На исходе ночи

Я бродил среди «квадратов» и «кубов» довольно долго и не встретил ни одного посетителя, не считая, разумеется, служителей. Один из них, молодой еще человек, меланхолично насвистывал какой-то простенький мотивчик. Признаюсь, мне стало не по себе: все же обитель муз. А потом я понял: парень привык к одиночеству и разрешал себе эту вольность. В обществе Тернера или Матисса он вряд ли решился бы на такое кощунство. Попутно замечу, что в лондонских музеях смотрители сплошь мужчины, причем не какие-то старички-пенсионеры, а молодые, крепкие ребята. Здесь не увидишь старушек-«божьих одуванчиков», как у нас в «Эрмитаже» или Третьяковке. Не знаю, чем это объяснить: желанием усилить охрану произведений искусства (в последние годы кражи из музеев участились), или просто избытком рабочих рук.

В проспекте можно прочитать, что посетители галереи Тэйт имеют возможность ознакомиться с образцами оп-искусства, поп-искусства, абстрактного искусства и новейшими учениями, так называемым минимальным и концептуальным искусством. Не знаю, к какой именно категории отнести «Бродвей» или композицию «B-69-26». Рискуя вызвать снисходительную усмешку иного ученого-искусствоведа, я бы все эти экспонаты отнес к минимальному, а точнее к нулевому искусству. И еще одна подспудная мысль закралась мне в голову: уж не разыгрывают ли нас, простодушных, авторы всех этих квадратов, кубов, мотивов и линий? Вспоминается карикатура, виденная однажды в одном зарубежном издании: возле абстрактной картины, на которой нарисована мишень, стоит парочка. Бородатый заросший волосами интеллектуал с важным видом знатока поясняет своей спутнице: «Они повесили картину вниз головой». А что, если и нас «держат», как говорят в Одессе, за таких знатоков, «видящих» то, чего нет? Однако если это так и зрителя решили просто эпатировать, то почему для этой цели выбрано столь авторитетное, всемирно знаменитое собрание живописи, как галерея Тэйт? Место ли этим «картинам» под одной крышей с шедеврами Тернера, Матисса, Шагала, Родена?..

Особое место в экспозиции занимают скульптуры Генри Мура. К ним не подходит привычная мерка — настолько они необычны, своеобразны, не похожи на все виденное ранее. Выразительные, пластичные, монументальные, они, безусловно, сложны для восприятия. В июле 1978 года знаменитый скульптор отметил свой 80-летний юбилей и по случаю этой даты преподнес 36 своих скульптур в дар галерее. Вместе с другими его работами они позволяют проследить творческий путь ваятеля за многие годы.

К юбилею Мура был приурочен специальный буклет, выпущенный галереей, с репродукциями его самых известных работ и комментариями к ним самого скульптора. Его высказывания помогают проникнуть в творческую лабораторию мастера, понять замысел его композиций. Главное, основное внимание Мур уделяет человеку. Человеческое тело, считает он, известно художнику лучше всего. В то же время строение тела с его бесконечным разнообразием движений, размеров, ритмов — все это делает человеческие формы значительно труднее для воспроизведения в рисунке или же скульптуре, чем какой-либо другой объект. Интересны и его мысли по поводу материала, с которым работает скульптор.

«Когда я начал заниматься скульптурой, — пишет Мур, — приходилось настойчиво бороться за доктрину «правды» материала… Действительно, особенности каждого материала требуют уважительного отношения. В то время многие из нас делали из материала фетиш. Я думаю, что это важно, но не может быть критерием особенности работы… Скульптор должен быть хозяином материала, и только, но не жестоким хозяином».

Широко известна его «Лежащая фигура», установленная у здания ЮНЕСКО в Париже. В галерее экспонируется рабочая модель этой скульптуры, о которой Мур пишет, что с самого начала своего творчества его больше привлекали формы женского тела. Почти все его рисунки и скульптуры вдохновлены пластикой женского тела. «Лежащая фигура» — не исключение. Маленькая головка женщины, по словам художника, необходима для подчеркивания массивности тела. Если бы голова была больше, это погубило бы всю идею скульптуры.

Монументальный выразительный образ создан в одной из последних работ — «Сидящей женщине». Об этой скульптуре художник написал так:

«Сидящая женщина», особенно если смотреть на нее сзади, запечатлела воспоминания о моей матери, чью спину я растирал, будучи мальчиком, когда она страдала от ревматизма. У нее была мощная сильная фигура, и я помню, как массировал ее с чувством некоторого замешательства. Я ощущал плоское пространство спины, несмотря на грубые выступы костей. Спина моей матери мне дала многое».

В другой известной скульптуре — «Двух связанных лежащих фигурах» — Мур отразил проблему отношений между людьми. «Король и королева», «Семейная группа», «Лежащие куски», «Женщина» и другие отражают постоянные для творчества Мура мотивы. В заключение хочется добавить, что никакое описание не в состоянии дать представления об этих оригинальных, в чем-то примитивистских, асимметричных, подчиненных мысли художника и потому необычайно выразительных скульптурах. При всей своей внешней «непохожести» они с огромной силой передают внутреннюю суть человека и отношений между людьми. Эти скульптуры надо просто видеть.

День седьмой

застал нас в автобусе. Мы едем по уже примелькавшейся Оксфорд-стрит в Британский музей. Но сначала мы заглянули в «Лавку древностей», увековеченную Диккенсом. Теперь здесь небольшой магазинчик, где продаются предметы старины, произведения искусства, сувениры, книги — все это стоит дорого и простому туристу не по карману. Можно здесь приобрести и прижизненные издания великого писателя. Недалеко от «Лавки древностей» находится краснокирпичное здание конторы, в которой Диккенс работал клерком.

Не знаю, сколько времени нужно, чтобы не то что осмотреть, а просто обойти залы Британского музея с его богатейшими коллекциями монет, медалей, памятниками первобытного, древнего, средневекового, восточного искусства, гравюрами, рисунками, манускриптами и папирусами… Во всяком случае, не те несколько часов, что в нашем распоряжении. Поэтому мы осмотрели залы, посвященные искусству Древнего Египта и Древней Греции: знаменитый Розеттский камень с загадочными древнеегипетскими иероглифами, расшифрованными Жаном Шампольоном, мраморы афинского Акрополя, в том числе фризы Парфенона и кариатиды из храма Эрехтея. Я всматривался в эти бесценные древние мраморы, и память уносила меня далеко от туманных берегов Темзы, на залитые солнцем берега Эгейского моря. В такой же ноябрьский день много лет назад я стоял на вершине Акрополя. Под ярким, не по-осеннему горячим солнцем, словно живые, светились высеченные из пентеликонского мрамора колонны Парфенона. Двадцать пять веков храм продолжает волновать людей красотой, совершенством форм и пропорций.

Время не пощадило великого творения Фидия. Увы, самые тяжкие, неизлечимые раны Акрополю нанесли люди. И позорное первенство по праву занимает некий малопочтенный шотландский лорд Элджин, снискавший повсюду в мире поистине геростратову славу. С помощью подкупа он получил в начале XIX века разрешение турецких властей (Греция тогда находилась под османским игом) на вывоз мраморного «лома» в Англию. Не дрогнувшей рукой лорд выломал фризы, барельефы, украшавшие Парфенон, и кариатиды из Эрехтейона — самого священного храма Акрополя, чтобы продать английскому правительству эти бесценные сокровища за 30 тысяч фунтов стерлингов.

До сих пор в моих ушах звучат исполненный боли и возмущения голос нашего гида, молодой гречанки, поведавшей о преступлении лорда-вандала. С особым возмущением и брезгливостью она говорила о лицемерии администрации Британского музея, которая в ответ на требования греков возвратить украденные бессмертные творения, словно в издевку, прислала гипсовые слепки кариатид Эрехтейона.

Другой лорд — Байрон, только не шотландский, а английский, страстно и преданно любивший Грецию, гневно заклеймил грабителя Элджина в сатире «Проклятие Минервы».