приятное коричневое скопление в низине, где располагался наш лагерь. Через несколько минут прибыли сэр Редверс Буллер и его штаб, чтобы самим посмотреть, как идут дела, и тогда мы поверили, что все в порядке.
Генерал направился к большому камню, который мы называли обсерваторией, и лежа на спине целый час молча рассматривал что-то в телескоп. Затем он пошел завтракать со штабом кавалерийской бригады. Несколько офицеров остались, чтобы осмотреть местность более пристально. «Скоро здесь будет большая драка». Два артиллериста слонялись поблизости. «Хорошо бы здесь с нами была королева в своей коляске с осликом», — сказал один. «Да, мы бы тогда постарались», ответил его товарищ. Но когда я посмотрел на мирную равнину и подумал о той грозе, которая готова разразиться на ней, я порадовался, что ни один нежный женский глаз не увидит этой кровавой панорамы.
Вентерс Спрюйт, 22 января 1900 г.
В четверг 11 января сэр Редверс Буллер начал операцию по форсированию Тугелы и освобождению Ледисмита. Бригада Бартона окопалась у Чивели, охраняя железнодорожную линию. Бригада Хильдярда прошла шесть миль на запад, до Преториус Фарм, где к ней присоединились кавалерия, морские орудия, три батареи [404] полевой артиллерии и бригада Харта из Фрира. Пехота и две батареи остались и встали лагерем, образовав дивизию Клери, а конные войска под командованием Дундональда двинулись вперед, чтобы занять мост через Малую Тугелу у Спрингфилда, а обнаружив, что он не занят, двинулись дальше и захватили высоты, господствующие над Потжитерс Дрифт на Тугеле. 12 января дивизия Уоррена, включавшая бригады Литтлтона и Вудгейта, с тремя батареями, вошли в Спрингфилд, где встали лагерем. 13 января конные отряды, удерживавшие высоты над Потжитерс Дрифт, были усилены прибытием двух батальонов бригады Литтлтона из Спрингфилда. Сэр Редверс Буллер разместил свой штаб в этом лагере. 14 января прибыла остальная часть бригады, и в тот же день корпус, состоящий из бригады Коука, одной гаубицы и одной полевой батареи, дошел до Спрингфилда. 15 января Коук переместился на позицию у Потжитера, а морские орудия были установлены на высотах, господствующих над переправой. Все это время буры довольствовались тем, что укрепляли свои позиции на изогнутом в виде подковы холме, который охватывал выход с переправы, и общий мир нарушался только перестрелкой пикетов.
Такова была ситуация, когда я написал свое предыдущее письмо. Она продолжала развиваться в том же духе, спокойно и неторопливо. Каждый день мы смотрели, как противник укрепляет свои позиции, как растут длинные ряды траншей и как они покрывают склон противоположного холма. Ежедневно мы совершали рекогносцировочные экспедиции на запад и на восток вдоль Тугелы, и всякий раз они сопровождались происшествиями, а иногда и приключениями. Каждую ночь кавалерийский лагерь засыпал с убеждением, что общая атака на позиции противника начнется на рассвете. День шел за днем, но этого не происходило. У Буллера были другие приемы, кроме как биться головой о грандиозные укрепления, которые выросли перед ним. Каждый обсуждал все возможные альтернативы, а тем временем продолжалось «сражение завтра», но никак не «сражение сейчас».