Страница 109 из 120
— Да я научу тебя такие цветочки шить! — утешила Метелица расстроенную Ирицу. — Это Резвушкина работа, я вижу. Ее тетка Былятиха научила, и я тоже так умею.
— Я видела вчера Былятиху, — сказала Рябинка. — Встретила ее у нашей крайней ржи, где ручей и там дальше их льны. Дай, говорит, я тебе ленточку поправлю. Такая ты, говорит, ладная да пригожая, был бы мой Шумилка хоть годком постарше, посватали бы тебя ему! — Рябинка хихикнула, но было видно, что ей приятно. — Вот и моя, говорит, деточка, кабы Морана не взяла ее младенчиком, сейчас такая же была бы.
— Жалко ее все-таки! — Метелица вздохнула. Сейчас ей было по-особенному жалко всех, кто пережил ту или иную потерю. — Хорошая баба, а дочки ей больше Макошь не дала, только эти четыре огольца, братики мои любезные, на хворостине верхом вдоль по полю скачут!
— И те еще в женихи не годятся! — поддразнила Рябинку Веретейка и опять хихикнула.
— Ну, не мне, так Перепелке пригодятся! — Рябинка махнула рукой, вспомнив двенадцатилетнюю младшую сестру. — Как раз подрастут еще немного.
— Перепелка ваша пус ть сперва веснушки выведет, а то на нее ни недоросточек, ни перестарочек не глянет! — отозвалась вредная Веретейка.
Рябинка протянула было крепкую загорелую ручку к длинной, но жидковатой, цвета мокрой соломы, косе вредины, но вдруг замерла и вскрикнула:
— Тихо!
Все застыли как вкопанные, всех пробрала дрожь. Неужели они, заболтавшись, наткнулись-таки на вил…
Откуда-то издалека долетали поющие голоса. Прислушавшись, разобрали знакомую песню:
— Неревинские! — определила Первуша. — Они всегда в том краю развешивают. Что-то мы припоздали сегодня, все вперед нас!
— Да вон наша береза! — Метелица показала на прогалину, где стояло на поляне большое раскидистое дерево. — Она, Рябушка?
— Она! Вон мой платочек привязан! — подтвердила Рябинка.
Под этой березой девушки Куделичей справляли недавний Лельник, и в траве еще можно было разглядеть крашеную яичную скорлупу и остатки увядших венков из подснежников и пролесок. Возможно, что еще их матери когда-то облюбовали для весенних обрядов это красивое дерево, стоявшее на удобной поляне, но обычай требовал «выбрать» и отметить березу, что Метелица с Рябинкой честно проделали еще неделю назад.
Девушки сложили все принесенное у корней дерева и встали в круг — так, чтобы береза оказалась в середине. Сейчас их было всего пять: иные за зиму вышли замуж, а пополнение девичьего войска ожидалось только через месяц, в Ярилин день. Во всю мочь вытянув руки, чтобы дотянуться хотя бы до пальцев друг друга, путаясь ногами в высокой траве, они двинулись вокруг березы, а Первуша запела знаменитым на всю округу голосом:
— Смотри, вон рубашки висят! — Будила схватил Искрена за локоть, и тот вздрогнул от неожиданности.
— Чего хватаешь? — Искрен освободился. — Ну, рубашки. А ты чего ждал: зверя коркодела?
— Чего? — Будила нахмурился.
— В северных реках такой живет: залегает на водном пути и мимо себя никого без жертвы не пускает! — просветил его Искрен. Прошлой осенью дед брал его на торг в княжеский город Гневославль, и там он наслушался от бывалых людей много диковинного. — Да это от нас далеко, ты не бойся.
— А кто боится? — с вызовом спросил Будила.
— Да ты и боишься! Рубашки простой вон как испугался, аж перекосило.
— Меня перекосило? Сейчас как дам, самого перекосит!
— Не ори! — уверенно осадил его Искрен. — Сам меня звал берегинь смотреть, а теперь трясешься, как на морозе. Сам хотел, так иди тихо и не дергайся.
— Что я, дурной, — берегинь смотреть! — уже потише отозвался Будила. На самом деле он был благодарен Искрену за то, что тот пошел с ним в рощу, и ссориться не хотел: а ну как брат раздумает и повернет обратно? Дело было небезопасное и недозволенное, но где голова бывает весной? — Девок…
— Да ты рубашку увидел, а уже на помощь зовешь! — опять поддел его Искрен. — А если девку живую увидишь, тогда вообще…
— Да я…
— А, ну тебя! — с досадой отмахнулся Искрен. — Молчи лучше, а то всех девок распугаешь.
Он немного сердился на себя, что поддался на уговоры двоюродного брата и пошел с ним в Ладину рощу накануне Берегининого дня. С Будил ой все понятно, его родичи женить хотят поскорее, им работница нужна позарез. Вот и ищет, шальной, все глаза таращит на куделинских и лютических девок, пока мать с отцом не выбрали какую-нибудь, здоровую, как лошадь, и страшную, как Морана. Первушку куделинскую, например.
Заодно с Первушкой вспомнилась и Метелица. А ему-то самому, Искрену, чего надо? Он и сам не знал, почему вдруг охладел к ней, но сейчас ее привычное лицо с высоким лбом и гладко зачесанной, длинной светло-русой косой не вызывало в нем никаких чувств. Зимой, на холоде, его тянуло к ней, казалось, именно такая, как она, сделает его будущий дом уютным, теплым, наполнит его запахами вкусной еды, детскими голосами, и никогда у такой, как она, муж и дети не будут сверкать продранными локтями. Все это оставалось верным и сейчас, но мечты о такой жизни больше не привлекали Искрена. Спокойная, серьезная, ровная, всегда одинаковая — Метелица и сейчас оставалась такой же, какой была зимой. А сам он изменился. Весна тревожила, звала искать что-то иное, новое, неожиданное, манила и обещала… Что? Он и сам не знал.
— Это наши, что ли, здесь ходили? — Будила наклонился к ветке, рассматривая вышитый рукав рубахи и стараясь в полутьме рощи различить узор.
— Нет, это куделинские. Дреманова молодая жаловалась, что они самую лучшую березу каждый год платочком помечают — после Медвежьего дня, что ли, бегут сразу? Вон та береза и есть.
На ветвях красивой раскидистой березы уже висело пять рубашек, еще несколько украшало ближайшие кусты. Среди зеленых ветвей трепетали платочки, поблескивали красные, синие, желтые бусы. Дарить вилам настоящие ожерелья, стеклянные или каменные, было бы слишком накладно, и бусины для них просто лепили из глины и обжигали, но уж зато какими узорами их раскрашивали! Сестра, Громница, целыми вечерами рисуя на цветных бусинах то ромбики с точками, то волны, то ростки, всегда приговаривала, любуясь делом своих рук: «Сама бы носила, да шея тонка!» И в этом была своя правда: крупные и яркие глиняные бусы выходили очень тяжелыми.
— Опоздали мы, брат! — Искрен хлопнул Будилу по плечу. — Наши еще с утра ходили, куделинские тоже дома давно. Разве что лютических застанем.
— Да что-то не слышно никого! — Будила еще раз прислушался к легкому шороху рощи, в котором не слышалось отзвуков человеческих голосов, и со вздохом сдался: — Пойдем-ка до дому, брат.
— Пойдем.
Они повернули назад и прошли немного, но вдруг впереди показалась широкая прогалина и заблестела вода. Искрен изумленно свистнул и даже немного присел. Перед ними было Вилино Око — озеро, запретное для мужчин весь год, кроме одного-единственного дня. И этот день еще не наступил. Тревожить его покой они никак не собирались и совсем не обрадовались, что им пришлось-таки его повидать.
— Вилино Око… — пробормотал Будила и озадаченно почесал макушку. — Вот леший занес…
— Откуда тут другому взяться? А вот как мы к нему попали, если шли-то мы к опушке?
— Говорю же — леший занес!
— Говорит он… Поменьше говори, целее будем. Прости нас, Вилино Око, не гневайся, что потревожили! — Искрен вежливо поклонился темной воде, и кувшинки у берега слегка закачались, точно услышали. — Не по злому умыслу мы — заблудились.