Страница 4 из 11
– Жизнь…
Шибануло, и очень сильно, Катерину, когда она узнала о бабкиной смерти. Нелепой, чудной и противоестественной. Ну не могла она поверить, что бабка – крепкая, коренастая, никогда не знающая хвори – вдруг оступилась на рельсах и о рельсы эти голову размозжила насмерть. Не верилось! А пришлось. Теперь вот очередной подвох, кажется, мерзкая жизнь ей готовит.
– И что они вообще сказали, торгаши эти? Что в Управе говорят? А в магазине? – Катерина выдернула из Витькиных пальцев стакан, немного туда плеснула, но отдавать не стала. – Ну!
– Да больше ничего особенного вроде. – Витька шлепнул пятерней себе по лысине. – Про снос дома сказал. Про денежную компенсацию сказал. Про новую квартиру в новостройке сказал. Что еще? Что еще… А, бабы магазинные болтали, будто дядя на джипе ясно им дал понять, что твои интересы, мол, никого не интересуют. Во как!
– Да ну!
Катя взглянула за окно. Там жиденьким пасмурным маревом плескалось последнее февральское утро.
– А в зубы они получить за такие идеи не желают?!
– В зубы!!! Ишь ты… От кого? От тебя, что ли?! – Витька выкатил на нее мутные глаза непонятного цвета, и сизые губы его снова поползли набок. – На ребят надеешься? Так они за спасибо не станут тебе помогать. Придется задом-то подвигать, Катерина.
То, что сказал лишнего, Витька понял, когда уже летел с крыльца мордой вперед. Пока она волокла его за шиворот через кухню и коридор, он все еще думал, что засиделся, что поить она его больше не желает и уж тем более – котлеты ему скармливать. Но, полетев в рыхлый грязный снег и получив в спину пару отчетливых непечатных выражений, он понял, что запретных тем у Катьки много. И одна из них – ее личная жизнь, вернее – полное ее отсутствие. Может, у нее что-то там не так в интимной сфере?
Витька встал со снега, отряхнул коленки, бока, вытер о штаны руки и покосился на Катьку, застывшую на крыльце в толстенном желтом халате. Чистый гренадер, ей-богу! Может, ее бабы больше интересуют? Может, мужики ей вообще по барабану? И, пока некоторые дураки на что-то надеются, она тихонько под юбками шарит?
Нет, вряд ли. Ее на втором курсе какой-то лох все время провожал до забора. Витька сам видел, как они целовались. Ну и, как положено, бабке настучал. Бабка выслушала, головой кивнула. Больше Витька этого лоха в их районе не видел никогда. А Катька потом месяц ходила с опущенной головой и зареванными глазами. Стала бы она реветь из-за парня какого-то, если бы бабы были ей по вкусу? Вряд ли.
Витька вышел за ворота и нарочно не стал их плотно закрывать. Не велика принцесса, прогуляется до забора, запрет. А он сейчас пойдет прямиком к Митьке, который сто процентов нальет ему за новости.
Шутка ли – Катьку выселять собрались! И насколько Витька понял, выселять ее придется силой. Вон она как вызверилась! Ни на какие уступки девка не пойдет и ни за какие деньги съезжать не станет. И могут тут быть проблемы как у самой девки, так и у парней, что к ней пожалуют. Их ведь встретят тут – однозначно! А кто встретит? Кто-то один из троицы воздыхателей. Либо Макар, либо Митька, либо Леха.
Макар сейчас в рейсе, до него не достучаться, квартира на замке. Номер телефона его мобильного есть, а звонить-то откуда? Леха не пустит, потому как презирает Витьку за пьянство и бродяжничество. А вот Митька будет рад новостям. Не в том смысле, что радоваться станет Катькиным неприятностям. А в том смысле, что обрадуется реальной возможности быть ей полезным.
К Митьке надо идти. Он нальет сто процентов.
Глава 2
– Мишин у нас где? – Начальник отдела поднял на присутствующих глаза поверх оправы очков, треснувшей пару недель назад прямо в районе левого надбровья.
– Мишин на выезде, товарищ полковник, – приподнял зад один из сотрудников, широко раскрыв глаза, пытаясь смотреть чисто, открыто и вежливо.
Этому их учил полковник – моральной чистоте, открытости и вежливости. Но учил применять это на практике, в жизни, в работе с людьми. Учил прививать эти качества в душу саму. Глаза-то при этом зачем таращить?! Их хоть таращь, хоть нет, если внутри ничего нет и не осело, то…
– Что там у него? – буркнул полковник и снова опустил взгляд в сводку.
Фамилия глазастого малого, как назло, выскочила из головы.
Что там у Мишина, он уже знал. Не знал пока подробностей.
– Там у него труп, – проговорил все тот же бестолковый малый. – Он на трупе, товарищ полковник.
– Ясно, что не на утреннике. – Полковник скривил полное лицо, болевшее от неаккуратного утреннего бритья, и тут же порез над губой начал кровоточить. – Кто и что? По одному слову мне из тебя вытягивать, что ли, Фролов?!
Слава богу, вспомнил фамилию бестолкового лейтенанта.
– Убийство в детском доме. Убит брат директора, вроде ножевое, подробностей пока не знаем.
– А брат директора что в детском доме делал? Жил, что ли?
– Жил, работал. – Фролов выпрямился наконец, стоять полусогнутым было неловко.
– Кем работал? Тоже директором? Ты долго будешь мямлить?!
Полковник мазнул рукой по губе, и на пальце остался след от крови.
Чертовщина какая! Сидит перед подчиненными, а у него морда в кровище. Красота! Чего весь изрезался, спрашивается?! Перенервничал? Нечего было нервничать, нечего. Дети и жены, они во всем мире одинаковые. Все чего-то хотят, все чего-то требуют. Орут, машут руками, ногами иногда топают. Зачем же морду-то в кровь резать!
– Подробностей не знаем, товарищ полковник. – Руки Фролова вытянулись по швам. Глаза выпучились пуще прежнего. – Знаем, что работал там, что был убит и что, возможно, произошла ошибка.
– То есть?! – Теперь уже и полковник вытаращился.
– Директор детского дома, когда позвонил, орал, что ошиблись, что убить хотели его, что брат погиб по ошибке.
– Похожи, что ли? – догадался полковник.
– Не могу знать!
– Ладно, садись, – махнул он раздраженно в сторону Фролова бумагами. – Продолжим…
И тут же подумал, что скорее бы уж Мишин возвращался. Он доложит как надо. И по делу, и соображения свои, и предположения, а может, уже и версию какую-нибудь отрабатывает по горячим следам. Он – молоток, Олег Мишин! Не зря полковник его переманил из спецназа. Сразу углядел, что из парня выйдет толк. Мало того, что у него мозги на месте и два и два сложить умеет. Наблюдательный до въедливости. Интуицией Создатель не обидел. Не болтун, не прихвостень, ради звезды выслуживаться не станет. Хороший парень. Дочери бы его такого жениха. Ан нет! Ей скрипача подавай, дуре!
– Что ты с этим скрипачом делать станешь через пару лет голодных? – спросил он ее сегодня, когда она сообщила о намечающейся помолвке. – На улицах будешь со шляпой народ обходить, пока он пиликает на своей скрипочке?
– Папа!!! – Дочь взвизгнула так, что рука у него задрожала, тогда-то он и полоснул по губе. – Как ты смеешь??? Эдик, он… Он талант!!!
– Где работает твой Эдик?
Ну простой же вопрос задал, не обидный. А она в слезы. И жена ей на помощь.
– Он пока нигде не работает, у него временные трудности, – квакала жена, звучно сморкаясь. – Ты бы мог ему помочь и…
Тут он порезался вторично. И тут же вспомнил про Олега Мишина. Уж он-то не стал бы просить будущего тестя через свою невесту о подобной помощи. Он бы сам шишки набивать стал, но добивался бы, добивался.
Скрипач, мать его!..
– Ни с кем говорить не стану, устраивать – тем более. В оркестр, что ли, его при министерстве совать?! – забухтел он и чесанул бритвой возле уха. – Все!
А теперь вот стыдно с чего-то стало и перед дочкой, и перед женой, и даже заочно перед Мишиным. Он-то при чем? Что он его постоянно к дочери своей примеряет? Спросил бы сперва: а она нужна ему, Мишину-то Олегу?! У него, поди, таких…
– Все свободны, – буркнул он.
Дождался, пока за последним подчиненным закроется дверь, и тут же полез в стол за зеркалом. Собственная физиономия ему не понравилась. Щеки в багровых прожилках, теперь вот еще и порезы добавились. Глаза мутные, злые. Губы скорбно поджаты. Недоволен, вечно он всем недоволен. Тяжело с ним, поди, близким. Может, и правда позвонить кому следует и попросить за будущего зятя? Отрекомендовать как «восходящую скрипичную звезду».