Страница 46 из 127
— Мош Тимофте, вы, я вижу, человек бывалый, бдительный, — польстил сторожу Кауш. — Постарайтесь все-таки вспомнить что-нибудь. О ком могла говорить Надежда Павловна?
Похвала явно пришлась старику по душе. Он молодецки расправил грудь и важно произнес:
— В разведке служил, два года… Как сейчас помню, стояли мы на берегу Днепра… Вызывает нас полковник и дает приказ…
Он настроился на воспоминания, но Кауш деликатно прервал его и вернулся к теме их разговора.
— Ничего такого не хочу сказать, — после некоторого раздумья сказал дед, — но в бригаде Суховой только один седой — Гонца Григорий. Он на совхозной бойне убойщиком раньше служил, а потом в охранники подался. Вместе работали. Однажды ночью, осенью дело было, дождь шел, темень — хоть глаз выколи, спрашиваю Григория: «Не страшно, мол, тебе, не боишься?» А он усмехнулся, вытащил вот такой нож (старик показал руками, какой именно длины был нож) и отвечает: «Из любого кишки выпущу, если кто тронет». Я у него еще два ножа видел, тоже длинные. Говорит, остались от старой работы, на бойне… — со значением закончил старик.
— А что он курит, этот Гонца? — поинтересовался Мировский.
— Как что? — не понял Олареску.
— Сигареты или папиросы? Ну, например, «Ляну» или «Беломор»?
— Да он некурящий. Выпивать — выпивает, а чтобы курил — никогда не видел. Удивительно даже. А почему вы спрашиваете?
— Так просто, к слову пришлось. Вы, как я понимаю, с Суховой были в дружеских отношениях. Верно?
— Верно. Сколько лет вместе работали… Уважала меня покойница.
— Не говорила ли она еще чего-нибудь о седом черте?
— В тот вечер, когда провожали Надежду Павловну на пенсию, она домой не пошла. Поздно было, а она ведь в городе жила. Осталась ночевать в этом самом домике. Утром спросил ее, как спалось. Плохо говорит, спалось, ночью кто-то в окно стучался. Открыть, говорит, побоялась. А когда услышала, что уходит, встала, чтоб посмотреть, кто же это был. Со спины на Крауса Петра вроде был похож.
— А вы сами были на том вечере, мош Тимофте?
Старик даже обиделся.
— А как же, конечно был, меня первого пригласили. В ту ночь я не работал. Здорово погуляли, прямо здесь, под деревьями, столы стояли. Вся бригада собралась.
— И Краус тоже?
— Был, только невеселый какой-то сидел и ушел первым. Говорит, утром на работу надо рано вставать. Поливальщик он. Так всем же надо, не только ему одному. Я еще удивился: он вообще выпить не дурак, а тут вдруг о работе вспомнил.
— Какой из себя этот Краус, волосы у него какого цвета?
Мош Тимофте засмеялся мелким смешком.
— Да какие там волосы, лысый он. По краям только седина. Странно даже, ведь не старый еще.
— Краус курит? — спросил Мировский.
— Да что это вы все заладили: курит, не курит, что курит, зачем, — рассердился дед. — Какая вам, товарищи начальники, разница. Я вот тоже курю уже сорок лет и бросать не собираюсь. — С этими словами мош Тимофте полез в карман пиджака, демонстративно достал мятую пачку «Нистру» и закурил.
Маленькая комната наполнилась удушливым дымом. Даже курящий Аурел поморщился. А старик, сделав пару глубоких затяжек, уже спокойнее произнес:
— Курит он только когда выпивши. А что именно курит — мне неизвестно.
Летние южные сумерки быстро и незаметно сменились густой темнотой. Старик, взглянув в окно, заторопился на свой пост.
— Вот с кого надо было начинать, Владимир Иванович, — сказал Кауш, когда старик ушел. — Дед, видимо, не сочиняет. Однако проверить не помешает.
— Да, старик облегчил нам работу… Что-то долго нет Пояты, где он бродит?
И как бы в ответ на это за окном послышались тяжелые шаги.
— Продавщица, Эмилия эта, всегда куда-то исчезает, уж сколько раз с ней говорил, ничего не помогает. И сегодня вот тоже ушла, пришлось дожидаться, — пояснил участковый, устало присаживаясь за стол. Удивился, увидев остатки пиршества:
— Вы и поужинать успели? Можно позавидовать.
Узнав, кто их угостил, Поята сказал:
— Замечательный старик этот, Тимофей Олареску, я его давно знаю.
По словам участкового, продавщица Эмилия, женщина вздорная и даже скандальная, обладала одним положительным качеством — хорошей памятью. Она помнила, до копейки, кто из мужчин ей должен, хотя в долг отпускала крайне неохотно. Разбуди ее ночью и спроси: что именно предпочитает какой-нибудь бадя Ион — вино или напиток покрепче, — ответит не задумываясь. Или какие сигареты курит мош Тимофте — тоже скажет. Эмилия ответила Пояте сразу: Краус Петя купил на днях «Север», две пачки, и выпил еще 150 граммов водки, хотя пришел уже под градусом. Вообще же Краус покупает курево редко и только «Север».
— Краус? — переспросил Кауш. — Его и Олареску называл, однако я слышал эту фамилию и раньше, только вот не припомню, когда.
— Да ведь это сосед Зоммеров.
— Вспомнил… Говорили еще, что он принял большое участие в постигшем их несчастье. Кто этот Краус?
— Не здешний он, не покровский, но в селе живет давно, не помню уж, с какого года. Откуда-то с Севера приехал с семьей. Человек тихий, компров [13]не замечено.
— К Краусу мы еще вернемся. Давайте по порядку. Сухову нашли около шестнадцати часов. В четырнадцать она была еще жива. Все произошло в этот промежуток. Посторонних на участке не видели, и скорее всего, их действительно не было. Ближе всех к Суховой в это время находились Гонца и Краус. Гонца, как можно предположить из показаний Олареску, человек жестокий. И ножи у него видели. И вот около четырнадцати часов Гонца внезапно исчезает. Подозрительно? Очень.
— Но откуда взялись сигареты на месте преступления? Ведь Гонца не курит, — с сомнением произнес майор.
— Да, не курит. Вы ведь тоже, как я вижу, не курите, майор, не так ли?
— Не курю.
— А припомните, разве вы никогда не прикасались к сигарете? Просто так…
— Бывало, но сигарет я не покупаю. Стреляю у приятелей. Думаю, так дело было. Преступник, причем курящий, присел под деревом рядом с Суховой, вот папиросы и выпали, когда садился. А сесть рядом мог скорее всего человек, который ее хорошо знал, незнакомый вряд ли бы присел, не на скамейке же в парке Сухова сидела. И говорили они недолго: окурков-то нет. Не успел, значит, мерзавец, покурить.
Кауш внимательно слушал майора, и он представал перед ним в новом, неожиданном свете. Все это время следователь присматривался к Мировскому, да еще этот смешной эпизод со сторожем. Подумалось: «Не зря тебя учили в высшей милицейской школе… Посмотрим, что будет дальше». Вслух же произнес, обращаясь к Пояте:
— Как выглядит этот Краус?
— Обыкновенно, ничем не выделяется.
— Волосы какие у него, седые или черные?
— Да нет у него волос почти, а те, что остались — совсем белые. И лысый, и седой, стало быть.
— Вот и займемся этим седым и лысым, а также только седым Гонцей. Может, и в самом деле кто-то из них черт.
РАБОЧАЯ ВЕРСИЯ
Нашлось объяснение, весьма простое и прозаическое, исчезновению Григория Гонцы. Врач сельской амбулатории сообщила, что он находился у нее на приеме по поводу… Впрочем, повод, который привел Гонцу к врачу, не имеет никакого отношения к повествованию. Доказав свое полное алиби, Григорий Гонца «вышел из игры».
Следствие сосредоточилось теперь на одном Краусе. Новые подробности оказались любопытными. Крауса видели около четырех часов пополудни рабочие других бригад. Он был очень возбужден, и не только потому, что пьян. Бригадир Захар Цеслюк вспомнил, с какой злобой Краус говорил с Суховой, о том, что больше не хочет работать в ее бригаде и просится в бригаду к Цеслюку. Агроном отделения Алексей Цуркан рассказал о таком случае. Возникла недавно необходимость срочно заскирдовать солому. Решили послать на эту работу мужчин покрепче. Никто не отказался, кроме Крауса. Сухова его «просила: «Скажи, Петр, кого, по-твоему, я должна послать скирдовать: инвалида войны Кротова, больного сердцем Василатия или легочника Петрова?» — Краус ничего не ответил. Поскирдовал несколько дней и снова вернулся на свой поливной агрегат. Там и работа полегче, и заработок повыше.
13
Компры — компрометирующие материалы.