Друзья

То ли от возраста, то ли от близости моря ее черное от загара лицо покрылось глубокими морщинами. Вокруг рта их столько, что казалось, будто губ у нее нет вовсе — они потерялись в морщинах. Зато зубы здоровые, крепкие. На левой щеке — большая родинка. Все эти подробности сейчас отчего-то сразу бросились мне в глаза.

— Очень вкусный суп! — сказал Ямашта, который, получив назад свою пиалу, тут же сделал из нее большой глоток.

Старушка протянула руку за моей пиалой. Пальцы у нее были немного скрюченные, на вид окостеневшие. Я передал старушке пиалу.

— Суп очень вкусный! Очень! — сказал еще раз Ямашта и сам себе кивнул.

— А пасту-мисо вы прямо здесь готовите? Ну, чтобы суп варить.

— Нет, здесь мы уже давно мисо не готовим. Да и нельзя тут готовить.

— Почему?

Прежде чем ответить, старушка передала мне пиалу, полную супа.

— А потому, — начала было она, но вдруг остановилась. — Вообще-то, это неважно.

— Ну расскажите! Расскажите, пожалуйста! — взмолился Кавабэ, как будто от этого зависела его жизнь.

Мы знали про старушку, что она отлично рассказывает страшные истории. Причем не выдуманные, а такие, которые действительно происходили на этом острове. Она рассказывала нам свои истории каждый год, и вот в этом году, кажется, нам наконец откроется страшная тайна этого дома! Мы буквально подпрыгивали от нетерпения.

— Ну хорошо, только никому ни слова, ладно? — старушка сделала большие глаза и внимательно посмотрела на нас пятерых. Мы с Ямаштой и Кавабэ, а вслед за нами Сугита и Мацушта, отложили палочки в сторону и, подавшись всем телом вперед, приготовились слушать. Мальчишки за соседними столиками продолжали болтать, не обращая внимания на то, что творится за нашим столиком. А может, им просто не было слышно.

— Когда-то давно, когда в этом доме еще умели готовить пасту-мисо, эта паста считалась лучшей, самой вкусной на острове. Так почему же, спросите вы, хозяева перестали делать свою замечательную пасту? Эту историю я услышала от своей старшей сестры, по несчастью, безвременно ушедшей.

На этом месте старушка остановилась и вздохнула — отличный и безотказный способ приковать к себе наше внимание.

— А причина, скажу я вам, в том, что в хранилище для мисо умерла молодая женщина.

— Ого! — сказал Кавабэ, а Ямашта, как девчонка, прикрыл от страха рот рукой. Сугита с усталым видом посмотрел на Мацушту, словно говоря: «И кто бы сомневался?». Но Мацушта в ответ только нервно хихикнул.

— Много лет назад хозяином этого дома был мужчина по имени Сададзи. Он вошел в семью, женившись на одной из дочерей старого хозяина, и поначалу был усердным и хорошим работником. Но время шло, и стал Сададзи лениться, а потом, сам не зная как, наделал долгов и, чтобы расплатиться, позвал свою соседку — разведенную женщину-процентщицу, — чтобы она ссудила его деньгами. Позвал он ее к себе в дом… — тут старушка — хлоп! — и закрыла свой тут же утонувший в морщинах рот.

— И изменил жене! — воскликнул Сугита.

Старушка испытующе посмотрела на Сугиту, а потом, сделав страшное лицо, утвердительно кивнула.

— И стал он ее водить к себе через черный ход и встречаться с ней в хранилище для мисо.

Старушка говорила очень тихо, однако, несмотря на шум, который стоял вокруг, слышно было каждое слово.

— Как-то раз, когда они были в хранилище, он услышал, что кто-то ходит по дому и ищет его. Сададзи пообещал любовнице, что вскоре придет за ней, и вышел из хранилища, оставив ее там одну. А дверь закрыл на замок. Как он и подозревал, его искала жена. Как раз в этот день был у них заказ — доставить бочки пасты-мисо в деревню за горой. А надо сказать, что их единственный работник в тот день, как назло, заболел корью и слег. Вот жена и говорит: «Извини, муженек, ты — хозяин, придется тебе груз доставлять». Делать нечего, впрягся Сададзи в тележку, погрузил на нее бочки и двинулся в путь. Никто не знает, как это получилось, да только тележка эта упала с крутого обрыва в море да и потонула там вместе с бочками и самим Сададзи.

— Ха, — Кавабэ фыркнул, — это ему за то, что жене изменял!

Старушка закрыла глаза и медленно кивнула. Как большая старая мудрая лягушка.

— Когда выловили из моря его труп, он был как треснувший надвое гранат. Глубокая рана зияла прямо под животом. Это, конечно, ужасная смерть…

— После смерти хозяина ключ от хранилища передали вдове. А вдова не спешила открывать хранилище, хоть и непонятно было, знает она о процентщице или нет. Сперва из-за толстой двери раздавался скрежет ногтей, но потом звуки прекратились. В хранилище воцарилась тишина.

— После этого в нашей семье перестали делать мисо. А вдова Сададзи решила переделать дом в постоялый двор. Потому что кто приезжает на постоялый двор? Чужаки. А чужакам нет дела до слухов о какой-то там процентщице, которая вдруг неожиданно пропала, словно испарилась.

Старушка снова закрыла рот и тихонько засмеялась, посматривая на нас, будто желая убедиться, что мы разделяем ее чувства. Продольные морщины вдоль ее рта натянулись, как резинки, а глаза, наоборот, спрятались в тени надвинувшихся морщин. Эффект был потрясающий! Как будто человек, которого ты сто лет знаешь, раз — и стаскивает с себя лицо, и оказывается, что все это время он ходил в маске, а ты и не подозревал. У меня по спине пробежал легкий холодок.

— Во время перестройки дома все работы по дереву выполнял один плотник. Дошла очередь и до хранилища, только начал он там работать, как вдруг взял и умер. Говорят, что умер он оттого, что случайно нашел в пасте-мисо женскую голову и тут же на месте и околел от страха. Женщина бедная еще и с ума, похоже, сошла перед смертью. Лицо ее сохранилось в мисо, как в бальзаме, — нисколько не подгнило. А хранить мисо в этом доме с тех пор нельзя. Оно сразу портится и загнивает и начинает ужасно вонять. Это оттого, что примешивается к нему гнев погибшей. Так что мы уже и не пытаемся здесь не то что делать мисо, но даже и хранить…

Мы сидели тихо-тихо. Белые кусочки рыбы, плавающие в мисо, напоминали набеленную женскую кожу.

— Но самое странное, — старушка, выкатив глаза, повела ими из стороны в сторону, — моя сестра рассказывала, что не раз слышала звук скребущихся ногтей, доносящийся из хранилища.

— А разве… это ведь старая история, правда? — Я собирался спросить это как бы между прочим, но собственный голос меня подвел.

— Да, история старая. Но тем не менее сестра слышала скрежет очень отчетливо. «Я не могу этого забыть», — говорила она мне. Вот я и думаю, что, может статься, ее безвременная кончина напрямую связана с тем, что она слышала эти звуки. Я почти уверена, что причина в этом.

Старушка прикрыла глаза и опять кивнула, будто соглашаясь сама с собой.

— А это хранилище мисо, — с опаской спросил Сугита, — оно в какой комнате было?

— В какой комнате? Вообще-то я эту историю слышала от сестры еще когда была совсем маленькой девочкой, так что ручаться точно не могу. Но…

— Но?

— Один из наших постояльцев, который недавно тут останавливался, сказал, что ночью недалеко от уборной… слышал какое-то поскребывание и поскрипывание… скрып-скрып, скрып-скрып.

— В какой комнате?!! — Сугита побледнел, как мертвец.

— Бабушка, милая, все. Хватит. Хорошенького помаленьку, — раздался вдруг сзади чей-то бас. Мы вздрогнули от неожиданности. Это к нам подошел отец нашего тренера.

— Это все неправда. Бабушка наша великая сочинительница. У нее хобби такое, ну или не хобби, а привычка. Да вы же и сами знаете не хуже меня.

— Конечно, знаем. Кто же верит этим глупым россказням? — громко засмеялся Сугита, но прозвучало это не очень убедительно. Кавабэ сидел и тряс, как ненормальный, ногой. Ямашта уткнулся носом в пиалу и зачарованно глядел в мисо-суп, не в силах оторвать от него взгляд. У Мацушты отвисла нижняя челюсть.

— Ну хватит, так хватит, — сказала бабушка и встала, прихватив кастрюлю.

— Это ведь неправда? — спросил я. Но она ничего не ответила, только усмехнулась на прощание.