Страница 2 из 10
«Отчего томит меня злое предчувствие?» — мелькнуло в голове Патмосова, но он тотчас прогнал эту мысль и подошел к телефону.
— Алло! Барышня, дайте мне номер 27–035! Готово! Благодарю! Алло! Кто говорит? Это ты! Здравствуй, Сеня! Слушай, голубчик, ты мне нужен. Вот что. Узнай немедленно, что говорят про Колычева, Михаила Андреевича. Не забудь имя. Это мне. Запиши! А потом, в каких клубах он играет в карты. Сегодня же утром! Потом приедешь ко мне, к девяти часам, и все расскажешь. Ну, до свиданья!
Он повесил трубку и дал отбой.
III
Семен Сергеевич Пафнутьев был ближайшим помощником Патмосова, помощником, в способности которого Патмосов сильно верил и на которого мог положиться, знал, что он не продаст и не предаст.
К вечернему чаю, как раз к тому времени, когда просыпался Патмосов после послеобеденного сна, Пафнутьев уже сидел в столовой и занимал веселой болтовней всех сидящих за чайным столом.
Хозяин тотчас увел его к себе в кабинет.
— Многого сказать не могу. Начну с конца, — сказал Пафнутьев. — Колычев играет везде, но главным образом в железнодорожном и купеческом. У вас есть туда вход?
— У меня вход всюду.
— А то бы я мог достать… Играет и в» Петровском», понятно, за золотым. И везде несчастливо. Проигрывает помногу. Один раз прометал двенадцать тысяч. Я тогда выиграл тысячи полторы… Говорят, он добрый семьянин. Говорят, отличный начальник, которого все любят. Говорят, что проиграл он очень много, и теперь дела его позапутались. Но это все уже надо узнать подробнее от служащих. На это время надо…
— Даю тебе сроку три дня, — сказал Патмосов.
— Отлично! И, наконец, он сегодня играет в железнодорожном! Вот и все!
Пафнутьев принялся за чай.
— Немного, а все‑таки спасибо! — сказал Патмосов. — Теперь слушай. Сегодня был у меня его отец…
И Патмосов рассказал все об этом посещении, о просьбе отца и о своем согласии.
— Ты мой помощник. На этот раз твое порочное увлечение картами пригодилось. Надеюсь, никто не знает о твоем занятии?
— Что вы? Разве я дурачок?
— То‑то! Сегодня мы поедем вместе, ты укажешь мне Колычева и будешь моим чичероне!
— Превосходно! Но вас‑то знает пол — Петербурга!
— Милый! Для этого есть грим и накладные волосы. Я буду крымским помещиком, собирающимся торговать сушеными фруктами, Яковом Павловичем Абрамовым. Запомни! У меня есть такие визитные карточки.
Патмосов прошел в свою уборную, где, открыв электричество, сел к туалетному столу и стал раскладывать все принадлежности и приспособления для грима.
— Чувствую, чувствую, что бесполезен, а отказать не мог, — бормотал он вполголоса, наводя себе брови и делая морщины…
IV
Был двенадцатый час ночи, когда Пафнутьев с крымским помещиком, Абрамовым, входил в подъезд железнодорожного клуба, где в то время велась едва ли не самая крупная игра.
Характерная черта в хронике клубов: крупная игра переходит из одного клуба в другой, как заразная болезнь, как чума. Вдруг объявится в одном, и туда почему‑то устремится и крупный, и мелкий игрок, а другие клубы на время обращаются в места пустынные. Потом, так же вдруг, в этом клубе игра упадает, игроки исчезают и появляются в другом клубе.
Только купеческий клуб держится в этом отношении неизменно, и игра в нем всегда крупная и ровная.
Пафнутьев и Абрамов сбросили шубы в швейцарской и направились в игорные залы.
Самый опытный наблюдатель не приметил бы на лице Абрамова следов грима, и близкий знакомый Патмосова не узнал бы его в этом господине с круглым брюшком, с седоватой бородкой, лихо закрученными усами, манерами отставного гусара и громким смехом.
— В прежнее время в банчишко резался, а этой игры не знаю, — громко говорил он, проходя маленькую комнату с мягкими диванами, на одном из которых уже спал проигравшийся и с горя напившийся игрок.
Игра была в полном разгаре.
В большом зале и двух малых толпились игроки, то переходя от стола к столу, то облепив какой‑нибудь стол, как мухи кусок сахара, то присаживаясь к столам, за которыми сидели те, которые метали банк, давали ответ и являлись центрами игры.
Бродившими были» мазчики», в большинстве или проигравшиеся уже, или имеющие очень маленькие деньги, хотя между ними встречаются и крупные игроки, признающие только понт.
У Патмосова в первое мгновение закружилась голова. Яркий свет сотен электрических ламп тускнел в облаках табачного дыма, который ел глаза и от которого першило в горле. Люди в отдалении казались тенями. Все смешивалось в общую кучу, и в этой атмосфере стоял непрерывный гул, который прорезывали отдельные, то хриплые, то звонкие, возгласы.
— Прием на первую! — кричали с одной стороны. — Двенадцать рублей, восемь рублей…
— Я покрыл!
— Банк покрыт!
— Ответ! — неслось с другой стороны. — Делайте игру!
— Комплект! Два куша!
А карточники ходили от стола к столу и, покрывая общий шум, кричали:
— Место! Место свободное! Новый стол!
И в общем шуме смеха, крика, говора, грохота стульев и шарканья ног, как отдаленная мелодия, слышался звон серебра и золота.
— Ну, руководи! — сказал Патмосов Пафнутьеву. — Прежде всего, где этот Колычев?
— Вот он, — шепнул Пафнутьев, показывая на стол.
Изящно одетый в темный пиджак, с изумрудным перстнем на левой руке, с сигарой в дорогом мундштуке, он производил впечатление джентльмена.
Физиономия его сразу располагала в свою пользу. Широкий лоб, черные, густые брови, под ними светлые, умные, серые глаза, ровный нос, полные губы, русая бородка и матовый цвет лица.
Играл он с благородным спокойствием, ничем не выражая досады на проигрыш, хотя, видимо, проигрывал, судя по тому, что каждый раз вынимал деньги из‑под большого серебряного портсигара, ставил их на стол и не получал назад.
Патмосов стал разглядывать других игроков.
Очередь метать дошла до Колычева. Он что‑то сказал своему соседу, и тот, мгновенно оживившись, закричал:
— Ответ!
Вероятно, все знали метку Колычева, потому что у стола тотчас поднялась давка. Через плечо и голову Патмосова потянулись руки с деньгами. Кто‑то попросил его поставить на крылья, кто‑то в круг.
Патмосов, чтобы не казаться праздным зрителем, следом за другими бросил в круг три рубля.
Он уже понял, в чем состоит игра экарте, в которую тогда везде играли, и сразу усвоил систему ставок и расчетов.
Стол моментально покрылся деньгами.
Сосед приподнялся, чтобы сосчитать сумму ставок, но Колычев с небрежной улыбкой остановил его и сдал карты.
Два козыря; туз; король с десяткой, — и у Колычева всего двойка.
— Комплект!
За плечом Патмосова весело засмеялись.
— Две недели уже так!
— На его метке только и поправляюсь!
— Вчера, в купеческом, я на нем с трех рублей четыреста сделал! — услыхал Патмосов голоса.
— Господа, берите деньги!
Патмосов получил три рубля выигрыша.
— Делайте игру!
Он оставил на столе шесть рублей и опять выиграл.
Колычев вынул бумажник и достал из него две бумажки по пятьсот рублей.
— Делайте игру! — раздался снова возглас после расчета, и Патмосов бросил все двенадцать рублей.
— Два куша!
Колычев бросил карты и снова полез в бумажник.
— Сделайте карты! — попросил он визави, и лицо его было по — прежнему спокойно и мило, только улыбка сошла с полных губ.
И опять:
— Сделайте игру!
Комплект, два куша, куш и опять комплект!
Патмосову стало совестно. Его три рубля обратились уже в сто двадцать рублей, а Колычев продолжал раздавать и раздавать. Патмосов перестал играть.
Наконец, Колычев проиграл снова, удар, полез в бумажник, вынул из него две бумажки по двадцать пять рублей, полез в кошелек, достал из него на сто рублей золота; пошарил по карманам, набрал еще тридцать рублей и позвал карточника.
— Принеси из кассы тысячу, — сказал он и бросил карты.