Страница 283 из 306
С его мнением начинало считаться все больше и больше людей. Будучи вторично арестованным в другом штате и ожидая вынесения приговора, Дорсблад отказался беседовать с губернатором штата, так как этот пост занимала женщина. «Свободнорожденный мужчина, — утверждал он, — не может допустить политического или правового господства над собой какой-то женщины».
Губернаторша улыбнулась, глядя на толстенького коротышку, который распевал, закрыв глаза и подпрыгивая на месте: «Кухни и юбки! Мечты и чадры! Гаремы и бордели!» Но неделю спустя ей было уже не до улыбок, когда последователи Дорсблада разгромили и эту тюрьму, вынеся его на своих плечах. И уж совсем она заскучала через год, когда потерпела поражение на выборах, — тем более что и то и другое происходило под аккомпанемент все той же песни.
Перестал улыбаться и Шеппард JI. Мибс после появления Генри Дорсблада на «Бое Быков». Тот заявил о себе как о мощной политической силе, с которой не осмеливались соперничать ни один штат и ни один губернатор. И почти все телезрители Соединенных Штатов и Канады наблюдали, как Национального президента маскулинизма Шеппарда Мибса заслонила фигура Неистового Генри.
На следующий день вся страна цитировала вынесенный Дорс-бладом приговор современному обществу: «Женщины нуждались в правовой защите, когда они занимали более низкое положение на социальной лестнице по сравнению с мужчинами. Теперь они обладают и равноправием, и правовой защитой. Нужно выбрать что-нибудь одно!»
Репортеры и журналисты обсуждали его пифийское пророчество: «За каждой удачливой женщиной стоит неудачник мужчина!»
Все обсуждали выдвинутые им биопсихологические законы: «Мужчина, не наслаждающийся властью в течение дня, не может быть сильным ночью. Импотент в политике становится импотентом в постели. Если женщины хотят иметь любвеобильных мужей, они прежде должны дать им возможность стать героическими личностями».
На самом деле Дорсблад всего лишь пересказывал статьи Мибса, которыми он зачитывался в своей тюремной камере. Но пересказывал он их с убежденностью Савонаролы, с пылом и фанатизмом истинного пророка. И, как многие обратили на это внимание, он оказывал одинаковое воздействие как на мужчин, так и на женщин.
Женщины стекались толпами, чтобы послушать, как Дорсблад клеймит их пол. Они теряли сознание, когда он насмехался над их недостатками, рыдали, когда он осуждал их бесстыдство, и кричали «да!», когда он призывал их отказаться от своих прав и вернуться к подобающей им роли «дам».
Толпились мужчины, роились женщины. С появлением Дорсблада количество членов движения возросло втрое. Его слово стало законом.
Он добавил еще одну деталь к маскулинистскому костюму — длинное орлиное перо, воткнутое в тулью котелка. По всему миру началась безжалостная охота на орлов, перья с которых обдирались и поставлялись на американский рынок. Дорсблад добавил третий воинствующий принцип к двум первым, заявленным Мибсом и Поллигловом: «Никакой правовой дискриминации без соответствующих правовых привилегий». Мужчины отказывались быть кормильцами и солдатами, пока их не признавали главами в их семьях. Суды были завалены исками против жен, в то время как Маскулинистское общество обещало поддержку каждому, кто вступал в великую битву за «Привилегии Пениса».
Дорсблад одерживал победы повсюду. Когда он потребовал себе как лидеру маскулинизма отдельный офис, своими размерами превосходящий конторы всяких там Основателей и Президентов, Мибс спорил и сопротивлялся, но в конце концов ему пришлось уступить. Когда Дорсблад изобрел для себя специальный гульфик в горошек, Мибс поухмылялся и снова был вынужден согласиться. Но когда он попробовал наложить лапу на высшую цель маскулинизма — Девятнадцатую поправку, Мибс тут же разразился передовицами, в которых выступил против безответственных нововведений и требовал, чтобы выборы снова проводились в салунах, а решения принимались в прокуренных залах.
На первом национальном съезде маскулинистов в Мэдисоне, штат Висконсин, старина Шеп уже безропотно восседал вместе со Старой Перечницей с краю от трибуны, вместе со всеми криками и топаньем приветствуя громоподобные заявления Неистового Генри: «Наша цивилизация принадлежит мужчинам! Мужчины ее создали, и мужчины ее разрушат, если не отвоюют свои права!» Он покатывался со смеху над уже затасканными шуточками Дорсблада типа: «Я растил своего мальчика не для того, чтобы он становился домохозяйкой» или «Назовите мне хоть одну женщину, которая когда-либо…» И когда толпа принялась маршировать по залу, распевая гимн Отзыва Поправки, Мибс уже шел сразу вслед за Неистовым Генри:
Зрелище было захватывающим: две тысячи делегатов от всех штатов — ритмично подпрыгивающие котелки на головах, величественно покачивающиеся орлиные перья, болтающиеся гульфики и все это в густом облаке сигарного дыма, вздымавшегося вверх как символ наступления мужского тысячелетия. Усатые, бородатые мужчины приветствовали один другого хриплыми голосами, ударяя друг друга по плечам; они топали по полу с таким энтузиазмом, что, когда дело дошло до голосования, выяснилось, что делегация от Айовы в полном составе провалилась в подвал.
Но ничто не могло испортить настроение этой толпе. Тех, кто получил серьезные травмы, госпитализировали, а тех, кто всего лишь переломал ноги и ключицы, с гоготом подняли наверх для проведения голосования. Делегаты с ревом единогласно приняли целый ряд резолюций.
РЕШЕНО: что Девятнадцатая поправка к Конституции Соединенных Штатов, гарантирующая женщинам всеобщее избирательное право, противоестественна с биологической, политической и моральной точек зрения и является основной причиной наших национальных бед…
РЕШЕНО: оказывать все необходимое давление на политических деятелей, как находящихся у власти, так и претендующих на нее…
РЕШЕНО: что данный съезд является решающим…
РЕШЕНО: что мы, нижеподписавшиеся…
Это происходило в год выборов в Конгресс.
Для каждого штата был разработан свой план борьбы. Были созданы специальные координационные комитеты по работе с молодежью, меньшинствами и религиозными группами. Каждый член Маскулинистского общества имел свое поручение-добровольцы с Мэдисон-авеню проводили вечера за выпуском пропагандистских бюллетеней; горняки Пенсильвании и фермеры из Небраски посвящали свои субботы беседам с обитателями домов престарелых.
И всеми ими неустанно руководил Генри Дорсблад, требуя от каждого еще больших усилий, заключая сделки и с республиканцами, и с демократами, и с реформаторами, и с боссами крупных городов, и с ветеранами войн, и с пацифистами.
— Мы должны победить, пока оппозиция не опомнилась! — подбадривал он своих приверженцев.
Политики, обезумевшие от напряжения, боялись твердо заявить о своем выборе. «Женщины представляют собой более многочисленную и лояльную часть избирателей по сравнению с мужчинами, — указывали они, — и если дело дойдет до открытой борьбы, то женщины победят». Мускулинисты давили, но и не только давили.
Тут-то и раздался голос Неистового Генри, призывавшего всех женщин во имя их же собственного счастья положить конец долгой зиме феминизма. Польщенные одним тем, что Генри
Дорсблад обращался к ним с просьбой, многие дамы попросту потеряли головы. В Маскулинистском обществе организовалась женская подгруппа — «Подруги Гульфика», которая начала быстро увеличиваться. На кандидаток в Конгресс столь яростно обрушивались представительницы их собственного пола, что те вынуждены были потребовать от полиции специальной зашиты на каждом общественном митинге.
— Иди погладь рубашки своему мужу! — орали маскулинистки. — Отправляйся домой — у тебя ужин подгорает!
За неделю до выборов Дорсблад выпустил бригады «Прямого действия». Группы мужчин в гульфиках и котелках захватывали общественные здания по всей стране и приковывали себя цепями у входа. Пока представители закона при помощи пил и ацетиленовых горелок пытались освободить их от оков, они громко распевали новую литургию: «Женщины! Отдайте нам свои голоса, и мы вернем вам ваших мужчин! Мы нуждаемся в ваших голосах для победы — вы нуждаетесь в нашей победе! Женщины! Отдайте нам свои голоса в день выборов!»