Дьявол просит правду

Из-за соседней двери выглядывает другая женщина — на вид помоложе и попроще. Она мигом узнает Антонику:

— А, явилась, прошмандовка! Что надо-то?

— Привет, Тоня, вот пришла поздравить тебя с Воскресением Христовым! — отвечает Бетти и снова протягивает наш многострадальный кулич и «миллион алых роз». — Ну как ты, все служишь у мамочки?

— Я-то служу, — огрызается Тоня, — а ты вот катись отсюда! Ирина Витальевна тебе не мать. И дома ее все равно нет. Зато она звонила и предупреждала: если ты явишься, сразу милицию вызывать. Ей уже охрана с дачи сообщила, что ты с какой-то шайкой во все двери ломишься!

Тут уж я не выдерживаю:

— Добрый день, Антонина… извините, не знаю, как по отчеству. Вы напрасно нервничаете: мы отнюдь не шайка, мы журналисты…

— Из журнала для женщин про материнство и детство! — подхватывает Булка.

Вот Айрапетова школа! Он всегда учит своих репортеров представляться каким угодно изданием, только не ЖП. И, конечно, очень метко главред сравнивает нас с тружениками панели. Точно: наш бедный ЖП — словно продажная красотка. Тайком все пользуют, а вслух картинно порицают и изображают высоколобое презрение. Наверное, это и есть феномен человеческого ханжества.

— И мы пришли, — продолжаю я, — поздравить всю вашу семью с праздником, а также помочь Бетти встретиться с Ириной Витальевной. Она много размышляла над своим поведением, многое поняла и теперь во многих вещах готова признать свою вину. И в этот богоугодный день она хочет всего лишь поговорить со своей приемной матерью по душам и попросить у нее прощения. И возьмите, пожалуйста, букет. Поставьте его в вазу. И кулич, он вкусный, свежий.

Домработница Понаровской берет-таки подношения. И это наша маленькая победа. Хоть кому-то всучили свои «дары волхвов».

— Первым делом учтите: я не домработница! Я помощница по хозяйству! Ирина называет меня именно так. А все, что вы принесли, я, так и быть, передам Ирине. Хотя не уверена, что она станет есть ЕЕ кулич, — Тоня презрительно тыкает в Бетти, — и нюхать ЕЕ букет. Может, она туда яду насыпала? Вы эту девку плохо знаете! Она вам небось тоже лапши навешала, она это умеет. Да вы и сами хороши, господа журналисты из материнства и детства! Ну как в таком виде по улице-то ходить не совестно? — тут домработница с явным осуждением уставляется на обтягивающие джинсы Мишеля и сокрушенно качает головой.

Я прыскаю в кулак. Ха-ха, Мишель! Увы, сегодня твоя попа возбудила только толстую домомучительницу Ирины Витальевны!

Но тут звездная помощница по хозяйству указует перстом и в меня:

— Вот у вас вид еще более-менее приличный. Хоть юбку дома не забыла, как эта. — Булка в лосинах и длинном свитере тоже не укрылась от зоркого взгляда домоправительницы. Одна я как порядочная: на мне юбка-шотландка ниже колен — да еще с запахом! Я прямо как британская девственница! И только за это личная фрекен Бок Понаровской оказывает мне высокое доверие:

— Зайдите ко мне на минутку, я вам все расскажу, как было.

Антоника делает круглые глаза и отрицательно мотает головой — не ходи, мол. Я развожу руками — как откажешь? И знаками прошу всех остальных ждать меня внизу. А сама захожу в квартиру Понаровской. Внутри все очень красиво, с безупречным вкусом. А Тоня, как только мы оказываемся вдвоем, превращается в саму любезность и даже наливает мне чаю. И рассказывает:

— Многие думают, что я у Иры домработница — это не так! Да, я помогаю ей по хозяйству, но мы живем одной семьей. Мама Иры мне самой как мама, а сын Ирины — мой сын. С Ириной мы лежали в одной больнице, там и познакомились больше десяти лет назад. А шесть лет назад я начала жить в доме Ирины. Мы одна дружная семья, и мне очень обидно за Ирочку.

— Но почему? — я смотрю с подчеркнутым пониманием, киваю и вообще делаю все возможное, чтобы Тоня поведала мне как можно больше. Разумеется, я включаю в сумочке диктофон, и все слова Тони станут частью моего репортажа.

— Мы с Ириной десять лет неразлучны, с самой больницы. Поэтому мое видение ситуации — не как у прислуги, а как у члена семьи. И вот несколько лет назад произошла такая история. Я ездила к себе домой, а, когда вернулась, Ира сказала мне, что приехала Бетти. Предполагалось, что с этого момента она будет постоянно жить у Иры. Я до этого Бетти не видела. Ира дала понять, что это ее дочь, и будет на том же положении, что и Энтони, родной сын Ирины. Я восприняла это как должное: раз Ира сказала, значит, так тому и быть.

— А как приняла Бетти Ирина мама — Нина Николаевна?

— Очень хорошо. Она же тоже воспитывала ее в детстве, гуляла с ней, что-то покупала. Нины Николаевны вообще не было дома в то время, когда объявилась Бетти, они с Энтони отдыхали на море. Нина Николаевна и Ирина, как мне рассказывали, жутко переживали, когда пропала девочка, ведь ее украл муж Ирины.

— Что ж тогда они не стали искать пропажу?

— Как не стали? Стали! Вроде бы даже в органы обращались. Хотя до того, как Бетти пропала, ее родная мать, эта голодранка из Златоуста, без конца шантажировала Ирину. То денег вымогала, то еще что-то… Так что когда Бетти исчезла, всем впору было, наконец, вздохнуть с облегчением, а не искать ее. Но Ира все равно ее искала, такой уж она человек.

— И что же, так и не нашла?

— Этого я не знаю. А вот второе появление Бетти было уже при мне. Как-то мне нужно было ехать в химчистку за одеждой. Я случайно уронила сумочку Бетти, она упала, и оттуда вывалились два Ирининых золотых кольца. Я как сейчас помню эту сумочку, и все ее содержимое. Сумочка была черной, и помимо колец, там был карандаш для губ, спички и сигареты. Я быстро положила все обратно в сумку и поставила ее на место. Я еще тогда испугалась, как бы она не подумала, что я роюсь в чужих вещах. Ире я ничего не сказала, ну какое мое дело? Я тогда подумала: может, Ира ей подарила эти кольца, а мне ничего не сказала? Хотя вряд ли. Прошло дня три-четыре после этого. Нам нужно было ехать к Ириной бабушке на кладбище. Бетти не хотела ехать с нами. Я ей сказала, что если она маму уважает, то должна поехать. Это происходило у нее в комнате, где она разбросала свои вещи, под кроватью валялись косточки от абрикосов. А я вообще человек очень эмоциональный. Я начала выговаривать ей, что она ведет себя неряшливо. А голос-то у меня громкий! Так она пошла и наябедничала Ире, что я на нее кричу и придираюсь к ней. Ира сказала ей: «Бетти, Тоня не кричит, она так разговаривает». Представляете, она хотела меня поссорить с Ирой!

— Но согласитесь, Тонечка, все то время пока бедняжка Бетти жила вдали от Ирины Витальевны, у нее была далеко не сахарная жизнь… Естественно, что ее манеры далеки от совершенства. Может быть, надо было проявить немного терпения?

— Какая бы ни была жизнь, неряшливость — она либо есть, либо ее нет! Ну и вот. Я пошла к Ире и говорю: «Бетти отказывается ехать на кладбище». Ирина очень удивилась, но в итоге как-то мы ее все равно увезли с собой. А когда вернулись домой, Бетти попросилась выйти погулять. Я ее отпустила, но сказала, чтобы она ровно в девять вечера была дома. Я ей всегда говорила: «Бетти, ты темнокожая, тебя могут обидеть. Так что поздно вечером не гуляй». Пока ее не было дома, я все-таки не утерпела и спросила у Ирины, не дарила ли она Бетти золотых колечек? Ира была очень удивлена, и сказала, что нет. Тогда я описала ей кольца, которые видела у Бетти в сумочке. Мы договорились, что когда Бетти вернется с улицы, Ира как бы невзначай подойдет к своей шкатулке с драгоценностями и заглянет туда. И обнаружив пропажу колец, поинтересуется, не видел ли их кто? Бетти пришла позже девяти и уселась ужинать. Когда Ира сделала так, как мы и договорились, ни один мускул не дрогнул на лице Бетти — я за ней пристально наблюдала. Тогда я напрямую сказала Бетти: «Где кольца? Я видела их у тебя в сумке!». А она посмотрела на меня самым невинным образом и произнесла: «Какие кольца? Я ничего не знаю!». Тогда я просто взбесилась. Это что же получается, я наговариваю, что ли? Я приперла ее к стенке и тряханула, как следует. Говорю: «Немедленно отдавай кольца, иначе вызову милицию!». Бетти начала плакать и клясться Господом Богом — вы представляете! — что не брала она колец. Я схватила ее сумку, но там уже ничего не было, она их к тому времени перепрятала. А она, знай, рыдает в голос: «Мама Ира, не брала я колец!». Ира схватилась за голову, ушла к себе в комнату, сказав, чтобы я разобралась в этой ситуации. И где-то через час, после моих угроз о том, что милиция приведет собаку, которая может взять след, маленькая дрянь призналась. И достала из-под подкладки в сумке эти самые кольца. Я пошла в комнату к Ире и, показав кольца, все ей рассказала. Ира произнесла только одну фразу: «Я не хочу ее больше видеть. Пожалуйста, Тоня, собери ее вещи». И зарыдала. Ирина проплакала всю ночь.