Иван Бунин

Следующий документ нашей хроники появился в Советском посольстве в Стокгольме через девять лет. Эти годы принесли Бунину литературный успех: один за другим выходят сборники рассказов, стихов, его произведения переводятся на французский, английский и немецкий. «Господин из Сан-Франциско», «Митина любовь», «Роза Иерихона», «Солнечный удар» привлекли внимание известнейших европейских коллег-писателей и критики. Вот некоторые, наиболее характерные отзывы.

Р. Роллан: «Какой гениальный художник! Несмотря на все, какое возрождение русской литературы демонстрирует он! Какие новые богатства колорита, всех ощущений!»

Анри де Ренье: «Конечно, люди не прекрасны и не добры, но разве вокруг них нет красоты? Есть деревья и цветы, небо и свет, текущие воды, плывущие облака; есть времена года… У г-на Бунина понимание природы сочетается с проникнутой горьким чувством проницательностью, какою отмечено его знание человека».

Томас Манн: «Первым, с кем меня познакомили, был Иван Бунин, с которым я уже обменялся письмами, создатель „Господина из Сан-Франциско“, рассказа, который по своей нравственной мощи и строгой пластичности может быть поставлен рядом с некоторыми из наиболее значительных произведений Толстого… Этот рассказ переведен уже, кажется, на все языки. Во французском переводе он полностью сохранил свою захватывающую силу… Разумеется, он (Бунин) пресытился похвалами „Господину из Сан-Франциско“. Он охотнее услышал бы что-нибудь о „Митиной любви“, и, по правде сказать, мне не нужно было себя принуждать, чтобы выразить восхищение ее проникновенностью, потому что и в ней сказалась нравственная эпическая традиция и культура его страны…»

В 1930 году выходит «Жизнь Арсеньева», в марте 1933-го в Лондоне опубликован английский перевод романа, следом переиздания — в Италии, Швеции, Норвегии и Франции.

Уже в 1923 и 1926 годах Р. Роллан начинает выдвигать Бунина на Нобелевскую премию. В 1930-м к делу подключается Томас Манн, с этого времени Бунин номинируется ежегодно.

9 ноября 1933 года в Грасс приходит известие о присуждении Бунину Нобелевской премии «за строгий артистический талант, с которым он воссоздал в художественной прозе типичный русский характер».

14 ноября Бунин уезжает в Париж, чтобы подготовиться к поездке в Стокгольм. В праздничной лихорадке Бунин вряд ли мог предположить, что его триумф станет поводом для возникновения некоторой напряженности в отношениях между Советской Россией и Швецией, как это видно из приведенной ниже дипломатической переписки.

Следующие несколько документов связаны с интересом советской стороны к планам Бунина относительно возвращения на Родину. И далее — уже после смерти писателя — к бунинскому архиву.

Архив И. А. Бунина, который унаследовал после кончины В. Н. Муромцевой-Буниной Зуров, по его завещанию перешел 9 сентября 1971 года к доценту Эдинбургского университета М. Э. Грин [11]. И теперь хранится в Лидском университете. В связи с этим возникают некоторые вопросы:

1. Допускалась ли завещанием В. Н. Муромцевой-Буниной возможность передачи Зуровым архива третьей стороне (учитывая подтвержденные ею права советской стороны)?

2. Был ли Зуров (учитывая диагноз) достаточно дееспособен для перепродажи (передачи) архива Милице Грин?

3. Каковы французские легальные процедуры для вывоза из страны архивных собраний? Соблюдены ли они?

4. И наконец, в свете публикуемых ныне и иных документов, имеющихся в распоряжении дирекции программы «Приношение Бунину», утрачен ли для России архив И. А. Бунина теперь уже безвозвратно?

Тем временем британцы, люди вполне практические, играют «на опережение» — на адрес дирекции программы «Приношение Бунину» пришло следующее:

Электронная почта от г-на Р. Д. Д.

Хранителя Русского архива Лидского университета [12]Лидс, Великобритания (оригинал на английском языке)

Бунинские авторские права и права интеллектуальной собственности, защищенные соответствующими законами, были переданы Буниным — Буниной, Буниной — Зурову, Зуровым — М. Грин, их нынешней владелице. Согласно общепринятой в цивилизованном мире практике, все издания Бунина в СССР и постсоветской России могут быть квалифицированы как пиратские, если не юридически, то по духу. С вступлением России в Бернскую конвенцию становится возможным юридически квалифицировать такие издания как пиратские, если российская сторона не получит соответствующего разрешения у британской стороны.

Похоже, у «советской хроники» Ивана Бунина будет еще долгое продолжение.

Институт «Зимний Сад» выражает глубокую признательность членам Попечительского совета программы «Приношение Бунину», Администрации Президента РФ, Комитету по культуре Государственной Думы ФС РФ, Департаменту культуры и информации Правительства РФ, Министерству культуры РФ, Министерству по делам печати, телевидения и средств массовых коммуникаций, МИД РФ, Департаменту культурных связей и ЮНЕСКО МИД РФ, сотрудникам Историко-доку-ментального департамента МИД РФ и лично А. Н. Залеевой и Е. В. Белевич, Пресс-бюро Службы внешней разведки РФ и Т. М. Самолис, Ю. Г. Кобаладзе и «супершпиону» С. А. Гуськову, другу и профессору Т. Марулло (США), партнерам и спонсорам Института «Зимний Сад» — всем тем, без кого эта работа была бы невозможна.

Дм. ЧЕРНИГОВСКИЙ

Париж, 22.12.24 [13].

Второго декабря мною было отправлено почтой заявление в адрес посольства СССР на имя первого секретаря посольства товарища Волина [14].

На это заявление я никакого ответа не получил и склонен самое неполучение его рассматривать как ответ — конечно, отрицательный.

Вследствие того, что, как я предполагаю, подобный результат мог иметь место исключительно как следствие сомнения в искренности моих заявлений, а также ввиду того, что я исчерпал все возможности сделать эти заявления возможно убедительнее и искреннее — возможности, предоставлявшиеся мне только письменным изложением и поэтому крайне слабые, — я прибегаю теперь к последней возможности мне поверить: я изъявляю готовность добровольно ехать в СССР предстать перед судом.

Я это делаю в уверенности, что сомнений или недоверия по отношению ко мне теперь быть не может.

Я прошу разрешения явиться в посольство.

И. БУНИН

Я буду ждать ответа по тому же адресу: Avenue de la Republique, Bureau 5, Poste Restante, «Liebgott».

№ 160c [15]

16 ноября 1933 г. секретно г. Стокгольм

КОЛЛОНТАЙ А. М. [16]— члену коллегии НКИД тов. СТОМОНЯКОВУ

/…/ Присуждение премии Нобеля по литературе белому эмигранту Бунину не имеет отношения к приведенным мною выше настроениям настороженности, что я тщательно проверила. Присуждение это носило весьма случайный и внезапный характер. Во всяком случае, шведпра (шведское правительство. — Дм. Ч.) бессильно было предотвратить этот шаг международного комитета. «Старики» (в комитет со шведской стороны входят профессора и академики, которым по меньшей мере 80 лет, есть только один «юноша» среди них, ему — «всего» 65 лет) сошлись на финском писателе Силлампяя. Однако как раз за несколько дней до голосования отношения профессорско-ученых кругов обострились с финнами из-за преследования шведского языка в университетах. Выдвинули какого-то допотопного грека-лирика. На нем члены комитета не могли собрать большинства. Тогда за два дня до голосования кто-то выдвинул Бунина. На нем остановились, так как против него никто «ничего не имел».

Кандидатура Бунина появилась в печати впервые накануне голосования. Я имела частную беседу с минпросвещения на этот счет, но он, будучи сам изумлен таким поворотом дела, объяснил мне, что комитет не подвергается никогда воздействию, что «старики» строго оберегают свою независимость от влияний на них со стороны правительства, как бы неуместен и нецелесообразен не был их выбор. Я проверила, что в самом деле бывали случаи, когда премию присуждали вопреки явному неодобрению шведпра. Из бесед с верхами социал-демократической партии на эту тему, причем я им высказывала свое мнение о нетактичности присуждения премии белому эмигранту, я поняла, что этот акт старых академиков не встречает никакого сочувствия и является лишь выражением тупости и недружелюбия к нам со стороны ограниченного круга старой закостенело-консервативной [17]профессуры. Даже (в) «Аллеханда» отнеслись критически к выбору комитета и ставили вопрос: почему не Горький?

11

М. Э. Грин (1912–1998), филолог, литератор.

12

Архив Института «Зимний Сад».

13

Архив внешней политики РФ (далее — АВП), ф. 197, оп. 2, пор. 5, п. 1, л. 5–6.

Документы АВП по запросу Института «Зимний Сад» рассекречены в установленном порядке. Копии переданы Историко-документальным департаментом МИД РФ Институту «Зимний Сад» для публикации.

Все права защищены © ИДД МИД РФ.

Здесь и далее все архивные документы, за исключением случаев очевидных опечаток и неизбежной транслитерации на современную орфографию, цитируются с сохранением оригинальной пунктуации и правописания.

14

Этого письма в АВП в фондах Посольства СССР во Франции пока не обнаружено.

15

АВП, ф. 0140, оп.17, пор. 301, п. 116, л. 104–109.

16

Коллонтай (урожд. — Домонтович) А. М. (1872–1952), в 1930–1941 гг. — полпред, в 1941–1945 — посланник СССР в Швеции.

Вряд ли Коллонтай могла забыть, что писал Бунин в «Окаянных днях»: «Бог шельму метит. Еще в древности была всеобщая ненависть к рыжим, скуластым. Сократ видеть не мог бледных. А современная уголовная антропология установила: у огромного количества „прирожденных преступников“ — бледные лица, большие скулы, грубая нижняя челюсть, глубоко сидящие глаза.

Как не вспомнить после этого Ленина и тысячи прочих? (Впрочем, уголовная антропология отмечает среди прирожденных преступников и особенно преступниц и резко противоположный тип: кукольное, „ангельское“ лицо, вроде того, что было, например, когда-то у Коллонтай)». Цит. по И. Бунин. Окаянные дни. М.: Советский писатель, 1990. С. 163.

17

Консерватизм как таковой, похоже, был решительно чужд ревписателю и совпослу. Апология «половой раскрепощенности» и иные по-истине революционные эти ко-эстетические откровения публициста и прозаика А. Коллонтай, троюродной сестры Игоря Северянина, друга Плеханова Г. В. и Ленина В. И., привлекли к себе скандальное внимание с публикацией книги «Любовь пчел трудовых» (1923).