Репин

«Моя большая картина «Манифестация» пришлась не ко двору нынешнему настроению… На всякую смелую выходку жизни смотрят с недоверием теперь. Зажиточному обывателю всюду мерещится социализм…

…Восторг нашей молодой конституции. Доверчиво возликовали горячие сердца — вот и царский портрет понесли в процессии. Что же тут преступного? Опасного? Молодежь, влюбленная в идею свободы».

Как иначе мог ответить художник корреспонденту газеты, который завтра же опубликует эти ответы. Может быть, он и сам совершенно был убежден в том, что изобразил манифестацию людей, воздающих хвалу царскому манифесту? Но ведь прошло уже много лет самого гнусного произвола, который последовал за этим манифестом, и об этом не мог не знать стареющий художник даже в своем удаленном от жизни уголке. Нет, он именно все это знал, и кисть его, как всегда, не могла солгать.

Сравним эскиз с картиной.

По общей композиции они очень похожи. Так же на зрителя лавиной плывет разноцветная толпа. Так же она подняла на руках человека, держащего что-то черное, потом ставшее разорванными кандалами. На первом плане — две фигуры обнявшихся девушек, одна в черном, другая в желтом платье. Они выглядят скромнее, чем пышно разодетые дамы в картине.

Наконец самое существенное отличие — на эскизе справа группа матросов с большими медными трубами. Репин, конечно, не мог не слышать о восставших матросах на корабле «Броненосец Потемкин». По первой мысли, после издания манифеста, он, видимо, хотел изобразить ликование толпы, состоящей из более демократических слоев общества. Матросский оркестр играет славу завоеванию свободы.

Но в картине матросов нет. Вместо них Репин написал каких-то восторженных юнцов, самозабвенно что-то поющих. Это гимназистики, студенты-белоподкладочники, чиновники.

Стала иной и группа персонажей первого плана. Теперь это экзальтированные барыни в роскошных туалетах. Вот кому дарована конституция, вот для кого она — радость.

И, наконец, человек, который жеманно и театрально потрясает разорванными кандалами, поднятый на руках толпой. Это освобожденный из тюрьмы. Но почему же он одет с иголочки, сверкает его крахмальная манишка и манжеты, словно он только что вышел из театра, а не расстался с тюремной камерой?

Когда внимательно всмотришься в картину, то загадки больше не остается. Репин написал ту же интеллигенцию, которой Горький посвятил свою пьесу. Вот они, «дети солнца», умеющие говорить красивые слова, болтать о свободе, болтать без конца и края, — и только. Еще раз с присущей ему жестокой откровенностью Репин показал прекраснодушную, никудышную либеральную интеллигенцию, которая отшатнулась от революции при первом же столкновении с народным гневом.

Все население этой картины — те пенатские гости Репина, которые облепили его, как ракушки старый корабль.

Держась где-то очень близко около сатирического изображения, Репин все же дал реальное представление о той части общества, которая не хотела революции, боялась ее и вполне довольствовалась пустозвонными обещаниями куцей конституции.

В центре картины виднеется белобородая голова Стасова, улыбающегося ласково, мягко. Он попал в эту компанию не напрасно. При всем своем пламенном радении о судьбах русского искусства он сам в своих политических идеалах не шел дальше конституции.

Настроение неуверенности, растерянности и даже страха перед лавиной народного гнева не покидало Репина все годы, когда он писал эту картину. Оно очень ясно выразилось в письме, посланном Стасову 28 мая 1906 года:

«Как жаль, что теперь время боевое: не до картин, не до украшений, когда все наши лучшие великие драгоценности ничем не гарантированы от гибели, — бог знает, что ждет нас впереди».

О том, какая неразбериха царила в это время в голове у Репина, говорит план картины «Освобожденная Русь», идею которой ему предложил Стасов. К счастью, картина эта не была написана, хотя Репин, отнесшийся поначалу к ней хладнокровно, потом загорелся и уже упорно занимался поисками композиции. Репин позабыл неудачу, постигшую его со «Славянскими композиторами», и вновь воодушевился желанием написать нечто подобное.

Желание было самое похвальное. В декабре 1905 года эта картина мыслилась в виде группового портрета людей, жертвовавших на протяжении многих лет своей жизнью для блага народа. Здесь должны были присутствовать все, кто восставал против тирании, начиная с декабристов и кончая революционерами двадцатого века. Но самое любопытное, что в центре этой нелепой картины Стасов предлагал поместить Великого Льва, и Репин с ним восторженно согласился. И это в те дни, когда резко отрицательное отношение Толстого к первой революции стало общеизвестным.

Но друзья не замечали всей печальной комичности своего замысла. Письма летели одно за другим. Репин просил Стасова подбирать ему портреты будущих персонажей картины. Он даже перенес на холст первые наброски эскиза.

В этом факте тоже проявилась огромная путаница во взглядах Репина, но одновременно и его постоянное неугасающее тяготение к революционной теме.

Работа над картиной приостановилась со смертью Стасова. Ушел человек, воодушевлявший Репина на этот труд. Критику казалось, что эта картина может стать антиподом к «Государственному совету». Но ведь такое противопоставление чиновничьей бюрократической машине Репиным было написано еще раньше. В «Запорожцах» выражена эта идея гораздо выпуклее, чем она могла бы осуществиться на полотне, где главным революционером фигурировал бы «помещик, юродствующий во Христе».

В эти годы Репин все еще ездил в Академию, бывал в своей мастерской. В пятом году после приезда из Италии он подал заявление об освобождении от профессорства. Но потом его уговорили, и он вернулся 1 июля 1906 года, чтобы 1 ноября 1907 года окончательно расстаться с Академией.

Внешне этот уход Репин объяснил желанием посвятить себя исключительно творчеству. Так оно отчасти и было. Но существовали и другие причины, по которым художник отстранился от педагогической деятельности.

По-прежнему мастерская Репина была самой многочисленной и в нее попадали не все желающие. Но все чаще Репин испытывал какую-то отчужденность учеников.

Г. И. Горелов, ученик Репина, вспоминающий с большой благодарностью о времени, проведенном в его мастерской, рассказывает о том непосредственном поводе, который послужил причиной окончательного ухода Репина из Академии.

В академической чайной ученики часто собирались побеседовать со своим профессором. Репин любил эти встречи, охотно вступал в споры с молодежью, сам при этом молодея.

Но однажды произошла беседа, которая привела Репина к решению покинуть Академию.

Ученик Лепилов сказал своему учителю очень горькие слова. Он говорил о том, что имя Репина влечет к себе всех молодых, они мечтают попасть к нему в мастерскую, с трудом этого добиваются, а потом художниками не становятся и даже иногда оставляют Академию, разочарованные в своем призвании.

Можно ли сказать учителю слова больнее?

Репин не щадил времени и сил, часто бывал в мастерской, старался, как мог, передать ученикам свой опыт и знания. Оказывается, все это впустую, он лишь портит учеников, которые по его вине разбегаются из Академии. И Репин ответил так:

— Было бы несправедливо бросать обвинение писателям, которые хотели бы научиться писать так, как пишет Толстой, а, учась у него, они все-таки не сделались бы Толстыми, и Лев Николаевич в этом был бы не виноват.

В ответе этом было много справедливого. Многие ученики брали от Репина все, что он мог дать. Нужно только уметь у него учиться, а таким умением обладал не каждый.

Но обвинение произнесено. Несмотря на то, что другие ученики с Лепиловым не соглашались, Репин понял, что в своей мастерской он больше не нужен.

Другое замечание — ученика Верхотурова — подлило масла в огонь. Тот сказал, что ученики очень нуждаются, порой у них нет денег на еду, а из профессорских квартир всегда так маняще вкусно пахнет. Да и живут профессора в квартирах из десяти комнат, а ученикам и писать негде.