Мандарины

— Я желаю этого так же, как вы; нам мешало отсутствие денег; с капиталом я берусь подготовить репортажи и расследования, которые помогут нам привлечь широкую публику.

— Репортажи, расследования — да, разумеется, — безучастным тоном произнес Трарье, — но не это главное.

— А что же главное? — спросил Анри.

— Я буду говорить с вами откровенно, — сказал Трарье. — Вы человек очень известный и даже очень популярный. Но позвольте вам заметить, что ваш друг Люк — это никто, у него нет имени. А кроме того, я читал его статьи, они на редкость неумелы.

Анри сухо оборвал его:

— Люк превосходный журналист, и газета принадлежит ему наравне со мной; если вы собирались устранить его, даже не думайте об этом.

— А нельзя ли заставить его уйти самого — выкупив его долю по сходной цене и обеспечив ему хорошее положение?

— И речи быть не может! — заявил Анри. — Он никогда не согласится, да, впрочем, и я его об этом не попрошу. «Эспуар» — это Люк и я; вы либо финансируете нас, либо не финансируете, середины нет.

— Разумеется, для того, кто втянут в какое-то начинание, любой раздел кажется более сложным, чем для внешнего наблюдателя, — с усмешкой заметил Трарье.

— Я вас не понимаю.

— Никакой закон не ограничивает двумя членами состав руководящего совета газеты, — с улыбкой сказал Трарье. — Учитывая дружбу, которая вас связывает, я уверен, что вы не будете против присоединения к вам Самазелля.

Анри хранил молчание; вот, значит, почему Самазелля так интересовала судьба «Эспуар»! Наконец он холодно сказал:

— Не вижу в этом необходимости. Самазелль может писать у нас когда ему вздумается: этого, я думаю, ему достаточно...

— Не он, а я хочу этого сотрудничества, — надменно заявил Трарье. Голос его стал жестким: — Я полагаю, что рядом с вашим именем требуется другое, столь же популярное имя; Самазелль сейчас резко пошел в гору, завтра о нем заговорят все: Анри Перрон и Жан-Пьер Самазелль — в этом есть социальный смысл; к тому же вашей газете требуется новый динамизм; Самазелль — это сила самой природы. Вот что я вам предлагаю. Я ликвидирую ваши долги, выкуплю половину акций «Эспуар» на условиях, которые мы обсудим, а вы с Люком и Самазеллем поделите другую половину; решения будут приниматься большинством голосов.

— Я питаю глубокое уважение к Самазеллю, — сказал Анри, — но тоже буду говорить с вами откровенно: Самазелль слишком сильная личность, чтобы я все еще чувствовал себя хозяином там, где и он тоже хозяин; а я непременно хочу чувствовать себя в газете хозяином.

— Это чересчур личное соображение, — возразил Трарье.

— Возможно; но ведь, в конце-то концов, речь идет о газете, которая принадлежит лично мне.

— Это газета СРЛ.

— Одно не исключает другого.

— Вот это как раз под вопросом, — сказал Трарье. — Я финансирую газету СРЛ и намереваюсь обеспечить ей максимум возможностей. — Он подтвердил свои слова решительным взмахом руки. — «Эспуар» — это необычайное творение, поверьте, я по достоинству ценю ее; но мы оказались перед лицом новых трудностей, и речь идет о том, чтобы преуспеть на еще более высокой ступени: сил одного-единственного человека будет недостаточно.

— Повторяю вам, что я не один, — сказал Анри, — и чувствую себя в силах противостоять вместе с Люком этой новой ситуации.

Трарье покачал головой:

— Я льщу себя надеждой, что всегда умел довольно точно оценить возможности того или иного человека; предстоит одолеть сильное течение, и понадобится кто-то вроде Самазелля, чтобы помочь вам в этом.

— Я придерживаюсь иного мнения.

— А я именно такого, — неожиданно резким тоном заявил Трарье, — и никто не заставит меня изменить его.

— Вы хотите сказать, что, если я откажусь от вашей комбинации, вы не станете финансировать «Эспуар»? — спросил Анри.

— У вас нет никаких причин от нее отказываться, — возразил Трарье, выражение лица которого смягчилось.

— Вы обязались помочь мне без всяких условий, — сказал Анри, — на основании вашего обещания я сделал «Эспуар» органом СРЛ.

— Послушайте, я не навязываю вам никаких условий, само собой разумеется, что политическая линия газеты остается прежней; я только прошу вас принять необходимые меры для ее обновления, которого вы должны желать так же, как я.

Анри встал.

— Я собираюсь объясниться с Самазеллем!

— Самазелль наверняка не согласится прийти в газету против вашей воли, — сказал Трарье, — вот почему предпочтительней, чтобы этот разговор остался между нами; от кого будет исходить отказ — от вас или от него, не важно: я профинансирую газету лишь в том случае, если он примет участие в ее управлении.

— Тем не менее я поставлю его в известность, — сказал Анри; он старался контролировать свой голос: — Поверив вашему слову, я поставил под угрозу «Эспуар», я довел ее чуть ли не до банкротства, и вы, пользуясь этим, идете на шантаж. Если человек способен на столь вероломный поступок, я в любом случае предпочитаю обойтись без его услуг.

— Вы не имеете права обвинять меня в шантаже! — сказал Трарье, поднимаясь в свою очередь. — Все дела, которыми я занимаюсь, я веду честно, в том числе и это. Я никогда не скрывал, что определенная реорганизация кажется мне неизбежной для правильного управления «Эспуар».

— Дюбрей говорил мне совсем другое, — заметил Анри.

— Я не отвечаю за то, что он вам сказал, — заявил Трарье, повысив голос, — я знаю то, что сам говорил ему; очень жаль, если произошло недоразумение, но я выразился ясно.

— Вы поставили его в известность относительно своей комбинации?

— Разумеется, мы даже довольно долго обсуждали это!

В голосе его звучала столь убедительная искренность, что Анри на мгновение умолк. Потом наконец произнес:

— Во всяком случае, он не понял, что это sine qua non {Непременное условие (лат.)}.

— Полагаю, он понял то, что хотел понять, — довольно резко возразил Трарье. — Послушайте, — примирительным тоном продолжал он, — почему мое предложение кажется вам совершенно неприемлемым? Вы рассердились, потому что сочли себя жертвой бесчестного манипулирования; вам достаточно будет побеседовать с Дюбреем, чтобы убедиться в моей доброй воле; и тогда вы наверняка поймете, какой шанс дает вам мое предложение. Потому что, будьте уверены, никто не рискнет взять на себя «Эспуар» с ее шестью миллионами долга: надо быть преданным делу СРЛ вроде меня, чтобы пойти на это. Иначе вам навяжут совсем не такие условия, как мои, — политические условия.

— Я не теряю надежды найти бескорыстную поддержку, — сказал Анри.

— Но вы нашли ее! — возразил Трарье. Он улыбнулся: — Я рассматриваю эту беседу всего лишь как первое знакомство. Что касается меня, то я готов к дальнейшим переговорам. Подумайте.

— Спасибо за совет! — молвил Анри.

Он ответил с досадой, но сердился не на Трарье. Оптимизм Дюбрея! Его неисправимый оптимизм! Впрочем, нет, оптимизм тут ни при чем, Дюбрей не был так глуп: Анри вдруг открылась истина. «Дюбрей обманул меня!» Он рухнул на скамейку на проспекте Марсо: у него в голове, во всем теле началось такое, что он едва не лишился чувств. «Дюбрей умышленно солгал мне, потому что хотел заполучить "Эспуар", а я угодил в ловушку». Полночь, он стучит, улыбается, капиталы без всяких условий, пойдем прогуляемся, такая прекрасная ночь, а сам с улыбками раскидывал сети. Анри встал и торопливо зашагал прочь, если бы он шел не так быстро, то мог бы не удержаться на ногах.

«Что он сможет ответить? Ему нечего будет ответить». Анри пересек Париж, почти не заметив этого, и очутился у дома Дюбрея; на мгновение он остановился на лестничной площадке, чтобы умерить сердцебиение; он не был полностью уверен, что с его губ сорвется членораздельный звук.

— Могу я поговорить с месье Дюбреем? — спросил Анри; он удивился, услышав свой голос, нормальный голос.

— Его нет дома, — ответила Иветта, — никого нет.

— Когда он вернется?

— Понятия не имею.