Страница 3 из 11
— Кто-нибудь угрожал смертью вашим сотрудникам? — продолжает нападать Скалли.
Безуспешно.
— Нет.
— А как же проклятие? — не выдерживает Молдер. Скалли комично поднимает брови, требуя объяснений, приходится пояснить. — Секона верят, что великое зло падет на головы тех, кто потревожит останки ама-ру, что их пожрет дух ягуара.
Льютон, явно, чувствует себя не в своей тарелке и, словно нашкодивший школьник, прячет глаза от учителя. Так и хочется слегка встряхнуть его, чтобы из рукава выпала укрытая сигарета.
— Этот миф произвел впечатление на людей после того, как исчез доктор Рузвельт, — он словно извиняется. Молдер сухо бурчит под нос что-то похожее на «не сомневаюсь», и доктор Льютон воспринимает это как согласие. — К несчастью, кто-то использует этот миф, чтобы надавить на нас, чтобы напугать нас, чтобы заставить вернуть этот экспонат, чего я лично делать не собираюсь.
— А можно взглянуть на столь чудесный экспонат? — возбудился Молдер. Гладкие периоды речи доктора Льютона на него подействовали непредсказуемо.
Началось, вздохнула про себя Скалли. Своеобразное чувство юмора тут же подложило ей поросенка в виде светской беседы Призрака и амару: «Как поживаете? Не прохладно ли у нас? Когда собираетесь домой? Как дела на том свете, давненько я туда не заглядывал…» Чтобы не фыркнуть, пришлось традиционно разозлиться на нарушение инструкций напарником. Традиционно полегчало.
— Да, конечно. — Радуясь возможности спихнуть настырных федералов, Льютон воззвал:
— Мона!
Скалли глянула через плечо. Стоявшая неподалеку девочка, которую утешал кто-то из сотрудниц и которую Скалли первоначально приняла за чью-нибудь дочь, оказалась вполне взрослой студенткой с перепуганным круглым личиком и детской челкой. Челка лезла в не менее круглые глаза Моны и страшно мешала.
Словно пони, мотая челкой, Мона выкатила из кладовой стол с погребальной урной. Обычный большой горшок с орнаментом. Кусок его откололся, и в образовавшуюся брешь выглядывал череп. Странное дело: в разговор как будто вмешался еще один собеседник. Точнее, беседовали двое, третий вставлял реплики, а четвертая молча слушала, переводя с одного человека на другого темные провалы глазниц.
— Если бы меня выкопали через несколько тысяч лет, — не удержался Молдер, одобрительно разглядывая горшок, — то лично я был бы не против, чтобы любопытного кто-нибудь проклял.
— Не нужно было трогать кости, ничего бы не произошло, — у малышки Моны, оказывается, сильный низкий голос, никак не вяжущийся с курносым носом и драными штанами.
К тому же, девочка чуть ли не заикается от испуга. Перепуганный археолог? Мало костей она, что ли видела. С другой стороны, археологи редко сталкиваются со свежей кровью.
— Лежали бы себе в земле как лежали.
Молдер, похоже, согласен на сто процентов. Он, как всегда, не прочь поболтать о чем-нибудь подобном на досуге. И во время работы тоже, злорадно добавляет про себя Скалли. Чувство справедливости некоторое время зудит и все-таки заставляет поправиться, что не совсем ясно, когда у Призрака кончается работа и начинается досуг. Еще через пару секунд приходит мысль, что никогда.
— По-вашему, кости прокляты?
— Может быть…
«Ладно. Все это безумно интересно, — сморщила нос Скалли, — но о потустороннем, голуби, ворковать будете в свободное от вопросов время.»
— Вы знали Крега Хорнинга?
Мона тут же пугается. Крепкие нервы у будущего нашей археологии. Можно сказать, что стальные. Или тефлоновые…
— Да, — залепетало будущее, — я помогала рассортировывать и заносить в каталог экспонаты из Эквадора. Я учусь в аспирантуре Бостонского университета.
— Его не предупреждали, случаем, что может произойти… нечто подобное?
— Кого, Крега? Нет, — и по собственному почину добавила. — Крег был очень преданным человеком. Он только выполнял ту работу, о которой его просил доктор Льготой.
Взгляд круглых глаз был уперт в пол. Меж бровей то и дело появлялась озабоченная морщинка. Исполняется классический этюд. Шесть баллов — за старательность, три — за исполнение. Скалли чуть ли не чешется от желания познакомиться с той обезьяной, о которой так прилежно старается не думать Мона.
— И никаких особых чувств к экспонатам у него не было, — уронил Молдер сквозь дрему.
— Нет, — и вдруг проговорилась. — У Крега — нет.
«А у кого были?» — чуть было не спросила Скалли, но, опомнившись, сказала совсем другое:
— Вы в курсе письма протеста в Госдепартамент?
— Я в курсе нескольких писем протеста в Госдепартамент, — отозвалась Мона, пытаясь не смотреть одновременно на всех троих.
Получалось не смотреть только на Молдера, телеграфным столбом возвышающегося над всеми. Девчонку трясло от испуга. Скалли недоуменно огляделась по сторонам — вроде бы, бояться в помещении некого. Разве что древнего черепа, с которого день назад Мона непочтительно соскребала не менее древнюю грязь.
— Последнее письмо написал человек по имени Длонсо Билак, — поставила точку Скалли и стала ждать реакции, которая подтвердит ее предположение. Мона ее не обманула.
— Доктор Билак! — резко поправила аспирантка к вящему удовольствию Дэй-ны. — Он был координатором раскопок и связным с рабочими-секона.
— Он еще работает над проектом?
— Нет. Он уволился или его выгнал доктор Льютон. Смотря у кого вы спросите.
— А почему такие разночтения?
— Доктор Билак считает, — отчеканила Мона, и Скалли пришла к мысли, что не только Крег Хорнинг был здесь очень преданным человеком, — он считает, что секона имеют право сами решать судьбу останков своих предков.
Прущая во все стороны из девочки тревога понемногу стихает. Но тут от летаргического сна проснулся Молдер и щедро выплеснул цистерну масла в угаснувший было огонь:
— А вы случайно не знаете, где мы можем его найти?
«30 марта, суббота.
Сегодня днем приходили двое, рыжеволосая женщина и долговязый молодой человек. Женщина весьма забавно выглядывала у него чуть ли не из подмышки. Сказали, что из ФБР. Женщина долго и скучно расспрашивала о докторе Рузвельте и моем письме в Госдепартамент, хотя сначала заявила, что расследуют они исчезновение Хорнинга. Исчезновение… Ну, в каком-то смысле, да. Молодой человек больше интересовался коллекцией копий из Патагонии и реагировал только на слово «амару». За всю беседу не сказал и пары слов, но у меня создалось впечатление, будто он понял гораздо больше, чем его напарница. Забавная парочка.»
Старый обшарпанный кирпичный дом с высокой лестницей напоминал о ступенчатых индейских пирамидах. Собиравшийся с утра дождь так и не собрался, но то и дело напоминал о себе слабой моросью и обложившими небо тучами. Весна в этом году упрямо не желала наступать, хотя с зимой уже было покончено.
Скалли наблюдала, как Молдер, не менее упрямый, чем нынешняя весна, молотил в дверь. Наконец, та со скрипом приоткрылась. Человек в проеме был бледен, всклокочен и щурился от дневного света, хотя солнца на небе и в помине нет. За спиной его клубилась тьма.
— Доктор Билак? — первой вступила Скалли, потому что выполнивший свою физическую часть расследования Молдер потерял к происходящему всякий видимый интерес и вот-вот погрузится в туман своих мыслей.
После долгой паузы они получили маловнятное «да» в ответ, и Скалли полезла за удостоверением.
— Мы из ФБР, — объявила она и поймала на себе изумленный донельзя взор напарника. Судя по всему, Молдер забыл, что на свете существует подобная организация. — Мы расследуем исчезновение вашего коллеги Крега Хорнинга.
Нельзя было сказать, что доктор Билак удивлен сообщением. Он по-прежнему щурился на белый свет и, похоже, у него зверски болела голова. У него, вообще, нездоровый вид. Кивнул доктор Билак без всякого интереса и в его очередном «да» не слышно ни энтузиазма помочь следствию, ни хотя бы изменения интонации.
— Можно, мы зададим вам несколько вопросов?
Билак посмотрел на Молдера, потом на. Скалли. Пауза затянулась, но не от того, что кто-то ее затягивал. Наконец, Билак чуть шире приоткрыл дверь и сделал приглашающий жест. Воздух вокруг него словно превратился в желе, через которое ему приходится продираться.