Дикий цветок

Ее губы имели привкус корицы, и на вечность, длившуюся один такт биения сердца, Глен окунулся в поцелуй, вернувший ему воспоминания давно минувших дней. Потом, почувствовав, что девушка пытается оттолкнуть его, разомкнул объятие.

— Должно быть, я совсем сошел с ума, — в ужасе прошептал Глен. — Пожалуйста… — Что-то сдавило ему горло и не позволило продолжить.

Он отвернулся и подавленно уставился в стену.

Джасти ладонями откинула волосы с лица. Она была растеряна и одновременно опечалена.

Медленно повернувшись, Джасти вышла из кабинета. Глен не стал ее удерживать.

Эдвина блаженствовала в своей стихии. Она разыгрывала из себя великосветскую даму, принимающую гостей, и буквально выворачивалась наизнанку, стараясь продемонстрировать все свои достоинства.

Утверждение, что Майкл бесследно исчез, не вполне соответствовало истине. На самом деле он давно объявился, и они с Эдвиной два года назад официально развелись.

Сейчас Майкл жил в Нью-Йорке и работал адвокатом. У него и в мыслях не было возвращаться в Шайенн. Но Эдвине нравилась спокойная жизнь на ферме.

Здесь она могла изображать из себя домохозяйку, не утомляясь тягостными обязанностями, обычно связанными с этим положением.

Кенни, ее свекровь, жила только своей скульптурой. Лори была очень трудолюбива и взвалила на себя всю работу, ничего не оставляя Эдвине, а Хортик за это время вырос и почти не бывал дома.

Короче, Эдвине жилось прекрасно, и она хотела, чтобы все так и продолжалось.

Единственным минусом был Глен, ее деверь. Старый брюзга давно считал, что Эдвине пора становиться самостоятельной. Поэтому иногда ей даже приходила в голову мысль, а не женить ли на себе деверя. Это сразу решило бы многие проблемы. Но Глен не проявлял никакой готовности к браку.

«А жаль», — снова подумала Эдвина, глядя, как Глен пригубил из своего бокала. Он ел мало, хотя обед был отличный. Новая кухарка оказалась настоящим сокровищем, но ведь Глену все равно ничем не угодишь.

И все же в качестве супруга он бы вполне котировался. Сексуальных претензий у него не могло быть, следовательно, куча детей ей не грозила, а в остальном она бы перевоспитала Глена на свой вкус.

Тут Морган как раз отпустила очередное идиотское замечание относительно прискорбного положения разведенной женщины.

«Вот черт! С обручальным кольцом на пальце я имела бы совсем другой общественный статус. В качестве одиночки не пройдешь ни в церковный совет, ни в правление женской организации, поскольку остальные слишком боятся конкуренции более молодой подруги».

Эдвина очаровательно улыбнулась и опустилась в широкое бархатное кресло рядом с Морган Логан. Хортик сидел возле брата, Кенни у стены, а Лори, стоя, нервно теребила уголок носового платка.

— Включите хоть музыку, — потребовала Эдвина, чтобы как-то поднять настроение присутствующих.

Хортик бросился исполнять требование своей невестки, а Глен развернулся на каблуках и вышел.

Вскоре гостиную наполнили звуки «Летней песни» Дина Мартина, но Глен этого уже не слышал. Он стоял этажом выше в своей комнате, неподвижно глядя через окно в ночь.

Мысленно он был с Джасти, искал ее где-то там, на улице. Кровь стучала в висках, когда он думал о ней, представлял себе, что она лежит в его постели, голая…

Глен застонал. С тяжелым вздохом он подошел к кровати и лег. Снизу, из холла, послышались громкие голоса: Логаны прощались. Потом раздались голос Хортика, искусственный смех Эдвины, рев мотора, смолкший вдали.

Глен лежал, слушая привычные звуки. Семья готовилась ко сну. Наконец ночная тишина безраздельно воцарилась на всей ферме, и только животные в стойлах время от времени негромко всхрапывали и фыркали.

Когда забрезжил молочный рассвет, Глен поднялся, влез в теплый спортивный костюм, подаренный матерью на день рождения и который сначала так раздражал его, и спустился по лестнице на первый этаж.

Нога опять болела — верный признак резкой перемены погоды. Но, когда Глен открыл входную дверь, в лицо ему ударил душисто-свежий утренний воздух. Будет еще один теплый солнечный день, и неважно, что там предвещает его нога. Глен медленно пошел от дома, всей своей тяжестью опираясь на трость, чтобы снять нагрузку с поврежденной ноги.

«Пора возобновить занятия лечебной гимнастикой, — подумал он, проходя мимо выгонов. Но что это даст? — По крайней мере, это помогло тебе встать с инвалидной коляски, — тут же упрекнул он себя. — Если бы ты совсем ничего не делал, до сих пор разъезжал бы в ней, а так хотя бы можешь ходить и снова участвовать в нормальной жизни».

Нормальной?

Глен сбился с шага. Какое-то время он с удивлением озирался вокруг. Не отдавая себе отчета, он, оказывается, шел через пастбища прямо в направлении жилых домов персонала. Сейчас ряды домиков находились слева от него, а перед ним был небольшой спортивный зал, где работники фермы могли играть в гандбол, баскетбол и настольный теннис.

Там же проходили все праздники, такие, как День благодарения, Рождество, Новый год, юбилеи и даже День независимости, если случалась плохая погода. Из открытых двойных дверей звучала громкая музыка. Глен чуть подождал, потом вошел в вестибюль и осторожно приоткрыл створки раздвижной двери.

Перед ним раскинулся зал, залитый яркими лучами восходящего солнца, падающими сквозь высокие окна.

Паркетный пол блестел чистотой, баскетбольные корзины, как положено, откинуты кверху, канаты аккуратно закинуты на брусья.

На шведской стенке висел забытый кем-то дождевик. Но все эти детали Глен отметил лишь краем глаза. Его внимание было приковано к Джасти.

Даже в своих плотно облегающих выцветших гимнастических трико, голубых гольфах и кроссовках она казалась Глену принцессой. Он не отрывал от девушки глаз, а она, не замечая его, самозабвенно танцевала, без стеснения отдаваясь ритму движений: наклонялась, кружилась, невольно выставляя напоказ все свое хорошо тренированное тело.

На скамейке у стены стоял магнитофон. С кассеты раздавались голоса Энни Леннокс, Элтона Джона, Тины Тернер. Джасти танцевала так неистово, страстно и грациозно, что Глен не мог насмотреться.

Джасти казалась ему то маленькой девочкой, то зрелой женщиной, то задорным подростком, то опытной соблазнительницей.

Джасти виртуозно владела техникой современного танца и выдавала па так зажигательно, что захваченный этим зрелищем Глен забыл про свою трость и стал притоптывать в такт здоровой ногой.

Пленка кончилась. Девушка гибким движением отбросила назад волосы и, будто очнувшись, огляделась вокруг.

— Мистер Обервуд? — Она вопросительно смотрела на Глена.

— Вы занимались балетом? — спросил Глен, пытаясь говорить спокойно.

Джасти подошла к скамье, достала из своей сумки полотенце и начала насухо вытирать мокрые от пота лицо, руки и плечи.

— Да, сэр, — ответила она. — Всего шесть месяцев назад я еще регулярно — два раза в неделю — ходила на занятия к преподавательнице. Теперь танцую, чтобы не заржаветь и снять стресс. И знаете, помогает.

— Даже от стресса, вызванного мной? — Глен сказал это, не подумав. Поймав удивленный взгляд Джасти, он готов был надавать себе пощечин за длинный язык.

— Да, и от него тоже, — рассмеялась, к его изумлению, Джасти. — Я попросту все «станцовываю» с души и тем самым освобождаю место для новых неприятностей.

Она перевернула кассету и сразу же раздалась песня Элен Майлз «Черный бархат».

На этот раз Джасти не танцевала. Она замерла в центре зала, держа руки за спиной и слушая музыку. Потом медленно подошла к Глену. Помимо своей воли он тоже поддался очарованию музыки. Стройное тело Джасти манило к себе, а ее руки на его плечах заставили забыть обо всех преградах.

Она забрала у него трость, прислонила ее к стене и скользнула в протянутые ей навстречу руки.

Полностью растворившись в музыке и друг в друге, они медленно двигались по паркету.

«Черный бархат и его улыбка, черный бархат южных небес…».