Горячее сердце

Мария Холодкова встретила Федора сдержанно, но приветливо:

— Присаживайтесь. Тесно у меня здесь.

— Ничего. Все равно — не на улице. И дрезину из окошка видно, — отозвался он.

— У нас тут на Дедово и остановиться-то негде. У Даниила Андреевича были?

— У него. — Попытался завязать разговор: — На разъезде магазина нет. Я слышал, Мария Ивановна, что ваши раньше ходили за покупками в Яшминский леспромхоз?

— Только за продуктами да мелочью разной, вроде мыла. Мужики — еще за водкой. Что там еще купишь? За большими покупками ездили в Пригорнск, а чаще — в Свердловск, — ответила она охотно.

— Я почему спросил? Знакомых, наверное, там много?

— У кого как. Мы с мужем нездешние, так у нас знакомых не было. А как его забрали на войну, так я там и вовсе не была. По карточкам-то мы отовариваемся в Пригорнске.

— А здесь и местные работают?

— Есть. Правда, не много, семьи две-три. — И уточнила: — Местные, это не обязательно с Яшминского леспромхоза. По ту сторону Яшмихи еще поселки есть: Угольный, Хомутовка… Тоже — недалеко. Вот моя соседка, она в пути работает сейчас, так она из Хомутовки, а сестра ее замужем в Яшминском.

— Вы говорили нашему Колмакову, что у Степанова нет друзей.

— Откуда им быть-то? — Она оживилась, улыбнулась даже. — Сам он нелюдимый, да еще и скупой. Только на поллитру разориться может. А жена у него — так ту вообще все стороной обходят. Говорят, она шибко из богатых… Наверное, и злая оттого, что жизнь-то всех уровняла.

Федор посматривал на часы. В девять в будку зашел Вершков.

— Беседуем? — спросил.

— Да так… — ответил Федор. — Что-то товарищ мой задерживается.

— Я пойду, — сказала Холодкова. — Мне стрелки надо прибрать.

— Занимайтесь своим делом, Мария Ивановна, — ответил ей Федор. — На нас не обращайте внимания.

— Парень-то ваш голодный, — побеспокоился о Бадьине Вершков.

— Придет, придумаем что-нибудь.

А Виталия все не было. Федор уже тревожился не на шутку, предложил Вершкову.

— Может, пройдем к дрезине? Хоть на воздухе побудем: вон у вас красота какая!

Когда пришли на место, к воде спускаться не стали, а устроились на опушке леса, невдалеке от дорожки, по которой уходили вчера. Солнце уже поднялось довольно высоко, Федор снял шинель.

…Бадьин появился только после десяти. Они поднялись, и он, увидев их, подошел со словами:

— Задержаться пришлось: я из Яшминского…

Виталий просидел возле шалаша всю ночь.

— Думал — зря, — рассказывал он нервно, — а на рассвете, в шестом часу, услышал, что кто-то идет. Ну, приготовился… Скоро к шалашу осторожно подошел мужчина лет около пятидесяти в сапогах и брезентовом плаще. Огляделся, заглянул в шалаш и закурил. Постоял, потом затушил папиросу и направился обратно…

Виталий не стал задерживать утреннего пришельца, но осторожно пошел за ним. Мужчина привел его за собой в поселок Яшминского леспромхоза.

— Я заметил дом, где он живет, — закончил он свой рассказ.

— Ты уверен, что он там живет? — сразу спросил Федор.

— А как же? — удивился вопросу Виталий. — Я же не сразу ушел. Минут через десять этот мужчина в одной рубашке вышел на двор к умывальнику, и следом за ним появилась женщина с полотенцем. Потом они вместе вернулись. Ясно, что жена.

— Больше ничего не узнал?

— У кого?! Время-то было: восьмой час. Я же переполошил бы всех!

— Ладно.

Федор подумал, что он и сам поступил бы так же.

— Что же нам делать?.. — Он волновался. — Сидеть бесполезно. Надо что-то делать!..

И вдруг повернулся к Вершкову:

— Даниил Андреевич, без вас не обойтись. Я разговаривал с Холодковой. Она сказала, что у нее есть соседка, у которой в Яшминском живет сестра.

— Есть такая, знаю ее, тоже Мария, только — Вахромеева, — ответил Вершков.

— Как бы нам ее увидеть?

— Так она на работе сейчас. А где — узнавать надо: путейцы на месте не сидят.

— Но найти-то можно?

— Положим, найдем… — хотел понять Федора Вершков.

— Надо найти! — Федор заговорил как о решенном: — Мы отвлечем ее от работы, и вы, именно вы, с Виталием Павловичем, — Федор упер палец в грудь Бадьина, — вместе с этой женщиной пойдете в Яшминское. Ты, Виталий, не должен появляться там, а только покажешь дом, хозяин которого приходил в лес. — И снова к Вершкову: — А вы, Даниил Андреевич, с Вахромеевой через ее сестру узнаете, кто этот мужчина, где работает, словом, все, что сможете. Ваше появление в Яшминском не вызовет ничьего любопытства. Вы поняли мою мысль? Нам надо знать, что происходит вокруг этого шалаша. Да вы и сами говорили, что тут дело нечистое.

— Попробуем, — стал серьезным Даниил Андреевич.

— А ты? — спросил Бадьин Федора.

— Откровенно говоря, я даже не знаю, что мне делать сейчас. Хорошо бы до вашего возвращения задержать Колмакова в Пригорнске; вдруг понадобится еще одна проверка? — рассуждал Федор. — Он бы все сделал сразу. Но когда вы вернетесь, вот в чем вопрос. С другой стороны: суетиться на разъезде без дела мне тоже не хочется.

И опять выход предложил Даниил Андреевич:

— Вот что, уважаемые… Давайте сейчас пройдем ко мне домой. Народу в это время на разъезде нет: старшие все на работе, ребятишки в школе, лишних глаз на улице не встретим. Перекусим маленько, я узнаю, где работают путейцы, и мы с товарищем Бадьиным отправимся по делу. А вы, Федор Тихонович, отдохнете.

— Мне нужно Колмакова встретить, как только он появится, — сказал Федор.

— Встречать не надо, он сам вас найдет, — возразил Вершков. — Увидит дрезину на месте, поймет, что вы здесь. И придет ко мне на квартиру, как вчера.

— Да, пожалуй… Больше делать нечего, — согласился Федор, хотя вынужденное безделье никак не устраивало его.

— Тогда — пошли, — поторопил их Вершков. — Время-то сколько?

— Скоро одиннадцать.

— Раньше пяти-шести никак не управиться… — посожалел Даниил Андреевич.

Колмаков пришел на квартиру Вершкова около четырех часов. Федор, издерганный ожиданием и неизвестностью, встретил его не особенно приветливо:

— Ну, Алеша, тебя только за смертью посылать!

— Что я мог сделать? Ты же знаешь, как ездить в этот Пригорнск! Тоже, придумали: районный центр в стороне от железной дороги! С Пригорнской хоть пешком добирайся, — отговорился Колмаков и вытащил блокнот. — Вот, два часа сидел в спецкомендатуре и переписывал биографию Степанова. Породистый мужик!..

Семен Тимофеевич Степанов рос в селе Кондратьевском, в восьмидесяти километрах от Красноуфимска, в мастеровой и справной крестьянской семье. Благополучие шло от отца — хорошего мельника, который отвлекался от хозяйства в сезонное время по найму к богатым кулакам. В девятьсот одиннадцатом году, двадцатилетним парнем, почувствовав самостоятельность в ремесле, Семен ушел из родительского дома. Ему повезло: в каких-нибудь ста верстах от родного села поступил мельником к богатому хлеботорговцу Лаврентьеву, державшему в руках большие мучные поставки. Молодой трудолюбивый работник приглянулся хозяину, и тот поставил его на мельнице своим доверенным, заключив с ним договор, по которому Степанов получал пятую часть доходов от мучной торговли. Прижимистый парень стал богатеть на глазах. Одевался чисто, выпивал только по праздникам, деньгами трясти не умел. Сам Лаврентьев был иного склада. Денег при нем всегда водилось много, и, не боясь обеднеть, он мог на ярмарке прогулять полвыручки, хотя потом, после жестоких попреков домашних, неделями отмаливал свои грехи в церкви, ни на грош не веря богу. В один из припадков такого раскаяния — было это в шестнадцатом году — и выдал Лаврентьев свою некрасавицу-перестарку дочь за Семена Степанова. Шел тогда Семену двадцать пятый год, невеста была моложе на год.

И вдруг революция!..

Лопнуло лаврентьевское богатство. Уговорил тогда Семен жену переехать к своим родным, прихватив, что перепало за эти годы от отца в золоте, а сам подался на сторону, незаметно пережить смутное время. Оказался в Артинском районе, где но примеру отца промышлял по найму у богатых мужиков. Там летом восемнадцатого года в деревне Емангелинке задернуло его в кулацкое восстание. В емангелинской банде собралось около сорока человек. По указке главарей восстания она, как и другие, двинулась на Арти, вырезая по пути коммунистов, семьи красноармейцев и сочувствующих Советской власти. Из Артей двинулись на Янгулово. Дальше Степанов прошел с бандой только неделю: настиг его тиф. Оставили его в одной из деревень под присмотр верных людей.