Сабрина

— Ничего подобного. Ты его не потеряла и не потеряешь никогда. Ведь ты — его мать. Готов держать пари, что, когда ты сжимаешь его в объятиях, он знает о том, кто ты. Что-то у него в подсознании наверняка при этом срабатывает. Я сам не раз замечал это по его поведению, когда ездил с тобой в «Гринхаус».

Сабрина неуверенно пожала плечами и прошептала:

— Но что, скажи, со мной происходит? Я чувствую, что сама все больше от него отдаляюсь.

— Возможно, это защитная реакция твоей психики, а может быть, это вполне естественный процесс. Всякая мать до определенной степени отдаляется от своего ребенка, когда он выходит из младенческого возраста. Это, если хочешь, новая стадия отношений. Надеяться на то, что от ребенка всегда будет пахнуть материнским молоком, просто смешно. Если бы Ники был здоров, он, между прочим, ходил бы сейчас в ясли, а через год — в детский сад. И тебе, хочешь, не хочешь, пришлось бы с такими вот ежедневными расставаниями смириться.

Несколько минут он сжимал ее в руках и молчал, набираясь смелости, чтобы продолжить свои рассуждения.

— Ты не должна испытывать перед ним чувство вины из-за того, что тебе хочется родить второго. Это, Сабрина, не вопрос замены Ники другим ребенком — ведь он всегда будет занимать в твоем сердце отведенное ему место, — это нормальное желание женщины иметь ребенка от любимого человека.

Под воздействием его слов и ласки Сабрина все больше расслаблялась. Она приникла к нему всем телом, и он чувствовал на себе его тяжесть, как чувствовал прежде, хотя и по-другому, тяжесть обременявших ее сомнений.

— Мои страхи, с которыми я вечно ношусь, большей частью иррациональны, — призналась Сабрина. — Хочешь, скажу, какой из них самый худший?

Он согласно кивнул.

— Сделать что-нибудь не так, подвести кого-нибудь. Только на этот раз я могу подвести тебя. И как подвести…

Дерек прервал ее рассуждения:

— Не смей говорить такие вещи! Ты что же — зачала Ники в вакууме? И этот ребенбк, которого ты сейчас носишь под сердцем, тоже, по-твоему, сотворен в пустоте? Нет, милая моя! Чтобы создать дитя, нужны двое — мужчина и женщина. Так какого же черта ты взваливаешь всю вину на себя, когда половину ответственности за это не рожденное еще дитя несу я? Как втолковать тебе, что ты не права? Ведь в тебе столько мужества, что его с лихвой бы хватило на дюжину мужчин. Вспомни: ты навещала меня в тюрьме, а ездить в тюрьму отважились бы немногие люди. Я уже не говорю о том, сколько мужества понадобилось тебе, чтобы ухаживать за Ники. Но что там заботы о Ники! Ты ведь даже не побоялась выйти замуж за бывшего зэка!

— Это уж скорее проявление слабости, а не мужества, — пробормотала Сабрина.

— Так вот, я говорил о внутренней силе человека, — продолжил Дерек. — О том особом стержне, который позволяет ему выстоять, когда на него обрушиваются несчастья. У каждого он свой. Мне, к примеру, помогла выжить в тюрьме ненависть к Гриру. Мысль о том, что в один прекрасный день я выйду на волю и отомщу ему, поддерживала меня на плаву все два года, пока я находился в заключении. Отказаться от мести означало бы признать свое поражение в схватке с этим негодяем, а я еще ни разу в жизни не признавал себя побежденнйм.

Он сделал паузу, ожидая ответной реплики Сабрины. Не дождавшись от нее ответа, он спросил:

— Ты часом не спишь?

— М-м-м, — пробормотала она.

— Мы с тобой бойцы, Сабрина, — продолжил он свои рассуждения. — Когда мы чего-то хотим, то стремимся этого добиться. Тебе важно сейчас решить, хочешь ли ты ребенка настолько, чтобы ради этого пойти на определенный риск. Ни один врач и никакие анализы не в состоянии гарантировать, что у тебя родится абсолютно здоровый ребенок.

Дерек снова сделал паузу. Сабрина молчала. На этот раз он опустил глаза и посмотрел ей в лицо. Она дышала спокойно и ровно, а веки у нее были закрыты. Дерек зря растрачивал свой пыл на страстные речи: его жена, уютно свернувшись рядом с ним калачиком и разбросав по подушке волосы, мирно спала.

То обстоятельство, что Дерек отыскал для нее врача-женщину, тронуло Сабрину. Она очень надеялась, что женщина лучше поймет ее ситуацию и владевшие ею чувства. К тому же женщина эта оказалась очень внимательным и вдумчивым врачом и провела с супругами около часа, задавая им обоим многочисленные вопросы и занося их ответы в историю болезни.

Тщательно осмотрев Сабрину, врач объявила, что у нее седьмая неделя беременности. По поводу же того, как Сабрине удалось забеременеть при наличии спирали, она сказала, что произошло это благодаря исключительной жизнеспособности и подвижности сперматозоидов Дерека, сумевших преодолеть даже такое, казалось бы, непреодолимое препятствие. Спираль решили не извлекать и оставить до момента родов, когда она должна будет выйти естественным образом. Врач также сказала, что у Сабрины на первый взгляд все в порядке, но для того, чтобы сделать анализы, необходимо подождать еще пять недель, когда завершатся первые три месяца беременности. Оставшиеся четверть часа врач потратила на то, чтобы объяснить Сабрине, какие у нее отличные шансы родить нормального, здорового ребенка и сколь ничтожна возможность неблагоприятного исхода.

Вдохновленные этими заверениями, супруги в отличном настроении покинули кабинет врача и провели остаток дня в Музее естественной истории. О ребенке они не говорили. Они вообще мало говорили — лишь переходили из зала в зал, осматривая экспозицию и присаживаясь время от времени на стоявшие у стен диванчики, чтобы немного передохнуть.

В ту ночь, глядя на Гудзон сквозь стеклянную стену снятой Сабриной на Манхэттене квартиры, Дерек заговорил на волновавшую их обоих тему, касавшуюся нынешнего душевного состояния Сабрины.

— Помнится, ты мне как-то говорила, что не знаешь, кто ты и к чему в этой жизни стремишься. Мне хочется верить, что с тех пор многое изменилось и ты обрела наконец почву под ногами. Так ли это?

Несколько минут она хранила молчание, глядя на огни пробиравшейся к выходу из залива баржи.

— И да, и нет, — наконец сказала она, отводя взглед от этого зрелища и поворачиваясь к Дереку. — Я — твоя жена. И как всякая любящая жена, я с радостью разделяю твои заботы и готова повсюду за тобой следовать. Что же касается моей писательской судьбы, то она достаточно неопределенна и будет оставаться такой до тех пор, пока из типографии не выйдет моя следующая книга. Но этого, как ты понимаешь, ждать еще долго.

— Скажи, тебя очень беспокоит такого рода отсрочка?

— Нет. Я считала, это будет сильно меня задевать, но ничего подобного не случилось. — Сабрина нежно улыбнулась мужу. — Мои мысли заняты почти исключительно тобой, и теперь я довольно редко вспоминаю о задуманной мною книге. Впрочем, если писательский зуд станет невыносимым, я всегда смогу вернуться к работе. В конце концов, помимо твоей конфронтации с Гриром, существуют и другие темы.

Пока она говорила, Дерек, откинувшись на спинку кресла, внимательно ее рассматривал. До чего же элегантно она выглядела в алом, расшитом блестками, облегающем платье. Волосы Сабрина собрала на затылке; это не только позволяло любоваться ее правильными, почти классическими чертами, но и открывало для взглядов красивые серьги из черного полированного оникса и такое же ожерелье.

Но Дерек восхищался не только ее элегантный нарядом. Его взгляд как магнитом притягивала ее алебастровая кожа, нежный румянец на щеках и сияющие светло-зеленые глаза. А еще он был без ума от исходившего от нее запаха, в котором не было ничего резкого или пряного. Ее словно облаком окружал тонкий аромат жасмина, столь полюбившийся ему со дня их первой встречи.

Она просто ослепительна, решил Дерек. Рядом с ней он казался себе тусклым и простоватым, но Сабрина, похоже, ничего этого не замечала и смотрела на него как на какого-нибудь заморского принца.

— Так кто же ты все-таки? — произнес он одними губами, сам удивляясь тому, как эти слова у него вырвались.

Этот вопрос нисколько, однако, Сабрину не удивил, поскольку их разговор весь вечер крутился вокруг этой темы.