Американец

— Если вы не можете оказать мне услугу, о которой я прошу, — проговорил Ньюмен, — скажите сразу.

— Повторите, пожалуйста, свою просьбу, я должен услышать еще раз. Вопрос, знаете ли, очень важный. Вы хотите, чтобы я замолвил за вас словечко моей сестре, потому что собираетесь… собираетесь на ней жениться. Я правильно понял?

— Ну, не совсем так. Я постараюсь объясниться с ней сам. Но помяните меня добром, когда выдастся удобный момент. Пусть она знает, что вы ко мне расположены.

При этих словах Беллегард рассмеялся.

— А главное, я хочу открыть вам, как собираюсь действовать, — продолжал Ньюмен. — Ведь вы именно этого и ждете, верно? Я намерен поступить так, как того требуют здешние обычаи. Если нужно сделать что-то особенное, скажите мне, и я это сделаю. Я ни в коем случае не хочу обращаться к мадам де Сентре не по форме. Если нужно поговорить с вашей матушкой, что ж, я пойду и поговорю. Я и с братом вашим готов поговорить. И вообще со всеми, с кем скажете. А поскольку я никого здесь не знаю, то и начал с вас. Но разговор с вами для меня не только светская обязанность, а еще и удовольствие.

— Да-да, понимаю, — ответил Беллегард, поглаживая подбородок. — Вы рассуждаете совершенно правильно, но я рад, что вы начали с меня. — Он помолчал, не зная, что сказать дальше, повернулся и медленно зашагал по комнате.

Ньюмен встал и прислонился к каминной полке; засунув руки в карманы, он следил за прогуливающимся Беллегардом. Наконец молодой француз вернулся к камину и остановился прямо против Ньюмена.

— Сдаюсь! — сказал он. — Не стану притворяться — вы меня поразили! Я потрясен! Уф! Ну вот, теперь можно вздохнуть с облегчением.

— Подобные признания всегда поражают, — ответил Ньюмен. — Как себя ни веди, никто к ним не готов. Вы, конечно, удивлены, но надеюсь, что и рады?

— Послушайте, — сказал Беллегард. — Позволю себе быть до неприличия откровенным — я сам не знаю, рад я или в ужасе.

— Если вы радуетесь, то и я рад, — ответил Ньюмен. — Это меня подбадривает. Если вы в ужасе, мне очень жаль, но меня это не остановит. Вы должны с этим примириться.

— Вы совершенно правы. Это единственно возможная для вас линия поведения. Но вы и впрямь говорите серьезно?

— Разве я француз, чтобы шутить? — парировал Ньюмен. — А кстати, почему мое намерение могло привести вас в ужас?

Беллегард поднял руку и быстро взъерошил волосы на затылке, высунув при этом кончик языка.

— Ну, например, потому, что вы не из благородных.

— То есть как это не из благородных, черт возьми? — возмутился Ньюмен.

— Ах, а я и не знал, что у вас есть титул, — уже более серьезно заметил Беллегард.

— Титул? При чем тут титул? — удивился Ньюмен. — То есть что я не граф, герцог или маркиз? Я в этом не разбираюсь и понятия не имею, у кого есть титул, а у кого нет. Однако утверждаю: я — из благородных. Я не очень точно знаю, какой смысл вы вкладываете в это понятие, но слово хорошее, понятие тоже, и я претендую на это звание.

— Но какие у вас доказательства, дорогой? Что вы можете предъявить?

— Что угодно! Но почему вы требуете, чтобы я доказывал свое благородство? Попробуйте доказать обратное, это уж ваше дело.

— Ну, это легче легкого. Не вы ли занимались изготовлением ванн?

С минуту Ньюмен изумленно смотрел на него.

— И значит, я неблагородный? Не понимаю почему. Скажите лучше, чего я не сделал, чего я не могу сделать.

— Раз уж вы спрашиваете… прежде всего вы не можете жениться на такой женщине, как мадам де Сентре.

— Вы, кажется, хотите сказать, — медленно проговорил Ньюмен, — что я недостаточно хорош?

— Грубо говоря, да!

Перед тем как ответить, Беллегард некоторое время колебался, и внимательный взгляд Ньюмена становился все нетерпеливее. Услышав такие слова, Ньюмен сначала не нашелся что сказать. Он только слегка покраснел. Потом поднял глаза к потолку и стал разглядывать изображенного там розового херувима.

— Разумеется, — начал он наконец, — я не стал бы сразу, ни с того ни с сего просить руки мадам де Сентре. Я собираюсь сначала добиться ее расположения. Прежде всего я должен ей понравиться. Но то, что я недостаточно хорош и мне даже пытаться нечего, — это для меня некоторый сюрприз.

Лицо Беллегарда выражало целую гамму чувств — замешательство, сочувствие, восторг.

— Значит, вы, не задумываясь, сделали бы предложение даже герцогине?

— Хоть завтра, если посчитал бы, что она меня устроит. Но я очень привередлив, она может и не подойти мне.

Выражение восторга на лице Беллегарда вытеснило прочие чувства.

— И вас удивит, если она вам откажет?

Ньюмен немного подумал.

— Было бы самоуверенно сказать «да», но тем не менее думаю, меня бы это удивило. Потому что я предложил бы ей завидные условия.

— То есть?

— Я дал бы ей все, что ей угодно. Ничего не пожалею для женщины, которую я выберу себе в жены. Я долго искал и знаю: таких женщин очень мало. Спору нет, трудно сочетать все нужные мне качества, но той, которая ими обладает, полагается награда. Моей жене уготовано хорошее положение в обществе, и я не побоюсь сказать, что буду ей хорошим мужем.

— А качества, которые вам требуются, в чем, позвольте узнать, они состоят?

— Доброта, красота, ум, хорошее образование, изящество, — словом, все, что делает женщину прекрасной.

— И очевидно, благородное происхождение, — добавил Беллегард.

— Пожалуйста, включите и это качество, если вам так хочется. Чем больше хорошего, тем лучше.

— И моя сестра, вы решили, обладает всеми этими достоинствами?

— Она как раз то, что я искал. Она — воплощение моей мечты.

— И вы будете ей хорошим мужем?

— Именно это я и хочу, чтобы вы ей сказали.

Беллегард дотронулся до руки своего собеседника, склонив голову, оглядел его с головы до ног, громко засмеялся и, махнув рукой, отвернулся. Он снова зашагал по комнате, потом вернулся и остановился перед Ньюменом.

— Все это необычайно интересно, очень любопытно. Все, что я вам только что излагал, я говорил не от себя, я говорил исходя из моих традиций, моих предрассудков. Что касается меня, ваше предложение меня интригует. Сначала оно меня ошарашило, но чем больше я о нем думаю, тем более интересным оно мне кажется. Нет смысла пытаться что-то объяснять. Вы все равно меня не поймете. Да если угодно, я и не вижу, зачем вам мои объяснения, обойдетесь без них, не такая уж это большая потеря.

— Ну, если можно еще что-то объяснить, сделайте милость. Я хочу действовать с открытыми глазами. И постараюсь понять.

— Нет, — ответил Беллегард, — мне это неприятно. Я отступаюсь. Вы понравились мне с первой минуты, как я вас увидел, и я не изменю своего отношения. Мне было бы противно говорить с вами так, словно я отношусь к вам свысока. Я уже сказал, что завидую вам, vous m’imposez, [74]как у нас говорят. А за последние пять минут я узнал вас еще лучше. Так что пусть все идет своим чередом. Случись нам поменяться местами, вы ничего не стали бы мне говорить, вот и я ничего вам не скажу.

Не знаю, считал ли Беллегард, намекая на эту странную возможность, что он поступает чрезвычайно великодушно. Если и считал, то благодарности не получил; его великодушие не было оценено. Ньюмен не в состоянии был понять, чем этот аристократ может ранить его чувства, а посему не испытывал ощущения, что легко отделался и избежал тяжелого разговора. Он не удостоил своего собеседника даже благодарного взгляда.

— Во всяком случае, — сказал он, — вы открыли мне глаза, дав понять, что ваша семья и ваши друзья будут воротить от меня нос. Я никогда не задумывался, по каким причинам люди позволяют себе воротить нос, посему сразу мне этот вопрос не решить. Пока я не могу сказать, что дает им такое право. А я, если угодно, просто полагаю, что я ничем не хуже самых лучших. Кто эти лучшие, я не берусь сказать. Об этом я тоже никогда не задумывался. По правде говоря, я всегда был о себе довольно высокого мнения, что для человека преуспевшего вполне естественно. Допускаю — мною руководило тщеславие. Но с чем я решительно не соглашусь, так это с тем, что я недостаточно хорош — чем-то хуже других. Я бы не стал рассуждать на эту тему, но не забывайте — вы первый начали. Мне и в голову не могло прийти, что я должен перед кем-то оправдываться или защищаться. Однако, если ваши родные этого потребуют, я готов и в обиду себя не дам.

74

Вы мне импонируете (франц.).