Чичерин

Но пока такая система не действовала, Чичерину и его ближайшим помощникам приходилось выполнять огромную работу. В одном из своих писем он признается: «Я могу смело сказать, что наша борьба с затопляющей нас страшно ответственной политической работой за последние месяцы, при развитии сношений с массой государств, была героической. Мы в состоянии с этим справиться только потому, что я с т. Караханом абсолютно спелись, так что на полслове друг друга понимаем без траты времени на рассуждения и без труда распределяем работу, абсолютно привыкнув делить ее друг с другом… Вся дипломатическая работа между нами, таким образом, распределяется, но пока у нас не будет аппарата, будут по необходимости на каждом шагу чувствоваться дефекты».

Усилия Чичерина и всего коллектива советских дипломатов дали положительные результаты. Постепенно сложился хорошо спаянный, дружный коллектив, в котором господствовали твердые партийные убеждения, высокая идейность и простые дружеские отношения. Ленин высоко ценил НКИД, считал его образцовым советским учреждением. В статье «Как нам реорганизовать Рабкрин», говоря о соединении Рабкрина с ЦКК, Владимир Ильич, как известно, писал: «…Рабкрин получит таким путем столь высокий авторитет, что станет, по меньшей мере, не хуже нашего НКИД» [30].

В другой раз Ленин указывал, говоря о НКИД, что «этот аппарат исключительный в составе нашего государственного аппарата. В него мы не допускали ни одного человека сколько-нибудь влиятельного из старого царского аппарата. В нем весь аппарат сколько-нибудь авторитетный составился из коммунистов» [31].

С большими трудностями пришлось столкнуться при организации сети загранпредставительств Советской России. Дело было не только в кадрах. Почти все представительства не имели дипломатического статуса. Это вызывалось отсутствием признания Советского государства де-юре. И хотя Чичерин и писал Красину 6 июня 1920 года, что «по-прежнему мы мало обращаем внимания на внешние формальности и можем поэтому обходиться без формального признания, если, по существу, положение будет такое же, как при таком признании», отсутствие такого признания сильно затрудняло работу советских дипломатов. Нарком понимал это. Но пока по совету Ленина он разрабатывает и 6 февраля 1921 года коллегия НКИД на своем расширенном заседании с участием прибывших в Москву полпредов принимает решение, которым советским дипломатам вменяется в обязанность решительно бороться за скорейшее восстановление фактических отношений (торговых и политических) с западноевропейскими странами и Америкой с признанием за советскими представителями минимума дипломатических гарантий и привилегий. Формальное признание остается постоянным требованием, однако отказ в формальном признании не должен служить препятствием к восстановлению фактических отношений. Решение ясно и четко разъясняло цель советской внешней политики — разъединение капиталистических государств и недопущение создания ими единого фронта против Советской России.

Капиталистические правительства чинили всяческие препятствия для работы советских дипломатов — отказывали в предоставлении дипломатического иммунитета, чтобы произвольно, без оснований высылать их когда вздумается, задерживали выдачи виз, отказывали во въезде советским дипломатам и т. д. «Между тем, — отмечал нарком, — только лица, долго бывшие за границей, долго присматривавшиеся к иностранной политике, только они могут шаг за шагом разоблачать все те махинации, которые каждое правительство ежедневно выставляет против нас».

Чичерин считал, что на посты советских представителей за границей должны направляться люди, которые бы отвечали высоким политическим требованиям и отличались бы умением самостоятельно разбираться в сложной обстановке страны их пребывания, умением аналитически подходить к фактам. Когда в конце сентября 1920 года встал вопрос о назначении советского представителя в Италию, Чичерин особо подчеркивал, что «вопрос о кандидатуре нашего представителя имеет самое серьезное значение. Это должна быть крупная личность…».

Заботой о повышении знаний советских дипломатов проникнуты частые встречи, беседы, письма наркома. Он считал, что дипломат должен обладать широким кругозором и желанием еще больше расширить его. Н. Равич, бывший сотрудник полпредства в Афганистане, вспоминает об одной такой беседе накануне его отъезда в Турцию.

Чичерин детально познакомил его с положением дел в Турции. Потом задумался и спросил:

— Вы получили классическое образование?

— Да, я учился в классической гимназии.

— Гм… А кого вы предпочитаете из римских поэтов?

— Публия Овидия Назона.

Он наклонил голову несколько вбок, и круглый глаз его блеснул, как у птицы.

— Гм… Действительно, в «хорум поэтарум» первого десятилетия нашей эры он считался королем. Участь Овидия Назона была печальна. Благодаря интригам он был объявлен «обсцени доктор адультерии» и сослан Октавианом Августом в Добруджу. Вы помните эпитафию, написанную им самому себе?

И он прочитал нараспев и несколько картавя:

Чичерин не скрывал неодобрительного отношения к тому, кто ограничивал свое умственное развитие узкими рамками профессиональной деятельности. Человек, по его мнению, должен неустанно осваивать богатства мысли и не отмахиваться пренебрежительно от того, что кажется ему неясным и непонятным.

Георгий Васильевич поддерживал регулярную переписку не только с полпредами, которым разъяснял принципы советской внешней политики, но и с молодыми сотрудниками. Когда его личный секретарь Левин уехал с миссией Гиллерсона в Чехословакию и написал оттуда письмо, в котором сетовал на то, что в Праге его окружает непреодолимая скука, а работа в миссии неинтересная, Чичерин тактично посоветовал ему лучше приглядываться к даровитому народу с его многовековой историей, самобытной культурой и искусством, с его богатыми традициями.

В одном из писем к Левину 15 сентября 1920 года Георгий Васильевич вспоминает то время, когда он сам был в Праге, «когда «Народные Листы» считались революционным органом, а младочехи были действительно молодыми». Нарком не постеснялся привести в этом письме и историческую справку… о любимых фельдмаршалом фон Радецким кнедликах и очень теплые слова о славянских танцах Дворжака, «которые одни только чехи могут исполнять со всей подобающей легкостью, грацией и огнем». Нарком вспоминает подробности своего посещения Праги, хотя прошло уже около десяти лет. «Существует ли еще по ту сторону реки Navadopisnâ Vÿstava с образцами крестьянских домов разных славянских стран?» — спрашивает он.

Через четыре месяца Георгий Васильевич вновь пишет Левину: «Весь чешский народ отличается необыкновенной музыкальностью. Нет деревушки, в которой не было бы своих собственных прекрасных скрипачей… Никто, кроме чехов, не может с должной быстротой, подвижностью, блеском и огнем исполнять комические оперы Сметаны… Если вы ознакомитесь с очень популярными и блестящими беллетристическими очерками Неруды, вы увидите, насколько еще недавно чехи были исключительно крестьянской массой без буржуазии и интеллигенции. В исторических романах Ирасека вы можете познакомиться с первыми шагами чешской интеллигенции из крестьян, главным образом в рамках католической церкви и духовенства. Эта связь духовенства с их национальным пробуждением в сильной степени отразилась и на последующем развитии чешского национального движения… Нет сомнения, что та громадная энергия и тот бурный темперамент, которые так сильно отразились и в чешском национальном движении, в не меньшей степени отразятся и в чешском революционном коммунистическом движении. Признаки этого мы видим уже теперь».

30

В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 384.

31

В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 45, стр. 361.