Страница 230 из 238
Существует категория женщин, на которых эти замечания не распространяются, потому что их карьера не только не мешает, а, напротив, способствует утверждению их женственности. Это женщины, которые с помощью художественного самовыражения стремятся вырваться из той данности, которую они являют собой, то есть актрисы, балерины и певицы. В течение трех веков только они обладали реальной независимостью в обществе, да и сегодня занимают в нем особое место. В прошлом Церковь проклинала служительниц муз, и эта излишняя суровость способствовала большой свободе их нравов. За ними часто ухаживают мужчины, и так же, как куртизанки, они проводят немало времени в обществе мужчин. Но поскольку они сами зарабатывают себе на жизнь и в своей работе находят смысл существования, они не попадают в рабство к мужчинам. Они пользуются огромным преимуществом; их профессиональные успехи увеличивают их женские достоинства, так же как профессиональные успехи мужчин увеличивают их мужские достоинства. Самореализуясь в качестве человеческого существа, они тем самым реализуются как женщины. Их не раздирают противоречивые устремления, напротив, в своей профессиональной деятельности они находят оправдание самовлюбленности, поскольку в силу профессионального долга должны быть хорошо одеты, ухоженны, очаровательны. Возможность что–то делать, просто демонстрируя самое себя, приносит глубокое удовлетворение самовлюбленной женщине. В то же время для того, чтобы такая демонстрация могла, по выражению Жоржетты Леблан, подменить собой деятельность, она требует умения и искусства. Великая актриса пошла еще дальше; своей манерой выражать данность она вышла за ее пределы, стала подлинной актрисой, созидательницей, которая, придав определенный смысл миру, тем самым придала его и собственной жизни.
Но и эти редкие привилегии таят в себе опасность; вместо того чтобы интегрировать в свою артистическую жизнь этот нарциссизм и дарованную ей сексуальную свободу, актриса нередко впадает в культ своего «я» или предается любовным интригам. Я уже упоминала о так называемых «актрисах», которым кино или театр нужны только для того, чтобы «сделать себе имя», то есть приманку для привлечения мужчин. Удобства, которые дает женщине мужская поддержка, значительно больше соблазняют ее, чем превратности карьеры и самодисциплина, необходимая для любой серьезной работы. Желание жить женской жизнью — иметь мужа, дом, детей — и испытать чары любви не всегда легко примирить со стремлением добиться намеченной цели. Но что особенно ограничивает талант многих актрис, так это восхищение собственным «я». Они настолько высоко ценят само свое присутствие на сцене, что серьезная работа кажется им ненужной. Самое важное для них — показать со сцены себя, персонаж же, которого они изображают, тонет в этом лицедействе. Они, так же как другие женщины, лишены всякой способности забывать о себе, поэтому не могут преображаться. Такие актрисы, как Рашель или Дузе, умеющие одолевать подобные рифы и способные превратить собственную персону в орудие своего искусства, а не в искусстве видеть силу обслуживания своего «я», встречаются редко. Что касается плохой актрисы, то в личной жизни она доводит до крайности все недостатки самовлюбленной женщины: она тщеславна, обидчива, склонна ломать комедию и смотреть на мир как на сцену.
В наши дни женщине доступно не только сценическое искусство, многие женщины пробуют свои силы в различных сферах творческой деятельности. Ситуация женщины предрасполагает ее к поискам спасения в занятиях литературой и живописью. Живя на обочине мужского мира, она не замечает его универсальности и воспринимает его через призму своей индивидуальности. Для нее он представляет собой не совокупность предметов и понятий, а источник ощущений и чувств. Свойствами вещей она интересуется постольку, поскольку они обладают чем–то общедоступным и тайным. Реальность, вызывающая в женщине чувство протеста, не может поглотить ее, напротив, она будит в ней дух отрицания, который находит выражение в словах. Вглядываясь в природу, женщина ищет в ней образ своей души; предаваясь мечтам, стремится познать свое бытие. Но она обречена на поражение, поскольку единственная сфера, в которой она может обрести себя, — это сфера воображаемого. Чтобы не позволить себе во внутренней жизни, которая не служит ничему, погрузиться в ничто, чтобы утвердить себя вопреки данности, которую она одолевает с помощью бунта, чтобы создать другой мир, отличный от этого, в котором ей не удалось обрести себя», ей необходимо самовыражение.Поэтому она, как известно, склонна к болтовне и бумагомаранию. Она изливает душу в разговорах, письмах и дневниках. И если она хоть чуть–чуть честолюбива, она пишет мемуары, превращает историю своей жизни в роман, воспевает свои чувства в стихах. Свободного времени для подобных занятий у нее достаточно.
Однако те же обстоятельства, которые заставляют женщину обратиться к творчеству, создают нередко непреодолимые для нее препятствия. Когда она занимается живописью или литературой лишь для того, чтобы убить время, окружающие смотрят на это как на «дамские занятия», подобные рукоделию, то есть как на что–то малоценное, отнимающее не много времени и старания. Нередко женщина берется за кисть или перо в период климакса, стремясь разнообразить свое тусклое существование. Но время уже ушло, и она из–за пробелов в образовании навсегда остается лишь любительницей. Но даже если она приступает к подобным занятиям в молодости, она редко относится к искусству как к серьезной работе. Живя в праздности, она никогда в жизни не испытывала необходимости подчиняться суровой дисциплине и поэтому неспособна к упорному, длительному труду. Она не может заставить себя прочно овладеть техническими приемами; уединенная работа, результаты которой приходится уничтожать, никому не показав, для того, чтобы все начать сначала, многократные поиски вызывают в ней отвращение. И поскольку еще в детстве, обучая искусству нравиться, ее научили лукавить, она надеется добиться успеха с помощью каких–нибудь уловок. В этом признается Мария Башкирцева: «Да, работа не поглощает меня, сегодня я следила за собой: я делаю вид…»Женщина любит не работать, а играть в работу. Из–за своей веры в магические свойства пассивности она принимает заклинания за действия, символические жесты — за продуктивную деятельность. Она подделывается под слушателей школы изобразительных искусств, вооружается кистями, устраивается за мольбертом, но взгляд ее при этом блуждает от чистого холста к зеркалу, а ведь букет или ваза с яблоками не возникнут на холсте сами по себе. Сидя за письменным столом и перебирая в уме обрывки историй, женщина легко оправдывает эти занятия в собственных глазах, воображая себя писательницей. Но ведь когда–то нужно заполнить строчками белый лист, причем такими, которые имели бы смысл для других людей. Вот тогда и открывается обман. Чтобы нравиться, достаточно создать видимость, но произведение искусства — это не видимость, это солидный предмет, и, чтобы его создать, нужно владеть ремеслом. Колетт стала большой писательницей не только благодаря таланту и темпераменту; писательским трудом она нередко зарабатывала себе на жизнь и поэтому, как всякий хороший ремесленник, требовала от себя тщательности. Создавая свои книги, начиная от «Клодины» и кончая «Рождением»
Она превращалась из любительницы в профессионала. Пройденный ею путь ярко показывает, насколько благотворно влияние серьезного обучения. Однако большинство женщин не понимают, какие проблемы ставит перед ними желание творить, именно этим в основном объясняется их лень. Они никогда не задумываются о своей способности развиваться, им кажется, что их даровитость есть навеки данная им благодать, им не приходит в голову, что за нее еще следует заплатить. Соблазняя, они умеют лишь демонстрировать себя. При этом их обаяние либо действует, либо нет, успех или неудача нисколько не зависят от их воли. Они полагают, что таким же образом можно выразить себя и в рассказе, поэтому они больше доверяют своей непосредственности, чем вдумчивому труду. Писать или улыбаться — для них все едино; и в том и в другом случае они пробуют свои силы, не зная, увенчаются ли их попытки успехом. Уверенные в себе женщины рассчитывают, что книга или картина получатся удачными без всяких усилий с их стороны, робкие — теряются от малейшей критики. Женщины не понимают, что ошибка может способствовать успеху, и считают ее такой же непоправимой катастрофой, как и пробелы в образовании. Именно поэтому они нередко отличаются обидчивостью, которая им сильно вредит. Видя свои ошибки, они, вместо того чтобы извлекать из них уроки, раздражаются и впадают в уныние, К сожалению, непосредственность не так просто поддается выражению, как кажется. Парадокс банальности — это объясняет Полан в «Цветах из Тарба» — заключается в том, что ее легко спутать с непосредственным выражением субъективного впечатления. Поэтому, когда женщина, не учитывая восприятия других людей, описывает возникающие в ее воображении образы, которые кажутся ей абсолютно неповторимыми, она на деле воспроизводит обыкновенный штамп. Если ей об этом говорят, она удивляется, сердится, отказывается от писательской деятельности. Она не может постичь того, что ее необычная манера выражаться может показаться избитой читателю, воспринимающему написанное через призму собственного опыта. Конечно, умение обнаружить в себе и облечь в слова яркие впечатления — это драгоценный дар. Читая Колетт, мы восхищаемся непосредственностью, которой не встретишь ни у одного писателя–мужчины. Но это хорошо продуманная непосредственность, если можно так выразиться, несмотря на кажущуюся противоречивость этих слов: писательница сознательно отбирает впечатления, отбрасывая некоторые из них. Что же касается женщин, имеющих склонность к бумагомаранию, то для них язык — это не способ межличностного общения, не обращение к другому человеку, а непосредственная демонстрация собственных чувств. Им кажется, что, отбирая или исправляя выражение, они приносят в жертву часть самих себя. Но они не хотят жертвовать ничем, с одной стороны, потому, что себя любят такими, какие они есть, а с другой — не думают, что могут измениться. Их пустое тщеславие объясняется тем, что, чрезмерно любя себя, они не отваживаются совершенствоваться.