Сабрина

6

После скоропалительного отъезда Николаса Сабрина на протяжении недели никуда не отлучалась из дома, посвятив все свои силы и время уходу за сыном. Кроме того, она не могла отделаться от мысли, что Николас может передумать и вернуться, и ждала этого. Хотя бы для того, чтобы бросить ему в лицо, что между ними все кончено, и восстановить тем самым урон, который он нанес ее самолюбию.

Николас уходить не передумал и вернулся домой только для тогго, чтобы захватить вещи, которые не успел забрать в первый раз. Глядя на него, она испытывала сожаление, но сожалела не о потере мужа, а о крахе затеянного ею восемь лет назад предприятия, именуемого браком.

Когдца пошла вторая неделя после отъезда мужа, Сабрина оброела наконец возможность мыслить рационально и, в частности, пришла к выводу, что обещание Никсоласа о ней «позаботиться» попахивает мужским шовинизмом. В смысле финансов она никогда от него не зависела и обдала собственным состоянием, достаточным, чтобы обеспечить безбедное существование ей и ее ребенку. Тем не менее она наняла адвоката, который был призван защищать не столько ее интересы, сколько интересы Ники. Апартаменты на Пятой авеню стоили дорого, а услуги невролюгического центра в Вермонте — в том случае, если бы она отдала туда сына, — и того дороже. Отказавшись от реальной ответственности за судьбу сына, Николас обязан был взять на себя хотя бы часть расходов по угходу за ним.

Когда подошла к концу вторая неделя ее одиночного плавания в бурном житейском море, Сабрина поняла, что ей необходимо увидеть Дерека. Хотя ее убеждение, что ей будет с ним лучше, чем с каким-либо другим человеком, ни на чем, кроме интуиции, не основывалось, она продолжала в это верить. На первый взгляд он казался человеком супрвьм и сдержанным, но за его непроницаемым обличьем временами проступало что-то удивительно доброе и нежное.

Кроме того, не была еще написана книга, которая расказала бы о его жизни и судьбе. Сабрина считала, что возвращение к профессиональной деятельности позволит ей обрести новую жизнь.

Когда Сабрина приехала в Парксвилл в третий раз, ее провели не в жарко натопленное и ярко освещенное помещение, где она виделась с Дереком прежде, а в поросший травой двор, который она видела из окна тюоьмы. Там стояли скамейки и росли деревья, а также имелось с полдюжины столов для пикников. Несмотря на многочисленную охрану и окружавший двор высокий, оплетенный колючей проволокой забор, обстановка зжесь куда более расплогала к общению, чем в комнате для свиданий.

Сабрина выбрала скамейку, которая стояла под раскидистым кленом. Cквозь покрывавшие его ветви молодые зеленые листочки струился солнечный свет, ложившийся

пятнами и полосами на порыжевшее от непогоды и времени деревянное сиденье. Она старалась пр возможности держаться спокойно и уверенно, хотя ни спокойствия ни уверенности не ощущала. Не знала даже, какой прием ей окажет Дерек.

Он появился в дальнем конце двора, и она сразу узнала его. Дерек пересекал двор, и по мере приближения его походка становилась все стремительней. Последние двадцать футов он преодолел чуть ли не бегом. Сабрина поднялась с места, чтобы с ним поздороваться, он неожиданно заключил ее в объятия.

И она испытала чувство удивительно освобождения и покоя. У нее было такое ощущение, что последние пять дней она болталась между небом и землей и обрела надежную пристань лишь в его объятиях. Странное дело: хотя ее бросил муж, ребенок был прикован прикован к постели и радоваться ей было, в общем, нечему, в эту минуту она почувствовала себя счастливой.

Пытаясь продлить это чувство, Сабрина еще с минуту прятала лицо у него на груди, прижимаясь к нему всем телом, и лишь потом подняла на него глаза.

— Ты получил мое письмо? — спросила Сабрина. Звонком в Парксвилл она не ограничилась и черканула Дереку несколько строк, чтобы поподробней объяснить причины своего отсутствия.

Он, вбирая в себя взглядом ее милое оживленное лицо, кивнул.

— А о моем телефонном звонке тоже сказали? — Она нежилась в кольце его рук, испытывая ощущения поразитедбной полноты бытия.

— Сказали, но с опозданием.

— Но я же говорила, что дело срочное, — возмутилась Сабрина.

Дерек неопределенно пожал плечами:

— Сейчас-то все нормально, но тогда я был зол как черт.

— Дерек был не просто зол, он был раздавлен. Сейчас ему вряд ли удалось бы ей объяснить, с каким нетерпением он дожидался того четверга, как считал тянувшиеся будто резина дни из трехнедельного срока, которые она ему назначила. А уж ка он негодавал и отчаивался, когда долгожданный день встречи настал, а он все не приходила! Этого человеческие слова были просто не в силах выразить.

— Мне очень жаль, что так вышло, — пролепетала она. — Все произошло внезапно в среду вечером… Если бы не это, я бы обязательно приехала…

— Я знаю.

— Это было так ужасно, Дерек.

Ему нравилось, как она выговаривала его имя и как на него смотрела. В ее глазах проступало желание. Правда, он не мог пока понять, чего она от него хотела — сочувствия, жружеского участия или же секса, но уже одно то, что она не приедприняла никаких усилий, чтобы высвободиться от его объятий, согревало ему душу.

— Эй, Макгилл!

На Дерека будто вылили ушат холодной воды. Его тело напряглось, как стальная пружина, а голова грозно, как орудийная башня, развернулась в сторону человека, который его окликнул. В этот момент у него были не глаза — дула. Как выяснилось, Дерека окликал стоявший неподалекуохранник. Он неодобрительно посматривал на обнимавшуюся парочку, жесом предлагая Дереку и Сабрине отойти друг от друга. В знак протеста Дерек еще крепче сжал Сабрину в своих руках, и охраннику, чтобы засавить их разомкнуть объятия, пришлось прикрикнуть.

Дерек вынужден был подчиниться и отпустил Сабрину. Указав ей на стоявшую под кленом скамейку, он остался стоять как мраморное изваяние, борясь с желанием выплеснуть свой гнев.

Сабрина знала, что в эту минуту его сжигают ярость и негодование, и полностью разделяла эти чувства. Ей и самой хотелось повернуться к охраннику и наорать на него.

Конечно же, она промолчала, мгновенно подавив в себе этот глупый порыв. Опустившись на скамейку, она стала ждать, когда Дерек совладает со своими чувствами и усядется с ней рядом.

— Зачем он это сделал? — тихо спросила она.

Дерек сел на скамейку, подавшись всем телом вперед и упираясь локтями в колени.

— А затем, что я — это я.

Она придвинулась к нему ближе, неосознанно пытаясь ощутить исходившее от него тепло.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он окинул двор колючим взглядом.

— Существует такое понятие — дискриминация наоборот. Поскольку в свободной мире у меня были кое-какие положение и имя, в этом мире я должен испытывать в два раза больше унижения, чем любой другой заключенный.

— А что — здесь нельзя обниматься?

— Почему? Можно. Два раза. Один раз — в начале встречи, второй — при прощании. Толстый Фрэнк решил, что мы слишком увлеклись.

— Это несправедливо. Здесь полно парочек, которые обнимаются куда дольше нашего.

Дерек счел тему исчерпанной и переключил внимание на Сабрину. Он заметил тени у нее под глазами и крохотные морщинки на лбу.

— Как дела у Ники? У него был новый приступ?

Сабрина покачала головой.

— С тех пор как я забрала Ники из больницы, судорог у него не было.

Дереку захотелось узнать о Ники как можно больше. Находясь в тюрьме, он часто думал о мальчике. Поскольку Сабрина в свое время отказалась дать ему интервью, он, в сущностги, мало что знал о болезни ее сына.

— Какой он был, когда родился?

— Первые два месяца он был чудо, а не ребенок.

— Коґда ты впервые заметила, что Ники не такой, как другие?

— В тот же день, когда он родился, — сухо ответила она. — С самого начала я подумала, что Ники слишком тихо себя ведет. Меня не оставляло ощущение, что он не ак, как нужно, реагирует на раздражители. Но все вокруг в один полос твердили, что он удивительно красивый и здоровый ребенок, и я в это поверила. Если вы спрашиваете меня о том, когда замеченные мной странности всерьез меня обеспокоили, то это произошло в тот день, когда я захотела еro сфотографировать. Ему тогда было четырнадцать недель, и он выглядел, как картинка. Я подумала, что было бы неплохо увековечить его в этом возрасте, и зашла с ним в универмаг «Мейси», где всегда есть фотограф.