Страница 37 из 59
Когда-то один человек спросил: «Я больше не знаю себя самого. Откуда ж мне знать, в чем ценность вещей?» [212]. Говорят и так: «Если знать, что это тело — не я, как смогут заботы мной завладеть?» Вот слова, прямо указывающие на истину.
Взгляни на молодость глазами старика, и в тебе поубавится жажда приобретений и побед.
Взгляни на сияние славы глазами человека, разбитого болезнью, и тебя оставят мысли о роскошной жизни.
Превратности судьбы не следует принимать слишком близко к сердцу. Яофу [213]говорил: «Тот, о ком прежде говорили, что это я, ныне уже другой. А я, о котором еще не знают сегодня, станет неизвестно кем в будущем».
Тот, кто будет всегда помнить эти слова, сможет освободить свое сердце от всех пут и оков.
Если хотя бы раз оглядеться хладнокровно посреди горячности и суеты, можно избавить себя от многих горьких сожалений.
Если посреди безразличия и разочарования появится хотя бы одно увлечение, можно познать истинный вкус многих вещей.
Если где-то есть счастливая страна, наперекор ей туг же появится страна несчастий. Если есть красивый вид, против него непременно возникнет уродливый пейзаж.
Только довольствуясь обычной пищей и любуясь неброскими красотами, можно жить в покое и радости.
Из высокого окна можно видеть, как облачная дымка окутывает голубые горы и изумрудные потоки; так постигаешь совершенство мира.
В бамбуковой роще можно слышать, как пение птиц приветствует и провожает времена года; так познаешь взаимное забытье себя и мира [214].
Если знать, что успех сулит поражение, жажда успеха не будет слишком сильной.
Если помнить, что все живое бренно, потребность беречь себя не отнимет слишком много сил.
В старину один подвижник сказал: «Тень от бамбука подметает ступени, не сдвигая с места ни пылинки. Лунный свет достигает дна пруда, не оставляя в воде и следа» [215].
Конфуцианский ученый говорил: «Вода течет стремительно, а поток вечно покоен. Цветы опадают так быстро, а в помыслах нет смущения» [216].
Если люди будут всегда помнить об истине, заключенной в этих словах, ничто не сможет смутить их покой.
Когда в тишине до слуха доносится шум сосен в лесу и журчание ручья среди камней, постигаешь безыскусную музыку Неба и Земли.
Когда видишь луг, утопающий в тумане, и облака, плывущие в воде, словно развертываешь перед собой живописный свиток природы.
Когда видишь бурьян на руинах цзиньской столицы [217], все еще мнится слава, добытая в битвах. Если тебя зарыли в северном предместье [218]на съедение лисам, жалко денег, потраченных на похороны.
В народе говорят: «Диких зверей можно укротить, а человеческое сердце укротить трудно. Глубокое ущелье можно наполнить, а человеческое сердце насытить трудно». Этим словам надо верить.
Если в сердце не гуляют ветер и волны, где бы ты ни был, тебя будут окружать голубые горы и зеленые рощи.
Если ты поймешь, что небесная природа все поддерживает и вскармливает, всюду вокруг тебя будут резвиться рыбы и парить коршуны.
Если чиновник в высокой шапке и с широким поясом однажды увидит, что простолюдин в соломенной накидке и бамбуковой шляпе живет счастливо, он, верно, ему позавидует.
Если богач, восседающий на мягких коврах и широких подушках, однажды увидит, что ученый, сидящий за грубым столиком под бамбуковым навесом, живет в покое, он, наверное, захочет быть таким же.
Так почему люди все хотят «гнать огнем быков и пускать лошадей по воздуху» [219].
Рыбы резвятся в воде и там забывают друг о друге [220]. Птицы парят на ветру, но не знают, что такое ветер.
Поняв это, можно сбросить с себя бремя вещей и до конца дней наслаждаться безыскусностью жизни.
Лиса спит в разбитом кувшине, зайцы бегают среди развалин: таким в конце концов станет место, где сегодня поют и пляшут. Роса блестит на пожухлых цветах, туман кутает увядшую траву: так выглядит ныне поле древней битвы.
В расцвете и упадке нет постоянства, сила и слабость уходят без следа. Думы об этом могут сделать сердце человека подобным хладному пеплу.
Пусть тебя не смущают награды и унижения. Со спокойным сердцем смотри, как распускаются и опадают цветы в саду.
Пусть успехи и неудачи не пробуждают в тебе дум. Безмятежно смотри, как плывут в небе облака.
В ясную погоду при светлой луне всякой твари небесной вольно летать где угодно, но мотыльки бросаются в огонь свечи.
У чистого родника среди зеленой травы вольно есть и пить всякому зверю, но совы кормятся тухлыми мышами.
Увы! Много ли в мире людей, которые не уподобляются мотылькам и совам?
Тот, кто, вступив на плот, думает о том, как сойти с него, — прирожденный мудрец [221].
Тот, кто, сидя верхом на осле, ищет осла, подобен чаньскому наставнику, не познавшему просветления [222].
Могущественные люди горделивы, как драконы. Честолюбивые люди воинственны, как тигры. Если хладнокровно взглянуть на них, они предстанут муравьями, суетящимися вокруг падали, или мухами, слетевшимися на запах крови.
Суждения о правде и неправде густеют, как пчелиный рой. Мнения о приобретениях и утратах топорщатся, словно иглы ежа. Хладнокровно отнесшись к ним, их можно соединить подобно тому, как металлы сплавляются в плавильном котле или снег тает в горячей воде.
Обуздывая желания, познаешь страдания жизни. Давая претвориться своему естеству, познаешь радость жизни.
Когда узнаешь, что в жизни можно страдать, разбиваешь оковы грязных страстей. Когда узнаешь, что в жизни можно радоваться, зеркало мудрости само предстанет воочию. Так познается истинная ценность всех вещей в этом мире.
Да не останется в нашем сердце ни малейшей увлеченности вещами: пусть оно будет подобно огню, растопившему снег, и солнцу, растопившему лед.
Да будет простираться перед нашим взором залитый светом необъятный простор: пусть он будет подобен сиянию луны в чистом небе, и волны будут хранить ее отражение.
Поэтическое настроение всего сильнее на мосту Балинцяо [223]. Едва начнешь там декламировать стихи, как лес и горы подхватывают напев.
Дикая природа сильнее всего чарует на берегах озера Цзинху [224]. Стоит прийти туда в одиночестве, как горы и потоки в дружеском согласии развертываются перед путником, словно свиток с прекрасными видами.
Птица, которая долго томилась на земле, непременно взлетит высоко. Цветок, который распустился первым, непременно рано отцветет.
212
Цитируется в слегка измененном виде строка стихотворения Тао Юаньмина из цикла «За вином».
213
Яофу— второе имя ученого сунской эпохи Шао Юна (1011–1077). Цитируемые здесь слова Шао Юна как нельзя лучше обнажают контраст между характерной для европейской традиции идеалистической догмой сознания, каким-то образом реально продолжающегося во времени, и китайской концепцией «самопомрачающегося», внутренне неоднородного, внесубъективного и потому сводящегося к межличностным отношениям сознания.
214
«Взаимное забытье себя и мира» — идущий от Чжуан-цзы традиционный жизненный идеал даосизма как «чудесной встречи» отсутствующего с отсутствующим.
215
Цитируется изречение чаньского наставника эпохи Тан Чжисюаня.
216
Цитируется строка из стихотворения Шао Юна.
217
Имеется в виду столица династии Западная Цзинь город Лоян, захваченный и разграбленный кочевниками в 311 году. Короткое царствование этой династии было отмечено необыкновенной роскошью дворцовой жизни.
218
В северном предместье древнего Лояна находились кладбища для высокопоставленных особ.
219
В данной фразе содержатся аллюзии на два эпизода древней истории Китая. В первом случае имеется в виду сражение между армиями царств Янь и Ци, в ходе которого предводитель циского войска приказал пустить против неприятеля тысячу быков, привязав к их хвостам горящие факелы. Во втором случае подразумевается послание правителя южнокитайского царства Чу, который обратился к вторгшейся в пределы Чу армии северокитайских государств с такими словами: «Вы обитаете у северного моря, мы живем у южного моря, у наших коней и быков не хватит сил, чтобы добежать друг до друга. Зачем же вы вторглись в наши владения?»
220
Данная фраза отсылает к суждению Чжуан-цзы, уподоблявшего жизнь людей в миру положению рыб, которые выброшены на берег и, чтобы выжить, прижимаются друг к другу, а пребывание в Дао — положению рыб, которые вольно резвятся в воде, забывая друг о друге.
221
Возможно, здесь имеется в виду принесенное буддизмом представление о жизненном подвижничестве как мудрости «переплытия на другой берег»
222
«Внезапное просветление» (дунь у,яп. сатори)являлось целью и оправданием подвижничества в традиции чань-буддизма. Это просветление означало, собственно, самораскрытие подлинной самости человеческого существования.
223
Балинцяо— мост на восточной окраине Чаньаня, место расставаний, воспетое многими поэтами средневекового Китая.
224
Цзинху— озеро в провинции Цжэцзян, издавна славившееся своей красотой.