Страница 8 из 73
Вблизи здесь соседей нет, но твой вой можно было услышать за мили отсюда.
Один из молодых людей вставил:
- Ты поймал собаку и на руках притащил ее на веранду.
- Ага, и начал с ней играть. Ты с ней боролся, вы скакали и кусались. Да уж, было на что посмотреть. Моя собака вообще-то не очень игривая, но тогда вы просто катались и ездили друг на друге как ненормальные.
- Потом вы побежали к кастрюле и принялись лакать, - сказал молодой человек. - Ты вообще бегал с собакой к воде раз пять или шесть.
- Сколько это продолжалось? - спросил я.
- Без конца, - сказал Джон. - Один раз мы потеряли вас из виду. Наверное, вы побежали за дом. Слышно было только, как вы там лаете и рычите. Лаял ты до того похоже на собаку, что вас невозможно было различить.
- Может, это была одна собака? - сказал я.
Они засмеялись, и Джон сказал: - Да нет, парень, ты лаял, и еще как.
- А потом что было?
Все трое посмотрели друг на друга как бы в замешательстве. Наконец ответил, глядя на Джона, молодой человек, который до этого все время молчал:
- Он поперхнулся.
- Ага, точно, ты вроде задохнулся и начал очень странно плакать, а потом упал на пол. Мы боялись, что ты откусишь себе язык; дон Хуан разжал тебе челюсти и плеснул в лицо воды. Тогда ты начал дрожать, и по всему телу у тебя опять пошли конвульсии. Потом ты затих. Дон Хуан сказал, что все закончилось. Было уже утро. Мы укрыли тебя одеялом и оставили спать на веранде.
Тут он взглянул на остальных, которые, видно было, удерживаются от смеха. Он повернулся к дону Хуану и что-то спросил. Дон Хуан усмехнулся и что-то ответил. Джон повернулся ко мне и сказал:
- На веранде мы тебя оставили потому, что боялись, как бы ты мне весь дом не обписял.
Все разразились хохотом.
- Что такое? - сказал я. - Неужели я…
- «Неужели ты»? - передразнил Джон. - Мы не хотели тебе говорить, но дон Хуан сказал, что можно. Ты обписял мою собаку с ног до головы!
- Что-что?
- Ну ты же не думаешь, что собака удирала от тебя потому, что тебя боялась? Собака удирала потому, что ты ее поливал.
Все покатились со смеху. Я попытался задать вопрос одному из молодых людей, но за общим хохотом ничего не было слышно.
Джон продолжал:
- Ну, мой пес в долгу не остался. Он тебя тоже обписял как мог.
Тут уж все просто завыли от смеха, засмеялся и дон Хуан. Когда они как-то успокоились, я растерянно спросил:
- Что, неужели это правда? Все это в самом деле было?
Джон ответил, все еще посмеиваясь:
- Клянусь: моя собака в самом деле на тебя мочилась.
На обратном пути я спросил дона Хуана:
- Неужели все, что они рассказывали, правда?
- Правда, - ответил дон Хуан. - Только они не видели того, что видел ты. Они не понимают, что ты играл с ним. Поэтому я не вмешивался.
- Но неужели весь этот спектакль со мной и собакой и как мы мочились друг на друга - правда?
- Это была не собака! Сколько тебе повторять? Только так можно понять то, что с тобой было. Только так! С тобой играл именно он.
- А ты знал о том, что со мной было, до того, как я тебе рассказал?
Он на секунду задумался.
- Нет, просто я вспомнил после твоего рассказа, какой у тебя был странный вид. По тому, что ты не был испуган, я понял, что с тобой все в порядке.
- И что, все это в самом деле выглядело так, как они рассказывали, - что я играл с собакой и все такое?
- Проклятье! Это была не собака!
Четверг, 17 августа 1961
Я сказал дону Хуану, что я думаю по поводу моего опыта. По сравнению с тем, как я себе рисовал обучение, событие было катастрофическим. Я сказал, что с меня хватит одной встречи. Я признал, что все это, конечно, более чем интересно, но вновь искать подобных встреч я не намерен. Для меня совершенно ясно, что такие истории не по мне. Одним из побочных следствий употребления пейота было странное недомогание - какой-то непонятный страх, какая-то тревога или меланхолия, не поддающаяся точному определению. И я в этом не находил ничего замечательного.
Дон Хуан рассмеялся и сказал:
- Ну вот, ты начинаешь учиться.
- Хорошенькое обучение! Пусть себе учится кто-нибудь другой.
- Любишь ты преувеличивать.
- Да ничего я не преувеличиваю!
- А то как же. Плохо только, что преувеличиваешь ты одно плохое.
- Для меня, я так понимаю, здесь вообще нет ничего хорошего. Мне страшно, а остальное меня не интересует.
- Ну и что, что тебе страшно. Когда тебе страшно, ты видишь все по-новому.
- А мне это безразлично. Оставлю-ка я лучше Мескалито в покое. Он меня просто подавляет, что уж тут хорошего.
- Хорошего, положим, в самом деле мало, для меня в том числе. Не ты один сбит с толку.
- Ты-то здесь при чем?
- Я думал о том, что ты видел прошлой ночью. Без сомнения, Мескалито играл с тобой, вот в чем штука. Это был явный знак.
- Что еще за знак, дон Хуан?
- Мескалито указывал мне на тебя.
- Указывал что?
- Поначалу мне было неясно, а теперь я, кажется, понимаю. Он сказал, что ты «избранный» (escogido). Мескалито указал мне на тебя и дал знать, что ты избранный.
- Я что, избран для какой-то цели, или как это понимать?
- Это нужно так понимать, что Мескалито сказал мне, что ты можешь оказаться тем человеком, которого я ищу.
- Когда же он тебе это сказал, дон Хуан?
- Он сказал мне это тем, что играл с тобой. Это и значит, что ты избранный; ты избран для меня.
- А что это значит - быть избранным?
- Я знаю некоторые тайны (tengo secretos). Среди них есть такие, которые я могу открыть только избранному. И вот я вижу, как ты играешь с Мескалито: той самой ночью мне стало ясно, что ты и есть такой человек. Но при этом ты не индеец. Вот история!
- Ну а для меня - что это значит, дон Хуан! Что мне надо делать?
- Я принял решение и буду учить тебя тем тайным вещам, которые составляют судьбу человека знания.
- Ты имеешь в виду тайны, связанные с Мескалито?
- Да. Но это еще не все, что я знаю. Есть тайны иного рода, которые мне нужно кому-нибудь передать. У меня у самого был учитель, бенефактор, и я также после определенных испытаний стал его избранным учеником. Всему, что я знаю, я научился от него.
Я опять спросил, что же потребуется от меня в этой роли: он сказал, что потребуется только одно - учиться, учиться в том смысле, который мне начал открываться с недавнего времени.
Дело, таким образом, поворачивалось неожиданной стороной. Только я собрался известить дона Хуана о своем решении оставить затею с пейотом, как он сам предложил мне у него по-настоящему учиться - учиться его знанию. Я не вполне понимал, что он имеет в виду, но ясно было, что нечто достаточно серьезное.
Я принялся отпираться, ссылаясь на то, что к этому совершенно не готов - понятно ведь, что для такой задачи потребуется редкое мужество, которого у меня нет и в помине. Я говорил ему, что в таких делах предпочитаю уступать другим и просто наблюдать со стороны. Я хотел бы просто выслушивать его оценки и высказывания по разному поводу. Я сказал - как я был бы счастлив просто сидеть здесь и без конца его слушать. Вот это обучение, я понимаю.
Он терпеливо ждал, когда я закончу. Когда я наконец выдохся, он сказал:
- Ну, все понятно. Страх - первый неизбежный враг, которого человек долен победить на пути к знанию. А ты, помимо прочего, любопытен. Это и значит, что ты будешь учиться вопреки себе самому; таков закон.
Я еще немного потрепыхался, пытаясь его разубедить, но он, похоже, и не представлял себе иного для меня выхода.
- Ты думаешь не о том и вообще не так, как следует, - сказал он. - Мескалито в самом деле играл с тобой. Вот об этом бы тебе следовало подумать, а не цепляться за свой страх.
- Неужели это было так необычно?
- Сколько я себя помню, я видел лишь одного человека с которым Мескалито играл, - это тебя. Понятно, что такая жизнь для тебя полнейшая неожиданность; потому от тебя и ускользают совершенно ясные знаки. Ты в общем человек серьезный, только твоя серьезность направлена на то, что тебя занимает, а не на то, что стоит внимания. Ты слишком занят собой. В этом вся беда. Отсюда твоя ужасная усталость.