Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 79 из 89



В автобиографии поэта, написанной с телеграфным лаконизмом и иронией, упоминается и это время:

«Куоккала.

Семизнакомая система (семипольная). Установил 7 обедающих знакомств. В воскресенье «ем» Чуковского, понедельник — Евреинова и т. д. В четверг было хуже — ем репинские травки. Для футуриста ростом в сажень это не дело.

Вечера шатаюсь пляжем. Пишу «Облако».

Выкрепло сознание близкой революции.

Поехал в Мустамяки. М. Горький. Читал ему части «Облака». Расчувствовавшийся Горький обплакал мне весь жилет…»

На Репина тоже «Облако» произвело большое впечатление. Обывателям могло показаться, что маститый старик вознегодует на стихи футуриста.

Литератор Лазаревский записал 21 июня:

«…После обеда я надумался пойти к Чуковскому… И встретил там «поэта» Маяковского и художника И. Е. Репина… Чуковский сначала читал воззвание каких-то украинских социал-демократов… Я предложил прочесть кое-что из Шевченко… Репин искренне наслаждался… Затем началась «Маякоккала». Явление совсем новое. Это сплошное издевательство над красотой, над нежностью и над богом…»

Но даже Лазаревский пишет, что Репин попросил поэта прочитать стихи снова, так как ему мешало чтение нараспев, которым Маяковский в ту пору увлекался. Маяковский снова читал.

«…Если бы К. Р. Услышал эту поэзию, — восклицает Лазаревский, — он снова лег бы в гроб!»

К. Р. — это поэт-декадент, великий князь К. К. Романов.

Однако Репин явно не разделял вкусов ни Лазаревского, ни великого князя. Однажды он зашел к своему другу Чуковскому как раз в тот момент, когда Маяковский читал отрывки из поэмы «Облако в штанах».

Неожиданно для присутствующих Репин разразился бурей восторгов. Он почувствовал в этом дерзком поэте трибуна огромной силы и, вспомнив боевой девиз своего старого друга «Вперед, к новым берегам!», сравнил его с Мусоргским и Гоголем.

Чуковский сохранил в памяти замечательную и знаменательную реплику Репина:

«— Уж вы на меня не сердитесь, честное слово, какой же вы, к чертям, футурист!»

Автор «Отказа от исповеди» и «Пер-Лашез» сердцем почувствовал глубокий реализм Маяковского, когда могучим басом он читал:

И у Репина возникает мысль написать Маяковского «народным трибуном».

Осуществлению этого чудного замысла провидца помешало маленькое смешное обстоятельство. Перед сеансом Маяковский нарочно забежал в парикмахерскую и обрил голову наголо. Репин чуть не стонал: ему так нравились пряди прямых волос поэта, спадающие на высокий лоб. Какой же это поэт с бритой головой?! Маяковский был другого мнения о поэте:

Мастера,

а не длинноволосые проповедники

нужны сейчас нам…

Вместо большого холста Репин написал портретный этюд с Маяковского.

В мастерской и Маяковский рисовал Репина. Это быстрые шаржированные наброски, которыми Репин также без конца восхищался, поражаясь сходству и тонкому чувству формы. И здесь он опять видел глубокого реалиста.

В июле в Куоккале состоялся литературно-музыкальный вечер. Журнал «Театр и искусство» так описывал это событие:



«…Вступительное слово сказал маститый Репин.

…Выступление г. Маяковского многих… разочаровало. От него, как от «футуриста», ожидали какой-нибудь дикой выходки. Вместо того этот очень неуравновешенный, но, несомненно, обладающий недюжинным дарованием поэт прочел несколько стихотворений, очень своеобразных и колоритных, вовсе лишенных каких-либо специальных эксцессов.

Пьесы Маяковского про собаку и про звезды — произведения прямо отличные, рельефные, очень индивидуальные, весьма любопытные в отношении ритмической и рифмической техники».

Стареющий художник и молодой поэт выступают уже вместе.

Но на фронте дела шли худо, и вскоре «неблагонадежного» тоже забрали в солдаты. В «Пенатах» остался его портрет, который нужен был уже для новой затеи Репина. Большой холст «Черноморская вольница» все еще переписывался, и Репину запала мысль использовать облик революционного поэта для запорожца в «Черноморской вольнице».

Это тем более интересно, что впоследствии Маяковский писал о своем происхождении:

Не знал этого Репин, но его особое, ему присущее чувство подсказывало это. Сильная и красивая фигура южанина, дерзкого и умного бунтаря волновала воображение художника.

Картина долго мучила Репина, и он замучил ее. Судьба ее неизвестна.

Не знаем мы и что сталось с портретом Маяковского. До последних дней жизни Репина он висел в той самой столовой, где в 1915 году Репин сфотографирован с Маяковским, Чуковским, Евреиновым и другими гостями.

Нет даже и фотографии с портрета. Художник Комашка, который в 1915–1918 годах жил и учился у Репина, рассказывает в своих воспоминаниях, что это был погрудный портрет в натуру, писанный широко и смело в один сеанс на крупнозернистом холсте, и так же, как портрет Горького 1917 года, оставался с незаписанным белым фоном.

Возможно, когда-нибудь мы узнаем о судьбе портрета Маяковского, а может быть, и увидим — он где-то, очевидно, в Финляндии, или Швеции, или в других краях. Иконография Маяковского тоже ведь бедна портретами, писанными с натуры.

«ЧУКОККАЛА»

Молниеносный шарж, сделанный Маяковским с Репина, хранится в альбоме, называющемся весело — «Чукоккала».

К. И. Чуковский долгие годы был большим другом художника, жил от него неподалеку, а когда граница отрезала «Пенаты» от родины, вел горячую переписку со своим другом, получая и от него письма почти в самый канун последней болезни художника.

Это причудливое название сохранилось и за дачей Чуковского — в нем объединились первые буквы от фамилии писателя и последние от названия местности, в которой он жил.

Первый рисунок в альбом сделал Репин. Он изображал Чуковского тащащим в парке «Пенат» сломанное ураганом дерево. Альбом разросся до шестисот тридцати четырех страниц, в нем писали стихи и рисовали Репин, Горький, Маяковский, Шаляпин, Блок, Леонид Андреев и многие, многие другие наши современные писатели и художники.

Рисунки Репина в альбоме — показатель неугасающей виртуозности его мастерства. В это время правая рука художника так болела, что врачи настойчиво запретили Репину непрерывно работать, требовали непременных дней отдыха. Но Репин не мог не рисовать.

Если у него отнимали кисти и палитру, он рисовал окурком, спичкой, макая их в чернильницу. Рисунки, исполненные в такой технике, очень быстро, в какой-то мере напоминают по блеску, темпераменту, легкости и объемности этюды к «Государственному совету».

Рисунок Бориса Садовского сделан в 1914 году. Сила характеристики, выразительность лица, плотный череп, лепленый, скульптурный — какая в этом крепкая рука гениального художника, какая чисто графическая прелесть! И это всего-навсего набросок с натуры в альбом другу.

Очень хорош и рисунок с Михаила Вербова — ученика Репина. Какие-то несколько легких прикосновений спичкой, и вы ощущаете объем головы и характер человека.

И совершеннейший шедевр «Жена писателя Юлия Волина» — лучший рисунок Репина из всех помещенных в этом альбоме.

Портрет К. И. Чуковского, написанный Репиным в 1910 году, известен только по фотографиям. Он находится в Америке, и мы не имеем возможности наслаждаться этим прекрасным созданием, показывающим, на какие большие взлеты был способен художник в пору своего увядания.

Он производит чарующее впечатление даже в черной, не очень хорошей фотографии. В нем есть одна черта, роднящая его с портретами Сурикова, Гаршина, Третьякова — он написан был с тем чувством влюбленности в модель, с каким художник создавал свои лучшие портреты.