Страница 97 из 238
да…» Это последнее замечание приходится слышать часто: почти все девочки жалуются на то, что платья неудобны, что они не могут в них свободно двигаться. Они должны постоянно помнить, что юбка не должна задираться, а светлая одежда должна быть чистой. В десять–двенадцать лет большинство девочек — это действительно «несостоявшиеся мальчишки», то есть дети, которым не дозволено быть мальчиками. Мало того что они страдают от этого, как от несправедливого ущемления своих прав, их, кроме того, принуждают к нездоровому образу жизни. Не получающий выхода избыток жизненных сил, невостребованная бодрость приводят к нервозности. Слишком степенные развлечения оставляют неизрасходованной кипучую энергию. Девочки начинают скучать. Чтобы разогнать скуку и компенсировать унижающую их неполноценность, они предаются печальным, романтическим грезам, начинают увлекаться пустыми фантазиями, теряют ощущение реальности. Их чувства становятся экзальтированными и необузданными. Поскольку они не могут действовать, они говорят, нередко перемежая серьезные разговоры с пустой болтовней. Им кажется, что они одиноки, что их никто не понимает, и они ищут утешения в самовлюбленности: воображают себя героинями романа, восхищаются собой, жалеют себя. В них естественным образом развиваются кокетство и притворство, причем оба эти недостатка углубляются по мере взросления. Их неудовлетворенность выражается в капризах, приступах гнева, рыданиях. Им нравится плакать — склонность к слезам сохраняется у многих взрослых женщин главным образом потому, что они любят разыгрывать из себя жертву. Таким образом они одновременно протестуют против суровости своей судьбы и стремятся растрогать окружающих. «Девочки так любят плакать, что иногда даже плачут перед зеркалом, это доставляет им особое удовольствие», — рассказывает епископ Дюпанлу. Переживания девочек касаются в основном отношений с родителями. Они стремятся отдалиться от матери, при этом иногда они настроены к ней враждебно, а иногда испытывают острую нужду в ее покровительстве, Им хочется безраздельно владеть любовью отца. Они ревнивы, ранимы, требовательны. Иногда они сочиняют целые истории: считают себя приемными детьми, а своих родителей — неродными, придумывают родителям тайную жизнь, размышляют об их взаимоотношениях, полагают, что мать не понимает отца, что он с ней несчастен и не находит в ней той идеальной подруги, которой могла бы быть для него дочь. Их вымысел может быть прямо противоположным: мать права, считая отца грубым и неотесанным, он внушает ей физическое отвращение. Выдумки, притворство, детские трагедии, наигранный восторг, причуды — причины всего этого следует искать не в загадочной женской душе, а в положении девочки в обществе.
Индивид, воспринимающий себя в качестве субъекта, наделенного способностью к автономии и трансцендентности, видящий в себе некий абсолют, переживает нелегкий момент, обнаруживая, что его уделом, предопределенным судьбой, является подчиненное положение. Для того, кто осознал свою неповторимость, мучительно обнаружить в себе качества Другого. Именно это происходит с девочкой, когда она, познавая мир, начинает осознавать себя женщиной. Предназначенная ей жизненная сфера — замкнута, ограниченна, подавлена миром мужчин. Куда бы она ни кинула взор, она повсюду видит барьеры, ограничивающие ее возможности. Божества, которым поклоняются мужчины, так далеки от нее, что на деле она не воспринимает их как божества, взамен она обожествляет людей.
В таком положении находятся не только девочки. Так же живут негры в Америке: они лишь отчасти приобщились к цивилизованному обществу, которое смотрит на них как на низшую касту. Именно от этого так горько страдает на заре своей жизни Биггер Томас 1— от фатальной неполноценности, которая определяется его проклятьем «отличия» в качестве Другого — цветом кожи. Он смотрит на пролетающие в небе самолеты и знает, что никогда не сядет за штурвал, потому что чернокожий. Точно так же девочка знает, что она никогда не будет бороздить моря, никогда не отправится к полюсу, многие приключения и радости недоступны ей, потому что она — женщина, ей не повезло с самого рождения. Между ними имеются также различия; негры восстают против своей судьбы, тем более что никакие преимущества не компенсируют ее жестокости, Женщину же приучают к тому, чтобы она примирилась со своей участью, Я уже упоминала 2о том, что наряду с естественным стремлением субъекта суверенно распоряжаться своей свободой в человеке существует также искусственная готовность отказаться от своей независимости, бежать от нее. Родители и воспитатели, книги и сказки, женщины и мужчины всячески расхваливают девочке прелести пассивности, ее учат наслаждаться ими с раннего детства, Она поддается искушению, сама того не замечая, ее уступка тем более неизбежна, что порывы ее трансцендентности наталкиваются на самое решительное сопротивление. Но принять пассивность означает также принять без борьбы навязываемую ей извне судьбу, и такая перспектива ее пугает. Перед мальчиком, будь он честолюбивым, легкомысленным или робким, будущее открывает множество дорог: он может стать моряком или инженером, остаться в деревне или уехать в город, отправиться в путешествие или разбогатеть. Глядя в будущее, где его ждут разнообразные возможности, он чувствует себя свободным. Девочка выйдет замуж, станет матерью, бабушкой, она будет заниматься домашним хозяйством точно так же, как ее мать, будет воспитывать детей, как воспитывали ее самое. В двенадцать лет она уже точно знает, что ей уготовано, она будет жить день за днем, но строить свою жизнь ей не дано. Она с любопытством, но и со страхом думает о своей будущей жизни, все этапы которой предусмотрены заранее и к которой ее неминуемо
приближает каждый день.
Именно поэтому девочку значительно больше, чем ее братьев, заботят тайны пола. Конечно, и мальчики ими горячо интересуются, но для них в будущем роль мужа и отца не станет главной. Для девочки вся будущая жизнь ограничена браком и материнством, и, как только она начинает угадывать ее секреты, у нее возникает впечатление, что ей грозят чудовищные страдания. Рано или поздно, хуже или лучше, но кто–нибудь ее просветит, она узнает, что ребенок зарождается в чреве матери не случайно и появляется на свет Божий не по мановению волшебной палочки. Она со страхом думает об этом. Иногда мысль о том, что внутри ее должно появиться, как непрошеный гость, какое–то тело, кажется ей не приятной, а отвратительной, она с ужасом думает о безобразно вздутом животе. А каким образом ребенок выйдет из нее? Даже если ей никогда специально не говорили о криках и страданиях рожениц, она кое–что слышала случайно, читала библейское изречение; «В муках будешь рожать детей своих». Она предчувствует мучения, которые неспособна даже вообразить, полагает, что при родах делают какие–то странные операции в области пупка. Предположение о том, что ребенок выходит из материнского тела через анальное отверстие, также не очень успокаивает ее. Когда девочки таким образом представляют себе процесс рождения ребенка, у них бывают запоры на нервной почве, Не помогают и точные объяснения: девочек преследуют мысли о большом животе, разрывах, кровотечениях. Чем богаче воображение ребенка, тем сильнее он страдает. И во всяком случае, ни одна девочка не может перенести эти видения без содрогания. Колетт рассказывает, что однажды мать обнаружила ее лежащей в обмороке после того, как она прочитала описание родов в одном из романов Золя: Автор описывал роды «с анатомической точностью, не скупясь на откровенные и грубые подробности, смакуя цвета, позы, крики. Во всем этом не было ничего общего с моими бесстрастными знаниями сельской девушки. Мне показалось, что раньше меня обманывали, я испугалась, ощутила угрозу, подстерегающую меня, молоденькую самку, на жизненном пути… Но я читала дальше описание разорванной плоти, экскрементов, пятен крови… Я обмякла и во весь рост упала на траву, похожая на одного из тех зайчат, которых браконьеры приносили на кухню прямо с охоты».