Мужчина из мечты

— Так вот зачем ты ездил в Кострому, припадать к земле, чтобы она подсказала тебе верное решение. Ну что ж, поздравляю. А жить вы будете у меня? А что, мы бы с Ириной тебя содержали, а ты кормил бы нас притчами и астрологическими прогнозами.

— Нет, жить мы будем у нее. В ее семье есть свободная квартира, просто Ирина мама не разрешала ей там жить, пока рядом с ней не появится порядочный мужчина. А теперь, когда такой нашелся, это я, если ты еще не понял, нам дадут ключи от нашего будущего гнездышка. А поскольку я действительно порядочный человек, то не могу же я жить за счет женщины. Поэтому я ищу работу.

— Ну и какие у тебя варианты?

— Вариантов масса, вернее два. Первый: Ирка подкинула мне идею делать гороскопы лошадей для их владельцев — новых русских. И брать с них бешеные деньги. Она считает, что от клиентов отбоя не будет. Возможно, она даже права, но, честно говоря, мне претит заниматься этой профанацией. А второй вариант — устроиться в коммерческий банк, создавать им базы данных, налаживать операционные системы, короче, возиться с компьютерами. Если все получится, обещают платить большие деньги.

— Давай, давай! — Андрей похлопал Вадима по плечу. — Иди в банковские работники, разбогатеешь, станешь новым русским, будешь носить малиновый… нет, это уже не в моде, синий клубный пиджак и отдыхать с супругой в Анталии или на Канарах. Как тебе такая перспектива?

— Красиво, только, если у нас появятся деньги, лучше купил бы дом в деревне и устроил там лошадиную ферму.

— Класс! Навоз, сено, здоровые деревенские запахи… Да ладно, старик, не злись на меня. Это я так, от зависти. На самом деле я очень за тебя рад, — тихо и грустно закончил свою тираду Андрей.

— Послушай, поверь мне, у тебя тоже все будет хорошо. И это не дежурная фраза. Просто тебе надо переждать. Ничего не предпринимай, не отчаивайся и, главное, не пытайся забыть ее. Работай, читай и спокойно, без истерик жди. Она вернется, вот увидишь. Я же делал ваш совместный гороскоп, ваша история не закончилась, я знаю.

Вадим это знал, да и Андрей смутно верил в то, что Нина вернется. Но почему-то эта уверенность не утешала его. Скоро и Вадим покинет его. Андрей чувствовал себя совсем несчастным. Он представлял, как приходит вечерами в пустую квартиру. В ней всегда будет очень чисто, каждая вещь лежит на своем месте, и никогда больше он не разозлится, найдя вечером в раковине гору немытой посуды. Теперь никто не будет мешать ему предаваться грустным мыслям.

Самолет слегка подпрыгнул, ударившись о землю, а потом плавно покатился по полю аэродрома. Нина была в Москве. Она смешалась с шумной толпой, ожидающей багаж. К ней подбежал какой-то совершенно взмыленный француз и стал умолять поменять ему доллары на рубли, иначе он не сможет взять багажную тележку.

«О Господи, — поняла Нина, — у меня же нет ни рубля! Интересно, а вдруг тут закрыли все обменные пункты, или еще что-нибудь случилось. Ведь я же не была в России больше трех месяцев и не знаю, что здесь происходит».

Но с виду все оставалось таким же, как и прежде. Даже курс доллара почти не изменился. Только мартовская сырость сменилась июньской жарой. А так в аэропорту Шереметьево-2 царила та же суета и такая же длинная очередь стояла на автобус, везущий к метро «Речной вокзал» тех, у кого не было бешеных денег на такси.

Нина стояла в вестибюле метро, подкидывая в ладони зеленый прозрачный жетон, размышляя, куда ей ехать.

«К маме? Они, наверно, все на даче. Домой? Там Митька живет. Ну и что, подумаешь, Митька. Это же моя квартира, я сама его там поселила».

И Нина погрузилась в сутолоку родного московского метро.

Квартира показалась ей чужой. Даже пахло здесь совсем по-другому, крепкими сигаретами и еще чем-то неуловимо мужским. Со стен на нее смотрели чужие лица с черно-белых фотографий. На настольную лампу Митька приделал новый абажур из пестрого женского платка.

«Надо же, как он здесь обжился. За три месяца навел уют, который я не смогла тут создать за два года. Интересно, где он сам? Пьянствует где-нибудь, или сидит у женщины, или совмещает одно с другим?»

Нина оставила вещи в прихожей и прошлась по квартире. В кухне она заглянула в холодильник. Нашла там родную докторскую колбаску и сделала себе бутерброд. Почему-то ей не хотелось здесь оставаться. Ее трясло от какой-то странной нервной энергии. Она даже не могла заставить себя присесть. С чашкой чаю в руках Нина бродила по своей квартире и чувствовала себя чужой.

Даже большое зеркало, ее старый друг, показало ей в серебристом стекле совсем другую девушку, которая никогда не жила в этом доме. Кто она, эта юная длинноногая красавица в коротенькой оранжевой юбке, блузке без рукавов, едва доходящей ей до пояса, с загорелой кожей, смеющимися глазами и копной отросших ниже плеч бронзовых волос? Неужели это она? Здесь такая никогда не жила. Квартира ее не узнавала.

Нина вздрогнула. Это зазвонил телефон, ее старенький, черный, разбитый телефон, который она столько раз роняла на пол и на который порой возлагала слишком много надежд. Не раз она бросалась на этот звон, как на спасительный зов друга. Но сейчас Нина оставалась неподвижной. Ей сюда звонить никто не мог, а лезть в Митькины дела она не собиралась. Она машинально считала звонки: второй, третий, четвертый… На пятом у кого-то кончилось терпение, и телефон замолчал.

Звонил Андрей. Он разыскивал Митю, чтобы сказать, что готов смириться с последней претенденткой на роль Морин, молоденькой студенткой театрального училища. Она совсем не была похожа на героиню его сценария, но было в этой девочке что-то неуловимо трепетное, и Андрей согласился.

Нина аккуратно вымыла чашку и поставила ее на место. Ей почему-то хотелось, чтобы Митька ничего не заметил, ее так и подмывало куда-нибудь спрятать свои вещи.

«Глупости, — говорила она себе, — к чему эта дурацкая конспирация, как будто я взломала чужую квартиру. Ведь я же у себя дома. — И Нина внесла сумку в комнату. — Но я не хочу тут сейчас оставаться, — четко поняла она, — я хочу увидеть Андрея. Может, позвонить ему? Нет, не буду. Наша первая встреча должна быть такой, чтобы я успела поцеловать его до того, как он решит, может он любить меня или не может».

И Нина поехала к Андрею. По дороге ей стало страшно, на нее вдруг нахлынули сомнения. Она вспомнила все, что с ней было в Израиле, — и как она чуть не оказалась в борделе, и о ее безумствах с Марком, и про ненормальную Алку.

«Не могло же это пройти бесследно для меня, — думала она, — а вдруг я теперь так изменилась, что он и знать меня не хочет. Да, я вроде бы похорошела, но ведь ему нравилась во мне не внешность, а моя беспомощность и то, что я постоянно нуждалась в его поддержке. Как только я пыталась сама строить наши отношения, он тут же злился и замыкался в себе. Неужели сейчас произойдет то же самое? Но я уже не могу изображать ту, прежнюю Нину. Но, может, и Андрей изменился? Ведь Ирка говорила мне по телефону, что он ужасно скучает по мне и любит меня. К тому же у него тут были женщины, даже Ирка умудрилась его в постель уложить. Значит, он тоже стал другим. Может, теперь, став другими, мы лучше поймем друг друга?»

Надежда на это придала Нине сил, которые таяли с каждым шагом, приближающим ее к двери квартиры Андрея.

…Весь день Андрею было не по себе. Занятий у него сегодня не было, и он планировал перевести статью для одного научно-популярного журнала. Но его пальцы все время попадали мимо клавиш печатной машинки, а слова не лезли в голову.

Ожидание чего-то неизвестного, смутные предчувствия довели его до той грани отчаяния, за которой уже перестаешь что-либо чувствовать.

«Пора завязывать с бездеятельностью, — понял он, — иначе совсем можно спятить».

Тогда-то он и решил смириться с отсутствием Нины и взять на роль Морин ту самую молоденькую девочку со светло-голубыми глазами и роскошными русыми локонами.

«Конечно, это не совсем то, что мне нужно. Но ждать уже сил нет. Ничего, если покрасить ее волосы в зеленый цвет, может, и получится то, что я хочу».