Мандарины

Оглядевшись по сторонам, Люси перевела взгляд на Анри; он прошептал спокойным тоном: «Что дальше?» Ему казалось, что эта сцена уже имела место. Когда? Возможно, в его снах. С тех пор как он получил письмо по пневматической почте, он знал, что скажет ему Люси; вот уже год он ждал этой минуты.

— Есть один человек, который вместе со мной занимался моими делами, некий Мерсье; он часто наведывался в Лион: ему удалось стащить фотографии, письма, он собрал сплетни; если он заговорит, нас с Жозеттой ожидает лишение гражданских прав.

— Значит, история с досье — правда? — спросил Анри. Он не чувствовал ничего, кроме страшной усталости.

— Ах! Вы в курсе? — с удивлением произнесла Люси; лицо ее немного оттаяло.

— Вы воспользовались помощью Жозетты? — спросил Анри.

— Воспользовалась! Жозетта никогда ни в чем мне не помогала, — с горечью сказала Люси, — она скомпрометировала себя без всякой пользы, влюбилась в одного капитана, красивого сентиментального парня без малейшего влияния, который посылал ей пламенные письма до того, как его убили на Восточном фронте; она оставляла их всюду на виду вместе с фотографиями, где они красовались оба; отличные документы, уверяю вас. Мерсье быстро понял, какую пользу можно из них извлечь.

Анри вдруг встал и подошел к окну. Люси наблюдала за ним, но ему было наплевать. Он вспоминал беспечное лицо Жозетты в то утро, то первое утро, и этот правдивый голос, который лгал: «Влюблена, я? В кого?» Она любила, любила другого: красивого парня, который был немцем. Анри повернулся к Люси и с усилием спросил:

— Он шантажирует вас? Люси усмехнулась:

— Надеюсь, вы не думаете, что я прошу у вас денег? Я плачу уже три года и была готова продолжать. Я даже предлагала Мерсье большие деньги, чтобы выкупить досье, но он хитер, он далеко смотрел. — Она заглянула Анри в глаза и вызывающим тоном сказала: — Мерсье был осведомителем гестапо, его только что арестовали. Он дал мне знать, что, если я не вытащу его оттуда, он впутает и нас.

Анри хранил молчание; до сих пор шлюхи, которые спали с немцами, принадлежали к другому миру, и единственной связью с этим миром могла быть только ненависть. Но вот, Люси говорила, а он слушал ее; оказывается, этот гнусный мир был и его миром, мир был один. Руки немецкого капитана — Жозетта прошла через его руки.

— Вы понимаете, что представляет собой эта история для Жозетты? — спросила Люси. — С ее-то характером ей этого ни за что не пережить, она откроет газ.

— Что вы хотите, чтобы я сделал? Чего вы от меня ждете? — с раздражением произнес Анри. — Я не знаю адвоката, который мог бы вытащить осведомителя гестапо. Единственный совет, который я могу вам дать, это как можно скорее бежать в Швейцарию. Люси пожала плечами:

— В Швейцарию! Говорю вам, что Жозетта откроет газ! В последнее время она так была довольна, бедняжка, — сказала Люси с внезапным умилением. — Все говорят, что на экране она проявила себя удивительнейшим образом. Садитесь, — в нетерпении добавила она, — и слушайте меня.

— Я слушаю, — сказал, садясь, Анри.

— Адвокат у меня есть! Мэтр Трюффо, не знаете такого? Это весьма надежный друг, у которого есть по отношению ко мне кое-какие обязательства, — с усмешкой произнесла Люси. Она посмотрела Анри прямо в глаза. — Мы вместе изучили дело вдоль и поперек. Он говорит, что единственное решение — это доказать, что Мерсье был двойным агентом, но, разумеется, такое возможно лишь в том случае, если найдется серьезный участник Сопротивления, который подтвердит это.

— А! Понимаю! — сказал Анри.

— Понять нетрудно, — холодно заметила Люси.

— Вы полагаете, что это так просто! — усмехнулся Анри. — Беда в том, что все товарищи знали: Мерсье никогда со мной не работал.

Люси закусила губу; внезапно она перестала храбриться, и он испугался, что она расплачется, картина будет отвратительной. Он с недобрым удовольствием наблюдал за ее поникшим лицом, а в голове его, точно ветер, проносились мысли: возлюбленная немецкого капитана, она здорово меня провела. Идиот! Несчастный идиот! Он безоглядно поверил в ее наслаждение, ее нежность: идиот! Она всегда рассматривала его как инструмент. Люси была умной женщиной и заглядывала далеко вперед; если она взялась блюсти интересы Анри, если она бросила в его объятия Жозетту, то вовсе не для того, чтобы обеспечить карьеру дочери, на которую ей было наплевать, а для того лишь, чтобы заполучить полезного союзника, и Жозетта подыгрывала ей; она рассказывала Анри, будто никогда никого не любила, дабы оправдать сдержанность своего сердца, но всю любовь, на какую это пустое сердце было способно, она отдала немецкому капитану, который был таким красивым парнем. Анри хотелось нанести ей оскорбление, ударить, а его просили спасти ее!

— Разве работа не была тайной? — спросила Люси.

— Да, но между собой мы друг друга знали.

— А следователь не поверит вам на слово? Если вам сделают очную ставку с вашими друзьями, они станут опровергать вас?

— Не знаю и не хочу идти на такой риск, — с раздражением ответил Анри. — Вы как будто не понимаете, что лжесвидетельство — дело серьезное. Вы дорожите своим домом моды; я тоже дорожу кое-какими вещами.

Люси вновь обрела спокойствие.

— Главное обвинение против Мерсье, — сказала она бесстрастным тоном, — это то, что он выдал двух девушек на мосту Альма двадцать третьего февраля тысяча девятьсот сорок четвертого года. — Она подняла на Анри вопросительный взгляд: — В подполье их звали Ивонна и Лиза, они провели год в Да-хау, вам это ничего не говорит?

— Нет.

— Жаль. Если бы вы их знали, это могло бы нам помочь. Во всяком случае, они вас, конечно, знают. Если вы скажете, что в тот день Мерсье находился в другом месте с вами, они не откажутся от своих показаний? А если вы заявите, что тайно использовали Мерсье как осведомителя, кто-нибудь осмелится вам возразить?

Анри задумался; да, ему, безусловно, верили, обман может сойти. Люк в сорок четвертом находился в Бордо, а Шансель, Варье и Галтье уже мертвы. Ламбер, Сезенак, Дюбрей если и усомнятся, то оставят свои сомнения при себе. Но он не станет давать ложного показания из-за твари, которая ему приглянулась. Она крепко хранила свой секрет, святая невинность!

— Поторопитесь-ка лучше бежать в Швейцарию! — сказал Анри. — Вы встретите там кучу весьма достойных людей. В Швейцарию, в Бразилию или в Аргентину: мир велик. Это предрассудок: думать, будто жить можно только в Париже.

— Вы знаете Жозетту? Она только-только начала вновь обретать вкус к жизни. Ей ни за что не выдержать! — сказала Люси.

Анри подумал с болью в сердце: «Мне надо ее увидеть! Немедленно!» — и внезапно поднялся.

— Я подумаю.

— Вот адрес мэтра Трюффо, — сказала Люси, доставая из кармана листок бумаги. — Если решитесь, свяжитесь с ним.

— Предположим, я соглашусь, — сказал Анри, — можно ли быть уверенным в том, что этот тип отдаст досье?

— А что ему с ним делать? Прежде всего не в его интересах сердить вас. И потом, в тот день, когда узнают о досье, ваше свидетельство поставят под сомнение. Нет. Если вы поможете ему выпутаться, руки у него будут связаны.

— Я позвоню вам сегодня вечером, — сказал Анри.

Люси поднялась и с минуту стояла перед ним в нерешительности, и снова он испугался, что она разразится слезами или бросится к его ногам; она ограничилась вздохом и проводила его до двери.

Анри торопливо спустился по лестнице. Сел за руль своего автомобиля и поехал на улицу Габриэль. В кармане он всегда носил маленький ключ, который дала ему Жозетта год назад, прекрасной ночью; он открыл дверь квартиры и без стука вошел в спальню.

— Что такое? — молвила Жозетта; она открыла глаза и смутно улыбнулась: — Это ты? Который час? Как мило, что ты пришел поцеловать меня.

Он не поцеловал ее; раздвинув шторы, он сел на пуф с оборками. Меж этих обитых тканью стен, средь этих безделушек, атласа, диванных подушек с трудом верилось в скандал, в тюрьму, в отчаяние. Лицо ее улыбалось, чересчур розовое под рыжеватыми волосами.