Страница 5 из 15
Юный змеелов Эрик по-прежнему промышляет гремучками. Но к заброшенному карьеру — больше ни ногой. Дед Алберт строго-настрого наказал: туда — ни ногой больше! Собственно, там и делать нечего. Прах и пепел. И гремучки оттуда ушли. Тем более тогда незачем Эрику туда…
А не очень-то и хотелось! Более того, очень не хотелось!
И ладно! Пустыня большая — от горизонта до горизонта. И даже больше, если с неба посмотреть. Но люди не летают, как птицы…
Зато птицы летают. Стервятник — птица. Летает. Парит, зависает, кружит. Стаей.
Стервятник — птица большая и сильная, но трусливая. Она не убивает свою добычу. За нее добычу убивают другие. Когда стервятники кружат над пустыней, значит, они ждут когда живое станет мертвым. А дождавшись, спланируют на землю и раздерут на куски это самое живое, ставшее мертвым. А значит…
…А это значит, что пока там — живое. Там — в районе заброшенного карьера. Судя по стае стервятников, парящих в ожидании…
Святые-здешние! Хоть иди к деду-дене на поклон: мол, нельзя ли все-таки съездить полюбопытствовать?
— Нельзя! А что такое вдруг?
— Да стервятники…
— Где?
— Как раз над…
— М-м… Точно!.. Тогда — все равно нельзя. Но вместе со мной можно. Выдержит твой мустанг нас двоих, Эрик?
— Должен. Не Боливар, чай!
— А троих?
— А кто еще с нами туда?
— Туда — никто. Оттуда — может быть.
— А кто?
— Тот, над кем кружат птицы, Эрик.
…А кружат они над нагромождением камней, в котором угадывается кисть руки. Безвольная, безжизненная. Нет, судя по осторожным стервятникам, обладатель этой руки скорее жив чем мертв… или скорее мертв чем жив… В общем, на грани…
Пустыня не прощает слабости. Она способна убить человека меньше чем за день. Чтобы выжить, человек должен иметь дубленую шкуру, человек должен знать, где добыть воду, человек должен найти себе укрытие от солнца.
Да-а, человек… у тебя дубленая шкура! И укрытие ты нашел знатное — нора не нора, а подземная пещерка. Но как ты в ней очутился, человек? Где ты мог добыть воду, человек? И почему рядом с тобой, человек, в пещерке оказался странный череп, высохшая мумия? Короче: да… но как?!
И ведь с того дня, как пришлые бледнолицые на железной птице спалили засыпанный вагон, трижды вставало и садилось солнце! И ведь от спаленного вагона до пещерки — более тысячи шагов! И ведь в момент поджигания вагона человек был внутри, не мог он сквозь стены пройти, а потом и сквозь песок и камень на тысячу шагов! И ведь воды в обозримом пространстве красной пустыни — ни-ни, ни капли.
Так не бывает, человек! Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
Э-э, Алберт Хостин, дед-дене! Никогда не говори никогда! Вот он я, белый человек из ФБР.
Да… но как?!
А я знаю?! Упал, потерял сознание. Очнулся — здесь.
Ладно, белый человек из ФБР, не хочешь отвечать — молчи, сам не знаешь — молчи.
Ты и молчишь. Потому что насчет «очнулся» — это еще как сказать. Еще не очнулся, белый человек. А то и уже не очнешься, если Алберт Хостин не совершит чудо.
Чудо не чудо, но, как съязвил бы дед-дене: «Моя умеет управляться с вилкой и ложкой.
Моя знает, что такое пипифакс и как им пользоваться. Еще моя знаком с кодом нава-хо… А еще моя просвещен в исцеляющем ритуале под названием Путь Благословенных»…
Путь Благословенных — это такой путь…
Древняя традиция племени навахо-дене…
Складываешь четыре дубовые жерди, как для вигвама.
Покрываешь их толстым-толстым слоем трав… нет, не всяких, а только вот этих и этих… и рвать травы надо только в час рассвета…
Внутрь «вигвама» укладываешь белого человека на лежбище из тех же трав.
Воскуряешь благовония… нет, не те, что дымились у Мистера Никотина, и не марихуану, и не анашу, а только вот эти и эти… и воскурять благовония надо только в час заката.
И затягиваешь долгие, нескончаемые песни-молитвы… нет, не в такой последовательности, а в сякой… и ни в коем случае не перепутать.
И тогда святые-здешние явятся на зов. Лишь они, святые-здешние, способны вернуть к жизни белого человека из ФБР.
…Вот таким вот путем. Все путем, белый человек!
Дед-дене Алберт Хостин, когда он был в возрасте внука Эрика, видел, как его дед-дене совершал ритуал Путь Благословенных, и видел, какие живительные чудеса сотворяются при этом…
С точки зрения современной медицины, подобный ритуал — жалкое шаманство невежественного народца. Ну и лечись у современных медиков, белый человек! Встань и иди — к доктору в белом халате. Что, никак не встать? То-то! А вот после ритуала, может быть, встанешь. Есть многое на свете, бледнолицый, что и не снилось вашим мудрецам!
…Другое дело, хочешь ли ты, белый человек, встать и идти? Сохранилась ли в тебе жажда жизни?
И ведь нет, святые-здешние! Не желает его дух исцеления его тела. Его дух, видите ли, желает воссоединиться с духом своего отца! Его дух, видите ли, не желает возвращения в мир живых. Его дух, видите ли, слишком устал — до полного равнодушия, покоя сердце просит.
Н-ну, знаешь ли! Если борьба между жизнью и смертью будет длиться бесконечно, тело в конце концов сдастся. И святые здешние не снизойдут до тебя, белый человек! Вернее, не вознесут тебя к себе!.. Тебе это надо, белый человек? Ах, на-адо?!
А вот Алберту Хостину не надо, понимаешь! Исцеляться он, упрямец, не хочет, понимаешь! Дискредитирует тем самым универсальный Путь Благословенных, понимаешь!
А н-ну, подъе-о-ом!!! Не можешь — научим, не хочешь — заставим!
— Dey-dey-yetit-twoy-mati-syani-ahsuwu-sikim-kyo-pyah-ohlu-dey-dey-gyot
—wyar-yan-syan-ohrash…
Россказни счастливцев, перенесших клиническую смерть и вернувшихся обратно, — верить ли им? Нового в историях про то, как человек скончался, а после с того света вернулся, ничего нет. Даже если те счастливцы — люди творческие, с фантазией, с богатым воображением, со склонностью к преувеличениям… И те долдонят одно и то же, по сути, одно и то же. С вариациями. Вот, например, более чем знаменитый художник рассказывал:
Как вылетела его душа из тела, взмыла к потолку и начала наблюдать за происходящим в палате: медперсонал забегал — доктора, профессора, медицинская сестра! Душа его немного понаблюдала за их работай, плюнула на все и полетела к БОГУ В РАЙ!
И все-то ей стало сразу хорошо!
Музыка звучит, тоннель по сторонам проносится, а впереди, совсем рядом — свет! Тот самый долгожданный свет в конце туннеля! Чуть-чуть до вечного блаженства оставалось, но душа его не удержалась и стала по сторонам смотреть, заинтересовалась, что да как. В смысле художественного оформления интерьера потустороннего мира, в частности — тоннеля. Как-никак художник! Смотрит, своды заштукатурены, а по ним узор в технике сграффито пущен, это когда по сырой штукатурке ножом вырезают, пока она не схватилась. Весь свод звездами шестиконечными изрезан, но так халтурно, кривое все, неровное, словно левой ногой работали!
— Да, что же вы наделали! — думает душа. — Кто же такую похабень выполнил, руки бы ему оторвать!
И вдруг голос чей-то, наверное Господа самого:
— Ну, ты и дрянь, парень! Специалист хренов! Мы к тебе, как к человеку, а ты критиковать! Раз умный такой, и катись обратно к такой-то матери!
Так художник заново и родился. Верно, не подошел для лучшей жизни…
…Но современные медики с пеной у рта доказывают, что никакой загробной жизни, души нет и туннеля тоже нет. Просто когда человек умирает, кровоснабжение мозга нарушается и начинаются галлюцинации…
Агент Молдер, доведись ему выкарабкаться из небытия, сказал бы: «Не так все было!»
Не так, да. Никаких тоннелей, никаких сверхъестественных скоростей.
Лежишь обнажен и недвижим — на чем-то травянистом, жестком, но приятном, стегу-ще-ласкающем. Дым. Или пар. Будь агент Молдер когда-нибудь в «бане по-черному», столь популярной в варварской России, он сказал бы: «Вот-вот! Так было!»
Но — не гнетущий жар, а щадящее тепло.