Страница 18 из 21
1.4.Важным понятием позиционной грамматики является также понятие подпорядка, введенное Ревзиным. Этому понятию дается следующее определение:
Два элемента из одного порядка относятся к одному подпорядку, если в любой последовательности замена х на у и у на х приводит к правильной последовательности [Ревзин, Юлдашева 1969:46].
Далее совершенно справедливо замечено, что система тем проще, чем меньше подпорядков в каждом порядке. В имеющихся позиционных описаниях разных языков максимальная модель включает обычно немного подпорядков. Так, в кетской модели Буторина таких позиций (разделенных на подпорядки) всего 4 из 17 [Буторин 1995], а Вернер обходится вовсе без них [Werner 1997]. Правда, надо сказать, что три из четырех деленных на подпорядки позиций содержат показатели категории числа с нулевым экспонентом ед. числа— деление на подпорядки в данном случае вряд ли оправдано. Весьма продуктивно лишь деление нулевой позиции на подпорядки корня и полукорня, ср. выше, 1.3.3.
В модели алеутского глагола лишь одна позиция (порядок 27) разделена на четыре подпорядка: индикативный, оптативный, императивный и превентивный [Головко 1984: 15]. Подобное членение представляется чрезмерно детализированным. Если для выделения императива в отдельный подпорядок основания есть (собственная структурная модель словоформы), справедливо это и для превентива (специфический выбор показателей лица), то оптатив и индикатив, судя по приведенному материалу, ведут себя как морфемы одного подпорядка.
Модель языка кламат не содержит ни одного подпорядка, хотя порядок 23 явно нуждается в таком делении: помимо ряда морфем, которым вполне можно приписать категориальное значение модальности, есть в этой позиции «суффикс существительного» [Стегний 1983: 19]. Этот показатель, без сомнения, должен быть выделен в собственный подпорядок.
1.5.В модели узбекского глагола, представленной в работе [Ревзин, Юлдашева 1969], напротив, подпорядков излишне много. Они представлены в каждом порядке, даже в таких, как порядок 4, содержащий одну морфему — ма (отрицание). Этот порядок представлен в модели двумя подпорядками: 4.0 (нулевое заполнение — неотрицание) и 4.1 (состав его уже известен). В порядке 3, где представлены «каузативность» (подпорядок 3.1), «взаимность, совместность» (3.2), «пассивность» (3.3.), выделен и подпорядок 3.0, означающий отсутствие вышеперечисленных значений. Ревзин даже указывает, что нулевой аффикс есть в каждом порядке, и специально подчеркивает разницу между, скажем, нулевым аффиксом 3 л. ед. ч. (порядок 6) и большинством других нулей, которые означают лишь отсутствие данного значения. Далее сказано: «Рассмотрение порядков дает возможность внести существенные уточнения в трактовку нулевого знака» [там же: 52].
Предложенный в этой работе способ экспликации позиционной модели не нашел продолжателей. Все авторы, перечисленные выше (ср. 1.0), отдают себе отчет в том, что лингвистический нуль есть не простое, а категориально значимое отсутствие, за нулевым экспонентом всегда стоит совершенно конкретное значение одного из членов той или иной парадигмы. Отсюда следует, что нулевая морфема возможна только в обязательных (реляционных) позициях, а приписывать нули там, где никакого значения нет, а есть лишь его отсутствие, — на мой взгляд, совершенно не нужно.
Следует вообще воздерживаться от соблазна «плодить лишние нули». Например, в чукотско-корякских языках (ср. выше, 1.3.1)левая и правая терминальные позиции в модели глагольной словоформы, занятые показателями категорий Р и Р/Num соответственно, нулевых морфем не имеют, равно как не имеют их позиции, занятые показателями Р ob. Личное спряжение в чукотско-корякских языках организовано строго дистрибутивно: маркируется либо левая, либо правая терминальная позиция. Лишь в одной точке парадигмы лицо не выражено вообще никак, ср. чукотск.:
2.1.Согласно постулату 1.1.2(ср. выше, 1.1),последовательность позиций, составляющих цепочку сложного знака, стабильна. Это значит, что любой элементарный знак в цепочке должен занимать только один, приписанный ему порядок, маркированный определенным цифровым индексом. Знаки с одинаковым экспонентом, занимающие разные порядки, которые не являются взаимоисключающими — могут быть зафиксированы в составе одной конкретной цепочки словоформы, но при этом они будут иметь разные значения. Ср. данные чукотского языка:
Морфа — ra- в обоих случаях занимает один и тот же квазипорядок (ср. выше, 1.0,также ниже, 4.1)как относительно левой границы словоформы, так и относительно корня (морфа — от-), но порядки у морфы — ra- разные. В (16а) она соотнесена со значением футура, в (16б) — со значением дезидератива, который выражается циркумфиксом:
Возможно сочетание этих двух показателей в составе одной словоформы:
Здесь — ra 1имеет футуральное значение, — ra 2- дезидеративное значение.
Аналогичная картина наблюдается в ительменском языке:
В данном случае — al 1- имеет значение дезидератива, — аl 2— футуральное значение. Они разделены показателем имперфективного вида — qz(u) — и не могут, как в чукотском, занимать смежных позиций.
Такого же рода случай обнаруживается в максимальной модели глагольной группы в изолирующем кхмерском языке: элементарный знак nωηв порядке -18 соотнесен со значением футура, в порядке -5.2 тот же по экспоненту знак является «маркером грамматической связи между служебным глаголом и ядром ГГ» [Дмитренко 1998: 10]. Все эти факты трактуются как омонимия и принципа стабильности не нарушают.
2.2.В то же время могут наблюдаться явления, определяемые как «относительно свободный порядок следования морф» [Асиновский и др. 1987: 42]. Этот случай может быть иллюстрирован данными алеутского языка:
(18а) книгиис хила-ака- ма-ку-x¸
«книгу читать-может- тоже-он»;
(18б) книгиис хила- ма-ака-ку-x¸
«книгу читать- такую-же-может-он».
Элементы — ма- и — ака- меняются местами, меняя при этом значение словоформы, в цепочку которой они входят. В алеутском языке это далеко не единственный случай. Как явствует из максимальной модели глагольной словоформы, три порядка (12, 15, 21) могут быть заполнены морфемами со значением фазовости, потенциальности, интенциальности в свободной последовательности, определяемой намерением говорящего, в зависимости от семантического устройства словоформы. Эти факты «дают основания для сближения морфологической структуры слова с семантической структурой предложения» [Головко 1984: 12]. Важно, что значение перечисленных морфем (в (18) их представляет суффикс — ока- «мочь/долженствовать») не меняется с меной их позиции в словоформе. То же можно сказать о суффиксе — л/а-, который в (18а) занимает порядок 22, а в (18) — порядок 9: его значение в принципе инвариантно («тоже», «такой же»), хотя и приобретает в разных позициях собственные оттенки.
И в данном случае, как кажется, можно констатировать, что принцип стабильности в общем не нарушается. «Относительная свобода следования морф» ограничена точно названными участками цепочки, получает разумное и достаточное объяснение. Подобные вещи, по-видимому, возможны только в языках, где слово (а) всегда начинается с корня, (б) композиция запрещена (ср. выше 0.3, 0.4). Подобные языки принято называть «полисинтетическими», но этот термин, как и «инкорпорирующие», типологической характеристикой не является.