Страница 9 из 104
С благоговейным ужасом я взирал на то, как врач с помощью пинцета извлек из кадки большого черного червя. Тварь корчилась и извивалась, пытаясь обмотаться вокруг руки доктора. Но стоило ей коснуться кожи больного, как вся сила и энергия будто бы оставила ее. Доктор Плюкер растянул громадную пиявку на икре герра Рункена от колена до лодыжки и предоставил ей возможность утолить свой голод.
— Если вам нужна моя помощь, сударь… — предложил я слабым голосом, не в силах оторвать взор от громадного слизняка с Амазонки. Пиявка достигала по меньшей мере двенадцати дюймов в длину. И по мере того как она отсасывала кровь несчастного, она становилась еще толще и крупнее. — Я…
Вдруг из-под шали показалась желтая рука больного и метнулась в сторону моего лица с такой скоростью, что слова застыли у меня на языке.
— Значит, вы все-таки приехали, — выдохнул Рункен. — Из Берлина, как я полагаю?
— Из Берлина, сударь? — повторил я, не совсем понимая, что он имеет в виду. Я бросил взгляд на врача, но и тот, как видно, ничем не мог мне помочь. Он ни на что не обращал внимания, занятый накладыванием гигантской пиявки на вторую ногу больного. — Я прибыл сегодня из Лотингена, ваше превосходительство.
Герр Рункен нахмурился. Глубокая морщина, напоминавшая расселину, внезапно появилась у него на лбу.
— Откуда?
— Из Лотингена. В западном округе, — ответил я. — Я являюсь там главным судьей.
— Из Лотингена?! — воскликнул Рункен — было больно смотреть на разочарование, отобразившееся у него на физиономии. — И что вы здесь делаете?
Меньше всего мог я ожидать подобных вопросов от человека, меня рекомендовавшего.
— Его величество велел мне принять на себя расследование того дела, которым занимались вы. У меня в кармане лежит и ваша собственная записка.
Рункен покачал головой, на лице его было написано глубочайшее недоверие моим словам.
— Вы же сами и предложили меня, — настаивал я.
Врач приложил к голым ляжкам поверенного еще двух изголодавшихся кровососок.
— Я никого не предлагал, — произнес Рункен злобно. — Это все он! Змей не успокоится, пока не изведет меня окончательно!
Я решил не обращать внимания на странные восклицания поверенного, возможно, обусловленные его болезненным состоянием. Я начинал понимать происходящее. Когда человек нездоров, он не знает, кого винить в своих страданиях, и потому ругает всех подряд, кто чувствует себя хоть немного лучше, чем он.
— Я ожидал специального эмиссара, — продолжил он. — Из Берлина. Из берлинской Тайной полиции. А не вас…
— Он о вас никогда и не слыхивал, — злобно прошипел доктор Плюкер мне на ухо, прикладывая черного червя меньшего размера на потное чело своего пациента и еще одного — на его правый висок. — Любому дураку это понятно. Из-за вашего присутствия у господина поверенного начинается воспаление мозга! Его отстранили от расследования дела. Уволили! Заставили подать в отставку. И он полагал, что на его место нашли опытного специалиста. Неужели у вас нет ни капли сострадания, сударь?
Внезапно Рункен стал ловить ртом воздух. В глотке у него забурлила мокрота, и он громко закашлял, а затем сплюнул в миску, которую поднес ему врач.
— Не изнуряйте себя, сударь, — взмолился доктор. И, бросив на меня через плечо взгляд, исполненный враждебности, воскликнул: — Умоляю вас, сударь!
— Я не виноват в том, что он болен, — упрямо ответил я и осекся, не зная, как продолжать. У меня, естественно, не было ни малейшего желания ухудшать состояние несчастного. — Я наделен полномочиями от самого короля. Господину Рункену известно об убийствах более, чем кому-либо. Мне нужна его помощь.
Доктор Плюкер воззрился на меня с нескрываемой ненавистью.
— Господину Рункену необходим покой. Тех волнений, которые вы ему доставили, я полагаю, для одного дня более чем достаточно. Оставьте же его!
Но если врач спешил как можно скорее закончить наше общение, то его пациент был явно намерен продолжить разговор. Он схватил меня за рукав и потянул вниз. Пришлось опуститься на колени рядом с ним. Пиявка у виска заколыхалась и изогнулась, раздувшись от крови больного. Она соскользнула на его щеку, и врач поспешно снял ее.
— Идите в здание суда, — произнес поверенный слабым голосом. — Попробуйте… сделать то, что я не смог сделать.
Он откинулся на подушки, закрыв глаза и отчаянно ловя ртом воздух.
— И уж тогда ему наверняка придет конец, — запротестовал доктор Плюкер, без всяких церемоний отталкивая меня от стула и усаживаясь на него, чтобы проверить пульс пациента.
Я отошел в сторону, пребывая в полнейшем смятении, и стал наблюдать за отчаянными усилиями врача спасти больного.
— Но вы ведь должны знать, с помощью какого оружия они все были убиты! — крикнул я.
Смятение сменилось отчаянием, когда я увидел, что поверенный Рункен закрыл глаза и скорее всего впал в глубокий обморок. Черви у него на лице и висках извивались и копошились, словно на картине, изображавшей Медузу Горгону, которую я когда-то лицезрел во Флоренции.
— Неужели вы не видите, в каком он состоянии? — заорал доктор Плюкер, схватив меня за руку и буквально выталкивая из комнаты. — Я вынужден приказать вам удалиться отсюда немедленно!
Энергично распахнув дверь, врач с неожиданной для человека его внешности силой вытолкнул меня в коридор, где стояла горничная.
— Проводите господина Стиффенииса!
Должно быть, я был похож на растерянного ребенка, потому что девушка, как могла, попыталась меня успокоить, провожая к выходу.
— Идемте, идемте, сударь, — приговаривала она, ведя меня по заставленным книгами комнатам и полутемным коридорам. — Следуйте за мной.
Когда парадная дверь закрылась за моей спиной, я остался в полном одиночестве во дворике, освещенном восходящей луной. За садовой оградой меня поджидал сержант Кох. Услышав звук закрывающейся двери, он повернулся и направился ко мне. Лицо его от холода стало напоминать кусок полированного мрамора. За время моего пребывания в доме поверенного температура упала, и шляпу сержанта посыпало свежим снежком.
— Все в порядке, герр Стиффениис?
Я не обратил внимания на его слегка покровительственный тон.
— По чьему поручению вы сегодня посетили Лотинген, сержант Кох? — Я буквально дрожал от унижения и ярости.
— По поручению поверенного Рункена, — ответил он без малейшего колебания.
— Он не имеет ни малейшего представления о том, кто я такой, — возразил я с холодностью, поразившей меня самого.
Кох открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл, так ничего и не сказав.
— Я полагал, что поручение исходило от господина Рункена, — произнес он наконец. — Пакет мне передал посыльный.
— И кем же он был подписан?
— Он не был подписан, сударь. Я служу у поверенного. Посыльный сообщил только, что приказ поступил сверху. Господину Рункену нет нужды подписывать те документы, которые он передает мне для исполнения. Там совершенно ясно говорилось, что я должен делать и куда следовать. Тот же посыльный вручил мне письмо с королевской печатью и те бумаги, которые я должен был передать вам на обратном пути в Кенигсберг. Если я сделал что-то не так, я приношу свои самые искренние извинения, сударь.
— Значит, вы вообще не виделись с господином Рункеном?
Кох покачал головой:
— Нет, сударь, не виделся.
— Мне следует немедленно пройти в здание суда, — сказал я, повернувшись и последовав по направлению к громадной Крепости на противоположной стороне площади. Я уже сделал несколько шагов, когда обнаружил, что Кох не идет за мной.
— В здание суда? — крикнул он мне вслед. — Разве вы не хотите вначале посмотреть свои комнаты?
Я повернулся к сержанту. Его слова прозвучали нелепо.
— Вы полагаете, что я приехал сюда на отдых? Я прибыл в Кенигсберг для расследования убийств, сержант!
Кох сделал шаг в мою сторону и почтительно снял шляпу.
— Луна еще не очень высоко, сударь, — проговорил он. Мгновение мне казалось, что я ослышался, но затем сержант продолжил: — У нас пока есть время…