Пришелец

Морган двигался по бесконечному коридору, мимо вереницы колонн, направляясь в черное сердце могущественной горы. Раз или два он оглядывался, но сердце у него опускалось, когда он видел, каким узким становился треугольный проем, по которому приходилось двигаться. Оглянувшись последний раз, он уже не увидел входа — теперь возвращаться было поздно. Интересно, в самом ли деле он прошел уже несколько миль или все это только иллюзия? Может быть, ему только кажется, что он идет? Странное чувство посетило его: он как будто очутился в безвременье и бесконечности, в каком-то странном измерении. Сердце его замерло от ужаса при мысли о том, что он навсегда может остаться совершенно один среди целой вселенной, словно в тоннеле, идущем между мирами, где не было ничего.

Однако Морган больше не оглядывался.

Через бесконечный промежуток времени слабый призрачный свет забрезжил где-то впереди. Он был смутного, туманно-голубого цвета, не свет, а эхо света, затерянное в подземелье.

Но чем дальше шел Морган, тем сильнее и ярче становился свет, а, значит, это был вовсе не мираж и не галлюцинация.

Теперь его отблески уже сверкали и на каменных колоннах, и на полированном полу у него под ногами. И тут он увидел портал. Морган замер, как вкопанный, разглядывая его и не решаясь приблизиться.

Портал был вовсе не каменной аркой, не воротами со ржавыми скобами, разъеденными гнилью и затянутыми паутиной, как это можно было себе представить. Ведь эти ворота Должны были простоять тридцать тысяч лет!

Их окружал ореол голубого пламени, слабый свет которого он видел издали.

Отполированный каменный диск лежал на полу, за ним находился второй точно такой же диск, размером чуть поменьше, и дальше — еще один, в трех шагах.

И над ними — портал в Запредельное!

Представьте себе гигантский овальный кристалл пятидесяти футов в высоту и тридцати футов в ширину, точно петля Анкха, петлеобразный древний египетский крест вечной жизни…

И по обеим сторонам этого сверкающего кристалла мерцали нити или ткань голубого света! Они постоянно двигались и переливались, образуя причудливые узоры, сходясь концентрическими кругами к центральной части, точно светлая рябь от камешков, бросаемых в черные воды… Свет пульсировал и колыхался сходящимися и расходящимися кругами.

В этом голубом свечении было что-то, от чего стало покалывать глаза, и Морган заморгал. Однако Пришелец продолжал вглядываться в плотный сияющий водоворот.

Его тянуло туда!

На миг Морган почувствовал головокружение. Перед глазами все закружилось, пол исчез под ногами, как будто верх и низ, не предупредив его об этом, поменялись местами.

Невольно вскрикнув, Морган оторвал взор от этого видения, куда его затягивало, и уставился в пол, тяжело дыша, со стучавшим сердцем, пока не прошло наваждение. Затем он поднял глаза. Вверх шла простая лесенка из светящихся кристаллов, и из нее торчал рычаг, как в игральных автоматах типа «однорукого бандита».

Странно, но Морган почувствовал разочарование. Получается, все позади? Финальная задача оказалась слишком проста, казалось, будто его обманули. Никаких героических усилий, дерни за рычаг — и все. Великая миссия выполнена. И для этого нужны были такие жертвы? Чтобы в конце концов захлопнуть оставшуюся приоткрытой дверь? И не важно, что дверь открывалась в первозданный Хаос, лежащий между измерениями и за пределами времен. Ее открыли миллион лет назад, и последний, кто касался ручки двери, был бессмертным богом Йоканны.

Морган поднялся по трем ступеням-кристаллам, пока не очутился перед громадным овалом, образованным неугомонными волнами голубого пламени, и взялся за рычаг, холодный на ощупь, пощипывавший ладонь, и — потянул его на себя.

В первое время ничего не изменилось. Вообще ничего. Как будто бы и рычаг здесь ни при чем.

А затем…

О чудо!

Сияние неистово вибрирующих голубых нитей стало нестерпимым. Колоссальный проем осветился полностью, став сильным ореолом голубого пламени, ослепительного, невыносимо сиявшего, в котором собрался свет тысячи солнц!

И эта тысяча солнц голубыми иглами ударила в глаза и мозг так, что Моргану казалось, эти иглы пронзили его насквозь, разрывая на части, и он закричал, как зверь, застигнутый стрелами охотников. Он растер глаза кулаками, стараясь избавиться от этого невыносимо слепящего огня.

Пламя угасло… оставив только призрак голубого света, хотя желтые «зайчики» все еще прыгали перед глазами… И не осталось ничего! Все пропало.

Остался только мрак кромешный между мощными колоннами. Непроницаемая тьма. Хотелось протянуть вперед руку и увериться, что там, впереди, ничего нет, ни рычага, ни кристалла.

Боль отпустила глаза, и желтые вспышки перестали затуманивать зрение. Вокруг воцарился мрак. Он протянул руку и коснулся кристалла в темноте: тот был холоден и мертв. Со всей осторожностью Морган пощупал стену, где только что были натянуты светящиеся нити голубого огня, но и там не ощутил ничего, кроме пустоты. Ничего не осталось. Так просто!

Что ж, он сдержал слово.

Теперь на Моргана навалилась страшная усталость.

Он сел на верхнюю ступень этого прохода между вселенными, возрастом в миллион лет, руками обхватив голову.

Теперь Морган Пришелец, герой, победитель рычагов, не отказался бы и от вина. Но вино осталось в дорожном заплечном мешке у входа. А он слишком устал, чтобы идти так далеко.

Он задремал у подножия Тарандонских Врат, для закрытия которых прошел полмира, но через некоторое время заставил себя встать, и на онемевших ногах побрел, спотыкаясь в темноте.

Внутри горы царил мрак, черный, как смерть. Один раз Морган даже налетел на колонну и врезался в нее, расквасив нос. И все-таки он продолжал идти, волоча ноги, одну за другой, сначала правую, потом левую.

Странно. То, что он сейчас ощущал, нельзя было назвать триумфом, чувством победы. Только разочарование.

— Спасти мир — это не так просто, — твердил сам себе Морган с циничной усмешкой. — Это не может быть так просто — повернуть рычаг — и все. — И тут он вспомнил слова Содаспеса, юноши-мага, что-то насчет жертвы, которая потребуется от него. Но никакой жертвы не было. По крайней мере, с его стороны. Что же получается, все принесли себя в жертву — а он? Как там говорилось «один погибнет, другой еще что-то, а третий… останется в темноте!»

Морган брел и брел, и через какое-то время добрался до выхода.

Ночь, должно быть, давно опустилась на мир, поскольку сразу за порогом Моргана встретила такая же темнота, как и в подземелье. Он совершенно утратил чувство времени в пещере. Может быть, прошли часы, а, может, и дни.

Вокруг царила сплошная тьма, и в небе не было видно даже луны.

Морган постоял у входа, дыша прохладным ночным воздухом, чувствуя, как ветер овевает лицо.

Затем услышал слабое поскрипывание снега. Кто-то направлялся сюда. Морган напрягся. Вряд ли кто-то из друзей смог покинуть место последнего бивака. Зато это вполне мог оказаться отряд Черных гномов. Но от них Морган мог спрятаться в темноте пещеры. Впрочем, гномы вряд ли отважились бы забрести сюда.

И тут он услышал звенящий серебряный голос Аргиры, и сердце его впервые радостно забилось. «Она жива!»— подумал Морган.

— Хэру-у, Пришелец! — позвала амазонка. — Ты жив! Все свершилось?

— Все, Аргира, — откликнулся он. — Хаос остановлен навсегда. А что с нашими друзьями? Удалось им отбиться от Черных гномов или же им по-прежнему грозит опасность?

— Это гномам удалось отбиться, — откликнулась она. — Увы, мы не могли помочь Осгриму выстоять. У Моргана внезапно родилось подозрение:

— Подожди, уж не хочешь ли ты сказать, что…

— Пока твой слуга оборонял мост, мы слышали его крики. Как он смеялся над карликами, издевался и вызывал на новый поединок, — глухо сообщила она. — И новая свора этих черных псов ползла по перешейку над пропастью. И всякий раз Осгрим наносил огромный урон врагам. Он косил их десятками и сотнями. И все же поток карликов не прекращался, как будто они брали Осгрима измором, но силы оставили нас, так что никто не смог встать с ним рядом на его одиноком посту. И в конце концов… — ее голос омрачился.