Страница 10 из 23
Всеобщее внимание привлекли толстые альбомы времен гидростоительной молодости. Мужчины смотрели фотографии, покачивали головами и вздыхали. И выпивали по маленькой.
— Строили, строили… а для кого? Народное достояние дяде в карман. Столько энергии, а народ в потемках сидит, замерзает!
— Хозяйки, несите закуски, мы уже начали!
— Начали так начали. Ирина, отнеси им селедочки и грибочков с луком. Холодец там уже стоит. Пусть вспомнят молодость.
Наконец все уселись за длинный стол, уставленный тарелками, хрусталем, бутылками с разноцветным содержимым. Поздравили хозяина, прочитали длинный стихотворный список его заслуг, подняли здравицу. И тогда хозяйка внесла свое коронное блюдо.
Плов из котла с полукруглым выпуклым дном был насыпан дымящейся горкой. Желтоватый рис, мясо, фрукты и зелень, а главное запах, душистый пар произвели настоящий фурор. Под аплодисменты и восторженные возгласы угощение водрузили на стол.
— Настя, дай рецепт! У меня тоже день рождения скоро!
— Ешьте, пока горячий. Всем напишу, подробно, с примечаниями, — раздавала тарелки хозяйка.
— Ну, Павел, напомнил прежние деньки. Целыми баранами угощались, а! Плов, плов! Сыпь в тарелку, пусть с краями будет! Это было объедение!
Соседом Ирины по столу слева оказался молодой человек лет двадцати пяти. Кудрявые волосы, румяное загорелое лицо, стройная сильная шея и капризные губы. Он был чьим-то племянником, а ее представили всем как знаменитую актрису кино, подругу детства хозяйки дома. Кто-то, действительно, вспомнил ее лицо, но вниманием за столом овладел плов, избавив Ирину от досадных вопросов.
Она вздохнула с облегчением.
— А вот меня зовут Виталий, — простодушно улыбнулся сосед, наливая вино в ее бокал и накладывая в тарелку горячий плов. — И я, к сожалению, никому не известен, очень робок и стеснителен. Но… может быть вы, с высот своей знаменитости, удостоите меня капелькой внимания? Клянусь, что не стану злоупотреблять им и буду только издали поклоняться вашему образу. Возьмите надо мною шефство. Вам, знаменитой, это же ничего не стоит?
Она рассмеялась. Вино уже туманило голову, делая все чудесным и доступным.
— Замечательно, — улыбнулась Ирина. — Вы слишком почтительны, я не заслуживаю такого поклонения. Будем знакомы.
Он еще подлил в ее рюмку.
— Вы блистательны. Просто не видите себя со стороны! Я уже очарован.
— О-о, как скоро! А впереди еще столько всего, — она показала взглядом на разноцветные бутылки и перевела глаза на его лицо.
— Чудесно, — многозначительно произнес он.
Тут подняли бокалы за хозяина дома, потом за хозяйку, потом за общее дело, за столом стало шумно, весело. Ирина смотрела на Виталия, он на нее, между ними тоже струилась беседа, полунамеки, полупризнания. И, наливая в ее рюмку в очередной раз игристого красного, он шепнул ей на ухо, слегка коснувшись при этом губами виска.
— Вы уже меня облагодетельствовали.
— О? — посмотрела она.
— Спасли от одиночества на этом пиру. Ах, что за духи у вас!
С улыбкой она покачала головой, своей красивой прической, и отчего-то вздохнула. А он все подливал ей, подливал, наполнял тарелочку то рыбкой, то салатом, и вновь подливал. И все проще и приятней становилось им сидеть друг возле друга.
— За вас, — поднял он бокал. — За ваши глаза, за то, что блистает в их глубине. За то, что они обещают.
«Плосковато», — отметила она бессознательно, но, смеясь, они уже опустошали бокалы сначала за нее, потом за него.
От его улыбки, от красивого лица, от всего его существа веяло молодостью и силой, обаянием мужественности. Она не замечала вкрадчивости его движений, того, как ловко он отстранил другого соседа, готового поухаживать за актрисой. Нет, ничего не замечала Ирина. Забытая легкость входила в нее. Как дивно, как прекрасно это поклонение, как она жила без него? А ведь она все та же — легкая, изящная, сильная. Как она любит радость, как готова к ней!
Вдруг гости вспомнили про актрису, и внезапно Ирина оказалась в центре внимания. На минуту чары рассеялись, пришлось отвечать на вопросы, но тут появилось новое блюдо, и все вновь про нее забыли, а она ощутила свою руку в горячих ладонях соседа.
— Зовите меня просто Вит. — Он провел пальцем от ее локтя до кисти и поцеловал браслет. — Вы необыкновенная женщина. Я видел все ваши фильмы. Вы ослепительны, вы — звезда!
— Ах, оставьте… — кокетливо улыбнулась она.
— Ириша! — вдруг поманила ее хозяйка, делая знаки, что пора подавать сладкое.
Смеясь, Ирина оперлась о его плечо и поднялась из-за стола.
На кухне царил все тот же порядок, словно невидимые гномы собрали и вымыли использованную посуду, таган, даже вынесли мусорное ведро. Вот что значит жить с мужем душа в душу. А ведь хозяева почти не покидали гостей.
— Очаровала молодца, — поздравила ее Анастасия. — Та якого гарного! Вот и славно. Побудь, побудь с мужчиной, размыкай свое вдовство. Ты слишком серьезна. Это вредно. Надо отпускать себя, вносить в жизнь капельку радости. Право, Иришка.
— Ни-ни-ни, Настенька, — замотала головой Ирина. — Эти мужчины… знаешь, они вдруг стали моложе меня. Каково? Я так не умею.
— Брось, все ты умеешь. Расслабься, и помолодеешь сама. Вот увидишь. А какой парень! Кто он? Кто-то же привел его. Наверное, друзья сына.
— Ты с ним не знакома? — удивилась подруга. — В вашем доме объявился прекрасный незнакомец? Как романтично! Но он совсем мальчик.
— Не скажи, — ловко разрезая пироги, возразила хозяйка. — Лет двадцать пять ему дать можно, а это уже мужчина.
— Ах, пусть его… — махнула рукой Ирина. Главное, какая я. Помнишь, у Толстого: «В душе я все тот же Левочка»…
Из столовой доносился веселый шум удавшегося банкета. Закипали чайники. Заварка уже поспела. Они быстро работали. Хозяйка резала на кусочки слоеный торт с яблочным желе, Ирина десертной лопаточкой укладывала их на плоский дубовый круг, схваченный серебряным чеканным ободом с двумя витыми ручками. Потом пришла очередь пахлавы, пирога с лимоном. Капустный был давно уже на столе, и гости под водочку доедали его остатки.
— Ах, Настенька, как меня баловали и в школе, и в институте!
— Представляю.
— И песню в мою честь сложили. Тра-ла-ла, ля, ля… Ведь Сережа был из Хабаровска. Ах, Боже мой! Пошли, пошли.
Ирина на минутку приостановилась, прежде чем внести в столовую поднос со сладостями. Хозяйка взяла в обе руки по чайнику.
Заварку трех сортов выбирали сами гости. Ирина разливала по чашкам кипяток. Спокойно налила и Виталию, даже не взглянув в его голубые глаза. Потом вернулась на кухню. Ей непременно хотелось рассказать Настасье, как ее любили в юности, какие песни слагали в ее честь.
— Знаешь, Настя, ведь я, конечно, была у него в Хабаровске. Такой горбатый город! Зато с ботаническим садом… Фрукты на чем подаем? В хрустале? Замечательно. Ах, еще и мороженое! С вареньем? С ликером? Бесподобно!
Она украсила вазу с мороженым мелкими ягодами, полила ликером и поставила на поднос вместе с розетками.
— Умница, Иришка! Красота! Ну, неси, покрасуйся перед всеми.
— Ах, Настя! О чем ты говоришь…
— Не паникуй, душа моя, все еще будет… Неси, неси.
Ирина расставила розетки, водрузила на середину стола вазу с мороженым.
Гости зааплодировали.
Ирина вернулась, и вновь Насте пришлось выслушивать ее воспоминания. Беда с подвыпившими подругами. Только бы не расплакалась, милая душа.
— Однажды Сережа внезапно входит с гитарой, — говорила Ирина, — а я — вот любовь-то! — Ах!.. И сползла по стенке. Любовный обморок, подумать только! На первом курсе! Я и теперь такая, как осинка трясусь, когда увижу похожие глаза.
На кухню осторожно заглянул Виталий. Не увидев соперников, ободрился, сделал обиженное лицо, словно мальчик, которого обделили сладким.
— Это нечестно, вы же обещали, — протянул с укоризною. — Все меня бросили, а мне скучно. С кем я танцевать должен?