Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 60 из 63



Борис Александрович Колчин начал свое обучение на историческом факультете МГУ в 1935 г. (биографические сведения за 1935–1950 гг. приводятся по работе: Гайдуков, 2003. С. 147–155). Ему был 21 год и за плечами уже имелся учебный и рабочий стаж: в 1930–1935 гг. он работал на авиационном заводе и в Центральном аэрогидродинамическом институте (ЦАГИ). Одновременно с этим обучался на вечернем отделении, сначала машиностроительного техникума, а позже авиационного института. В это время он вел научную работу в области взаимозаменяемости в самолетостроении. Эта работа завершилась публикациями в соавторстве с другими инженерами двух книг: «Иллюстрированный альбом допусков» и «Допуски и посадки в цельностальном самолетостроении».

Летом 1935 г. Колчин круто изменил свою жизнь. Он поступил на истфак МГУ, как он позже напишет в автобиографии 1946 г., «имея определенное желание заниматься вопросами истории материальной культуры и истории техники». С 1938 г. он начал специализироваться в области славяно-русской археологии под руководством профессора А.В. Арциховского. В июле 1940 г. вместе со своим учителем принимал участие в раскопках древнерусских курганов под Звенигородом.

К весне 1941 г. Б.А. Колчин написал дипломную работу на тему «Обработка железа на Руси в XVI в.». Артемий Владимирович высоко оценил ее. В июне 1941 г. историк закончил обучение в Московском университете. Последний экзамен Борис Александрович сдал 27 июня и уже 30 июня — всего через неделю после начала Отечественной войны — был призван в армию.

После мобилизации в звании младшего лейтенанта он служил на Украинском фронте: в июле-августе 1941 г. командиром взвода в 92 Особом стрелковом полку, в августе был переведен в 73 Отдельный Стрелковый пулеметный батальон на должность начальника штаба. Два раза в районе Оржицких болот участвовал в боях. В начале ноября попал в Киевское окружение Украинского фронта, больше месяца был на оккупированной территории, скрывался от немцев, в середине декабря с группой бойцов вышел из окружения. После переформирования в Москве с февраля 1942 г. определен в 105 Запасной стрелковый полк адъютантом батальона. Полк базировался в городе Муроме. В октябре 1942 г. был арестован и обвинен в уклонении от воинской повинности. Судя по архивным документам, Колчин был осужден на пять лет, возможно, за пребывание на оккупированной территории. Наказание отбывал на северо-востоке Коми АССР, в Интинском Исправительно-Трудовом лагере, на руднике «Большая Инта».

В заключении Борис Александрович смог каким-то образом профессионально хорошо проявить себя, поскольку уже в 1944 году был назначен инженером в проектный отдел.

В Москву Б.А. Колчин вернулся в октябре 1945 г. Позже он защитит кандидатскую и докторскую диссертации, создаст и возглавит лабораторию естественнонаучных методов Института археологии, станет известным и авторитетным советским археологом, лауреатом Государственной премии СССР. Но последствия своего участия в Великой Отечественной войне и пребывания в лагерях ГУЛАГа будет ощущать до конца своих дней. Его не всегда будут выпускать в заграничные поездки для участия в международных конференциях или с целью научного туризма. В 1978 г. я был свидетелем одного любопытного эпизода. Около знаменитого книжного киоска на первом этаже четырехэтажного здания на ул. Дмитрия Ульянова, 19, один из технических сотрудников академического института, расположенного над Институтом археологии, стоял и держал в руках сборник со статьей Колчина «Оружейное дело древней Руси». Посмеиваясь, он громко говорил о том, что в книге опубликована работа сомнительного и недостойного человека, который побывал в немецком плену и за это сидел «где следует». В 1981 г. Колчин был участником Всесоюзной научной конференции, посвященной 100-летию V археологического съезда в Тбилиси. Как водится в таких случаях, организаторами форума была запланирована культурная программа. Большую группу археологов, в составе которой был и Борис Александрович, должны были повезти в горный район на границу с Турцией и показать средневековые храмы. Вместо этого всех археологов после долгих проволочек увезли совсем в другую сторону. Как мне рассказывал один из участников этой поездки, это было сделано из-за присутствия в группе Колчина. Все это не могло не задевать и травмировать Бориса Александровича.

Но вернемся в 1945 год В октябре Б.А Колчин устроился в научно-библиографический отдел Ленинской библиотеки, где проработал до конца мая 1946 г. Летом копал в археологических экспедициях ИИМКа: Старо-Рязанской и Полоцкой. Работал он и в селе Беседы под Москвой, где А.В. Арциховский второй год подряд раскапывал курганы вятичей.



Осенью 1946 г. Колчин был зачислен в дневную аспирантуру ИИМКа с темой диссертации «Древнерусское ремесло по обработке железа». Научным руководителем его был назначен Арциховский, который по совместительству работал в ИИМКе и перед экзаменами написал своему ученику прекрасную характеристику.

Наступила весна 1947 г. После долгого перерыва А.В. Арциховский решил вернуться к работам в Новгороде. Поскольку Колчин при раскопках курганов в селе Беседы показал себя хорошим организатором, главную роль в организации новгородских раскопок А.В.Арциховский поручил ему. Результаты раскопок Новгородской экспедиции 1947–1948 гг. на Ярославовом дворище широко известны. Это была, если можно так выразиться, генеральная репетиция перед «Неревской эпопеей». Именно здесь начал складываться научный коллектив экспедиции. Начиная с этого времени, Борис Александрович становится одним из организаторов и непременным участником проведения раскопок в Новгороде. До самой смерти жизнь Новгородской экспедиции оставалась частью его жизни.

Вот как характеризует роль Колчина участник новгородских работ 1947 г. Д.А. Авдусин: «…Колчин поломал кустарный характер раскопок и придал экспедиции необычный размах. Она была обеспечена машинами, в первую очередь транспортерами, восхищавшими А.В. Арциховского, который, однако, не вполне и понимал, как их можно применить на раскопках. Было заказано большое количество пиломатериалов, чтобы не экономить на технике безопасности и не попрошайничать у местных организаций. Были сделаны надежные трапы, укрепления, ограждения и пр. Зная об обилии грунтовых вод, получили насос-„лягушку“, в чем ошиблись: нужен был насос с электрическим приводом. Событием было появление нивелиров, облегчивших и ускоривших всевозможные замеры…Но все это было только началом колчинских новаций. Их расцвет еще предстоял. Артемий Владимирович полностью положился на своих учеников. Он почти не вмешивался в их участки работы» (Авдусин, 1994. С. 31, 32).

При новгородских раскопках 1947 г. и в более позднее время Колчин воспользовался своим опытом, приобретенным в Инте на лагерных стройках НКВД и руднике «Большая Инта». Именно там, а не в ЦАГИ, он впервые увидел практическое применение транспортеров и подъемников. Таким путем некоторые приемы организации промышленных работ в ГУЛАГе пришли в практику раскопок сначала Новгородской экспедиции, а позже и многих других, изучавших средневековые русские города.

В марте 1951 г. кандидат исторических наук Колчин был зачислен в штат Института истории материальной культуры. В его жизни начался новый период. Ко времени начала работ на Неревском раскопе он получил возможность заниматься не только летней организацией археологических раскопок, но и постоянным изучением археологии Новгорода.

«Неревская эпопея», т. е. организация и проведение широкомасштабных археологических работ в Неревском конце средневекового Новгорода длилась 12 лет: с 1951 по 1962 г. За эти годы благодаря широкой механизации земляных работ был вскрыт невиданный ранее по величине участок древнерусского города: раскопана площадь в 9 тысяч квадратных метров при толщине культурного слоя от 6 до 7,5 м. Все эти годы Колчин был «правой рукой» Арциховского. Именно на его плечах лежала основная тяжесть организации научного и хозяйственного обеспечения, а также контроль за финансовым выполнением проведения работ этой, если так можно выразиться, гигантской «фабрики по добыче древностей».