Житие мое

Миссис Хемуль медленно кивнула:

– Да, я вас понимаю.

– Только не думай, что я все это подпишу, – буркнул старшина. – Пока все эти рассуждения про щит – твое личное мнение, а фон вокруг города то ли есть, то ли его нет, я не эксперт, врать не буду. Представитель НЗАМИПС в городе имеется, – тут он кивнул на Кларенса, – феномен мы ликвидировали, убийцу нашли, отчет отослали, теперь ждем команды. Что скажут, то и сделаем, а претензии – к господину координатору.

Кларенс смолчал, хотя челюсти сжал так, что скулы побелели, а я лишь меланхолично пожал плечами:

– Ну, мистер Аксель тоже не самоубийца и понимает, что если потеряет город после двух звоночков, официального расследования и доклада подчиненных, то Оковами Избавления не отделается, а эмигрировать сможет только на Луну.

– И кто ему об этом скажет? – хмыкнул Клеймор.

Я ласково улыбнулся старшине чистильщиков:

– Вы. Причем уже сказали.

Он явно не врубился, и я пояснил:

– Вы вчера отчет начальству написали? Как раз когда я приходил. И листочки, перед тем как положить в конверт, не перечитывали.

– Да, но как…

Тут Макс улыбнулся ему довольной собачей ухмылкой. Что значит для пса-зомби запрыгнуть в окно второго этажа?

Старшина Клеймор быстро сложил два и два.

– Вот урод! – с чувством произнес боевой маг.

Я сделал вид, что это он про зомби.

– Это что же, – испугался Риспин, – мы здесь застряли?

– Поживем – увидим, – хмуро оборвал его старшина.

Миссис Хемуль спрятала за чашкой довольную улыбку – белому не к лицу радоваться чужой беде.

К счастью, испытывать на себе юмор раздосадованных боевых магов мне не пришлось – вечером того же дня я уезжал из Михандрова. Без Лючика. Миссис Хемуль долго и горячо убеждала меня, что теперь в интернате все будет хорошо, что о Петрике позаботятся, даже если миссис Кормалис не удастся найти, что для моего брата очень важно увидеть благополучное окончание этой истории и торжество справедливости. Я подумал и сдал назад – не такое уж это счастье, нянчиться с белым малолеткой, хотя насчет справедливости сильно сомневался.

Лючика на станцию я не взял – там под присмотром мадам Паркер меня ждал пес-зомби. Что, если детям придет в голову его потискать? Лейтенант лично заехал за мной на автомобиле, который теперь перемещался без скрипов и визгов, с мягким хищным рокотом, а на заднем сиденье приехали Горчик и Риспин – очевидно, собрались на станцию за водкой. Старшина, судя по всему, все еще висел на телефоне, пытаясь отловить свой доклад прежде, чем он попадет на стол старшего координатора Акселя. Успехов ему! Меня уже никто и ничто не интересовало, только паровоз – вагон – гудок.

Комитет по проводам с грехом пополам закинул на подножку мой багаж, мадам Паркер помахала рукой, а черные разразились невнятными воплями и энергичной жестикуляцией. Вот придурки… Благодушно отсалютовав всем, я побрел следом за чемоданом, с тоской готовясь к представлению на тему «посади зверюгу в клетку». Все проводники до ужаса предсказуемы: сколько ни заплати за билет, они все равно пытаются засунуть твою собаку в багажное отделение. Спрашивается, если бы я собирался это сделать, стал бы я платить столько за второе место?

Проводник закатил чемодан в купе и расплылся в слащавой идиотской улыбке:

– А давайте посадим песика в домик!

Я посмотрел на него как на дурного. Пару секунд на его лице держалось это странное выражение, а потом он слегка побледнел:

– Виноват, сэр! Прошу прощения! С животными у нас обычно путешествуют белые, и вот я…

Упс!

Вопрос о размещении Макса больше не обсуждался.

В состоянии тихого офигения я заперся в своем купе и принялся грызть ногти.

Что ж это делается?! Меня начинают принимать за белого!!! Какой позор… Хорошо еще не все это слышали, а в Михандров я вряд ли когда-либо вернусь.

Надо срочно исправлять положение: вернусь в Редстон, первым делом подерусь с Четвертушкой, скажу ему, что гомосеки – отбросы общества. Можно еще отловить Сэма, если он с простудой не слег, и напихать ему за шиворот перьев.

Перрон с провожающими остался позади, в голове тихо ворочался Шорох, пытающийся понять, чем я занимался без него. Жизнь постепенно приходила в норму. В чемодане у меня лежали пять килограммов сушеной рыбы и две дюжины кульков из вощеной бумаги с весьма небезобидными ингредиентами – сувениры из Михандрова.

А еще там было спрятано письмо от мертвеца: на следующий день после смерти Фокса я получил посылку без обратного адреса, никакой записки внутри не было, но в личности отправителя сомневаться не приходилось. На самом верху увесистого пакета лежали пожелтевшие вырезки из газет десятилетней давности с отчетами о странных событиях (уменьшение лёта пчел, исчезновение тушканчиков, бешенство лошадей) и статьями об ограблении банка, совершенном с особой жестокостью. Помните, я удивлялся, как они собирались слинять? Все хуже: двое фермеров перестреляли своих родных и продолжили веселье в городе, подражая персонажам недавно нашумевшего боевика. Места инцидентов ложились на карте вдоль одной прямой, безошибочно упирающейся в Михандров. Не знаю, может, я на его месте тоже не выдержал бы.

Почему он не обратился со своими подозрениями в надзор? Может, подвела привычка к конспирации, а может, Фокс, как и я, столкнулся с недееспособностью местных властей. И вы знаете, мне плевать на его обстоятельства, тем более что обсуждать их со следователями он не захотел. Я еще ни разу не сталкивался с ситуацией, которую не мог бы проломить, повернуть в свою сторону хорошо обученный маг. С точки зрения черного, Искусник просто в очередной раз слил конфликт (один раз в Нинтарке, второй – в Михандрове), а за пониманием и сочувствием – к эмпатам.

Горчик рассматривал удаляющийся поезд с характерным козлиным прищуром. Черный маг был привычно возмущен:

– Мог бы доделать работу до конца, халтурщик! Его зомби обозначил только шесть захоронений, а где прикажете искать еще два?!

– Интересно, из какой он группы? – Риспин был задумчив. – Я раньше его не встречал. Очень бы хотелось получше осмотреть его создание.

– Ничего, в конторе встретимся! Уж в этот-то раз Аксель должен быть доволен.

Лейтенант Кларенс решил продемонстрировать свою осведомленность, ему надоело изображать овощ в присутствии хамоватых гостей.

– Он из Редстона.

Горчик повернулся к нему именно с таким выражением, с каким смотрят на говорящий кабачок:

– При чем тут Редстон?

– Он приехал из Редстона, – терпеливо объяснил лейтенант, уже жалея, что ввязался в разговор.

– И какого Шороха он там делал? – полюбопытствовал Риспин.

– Не знаю, – белый попытался принять независимый вид, – но командировочное удостоверение выписало редстонское отделение.

Некоторое время собеседники молчали.

– А зачем его прислали? – осторожно уточнил Горчик.

– Для изучения работы образовательных учреждений. Я не шучу! Так было написано.

На лицах боевых магов появилось выражение, которого лейтенант Кларенс понять не смог.

– М-да, – резюмировал Риспин, – премии мы снова не получим.

– А что такого? Плешь мы сковырнули чисто! – возмутился Горчик, но коллега покосился на него с состраданием, и тот вынужден был посмотреть правде в глаза: – Ну хоть драться босс не будет.

Лейтенант Кларенс постарался сохранить невозмутимый вид и дал себе зарок никогда не лезть в дела этой психованной компании. И пусть делают друг с другом что хотят!

Эпилог

Монотонный стук колес не прерывался день и ночь – трансконтинентальный экспресс почти не делал остановок. Проводник, осознавший свою ошибку, был безупречно вежлив и предупредителен. Я шуршал журналами мертвого мага, которые он почему-то не захотел оставлять НЗАМИПС, и пытался разобраться в своих ощущениях.

На душе было как-то мутно, словно у меня что-то сперли, а я не могу понять что. Среди страниц журналов, последняя запись в которых была сделана двадцать лет назад, обнаружилась большая пожелтевшая фотография, выцветший от времени листок хранил изображения людей, позирующих на фоне странного постамента, должно быть, фотограф запечатлел выпуск какого-то учебного заведения: трое учителей и восемь учеников. Первым слева от преподавателей сидел молодой и жизнерадостный Фокс в светлом сюртуке с платочком в кармашке, рядом, за спинами сидящих в первом ряду, обнимались девушка и парень, лицо которого было тщательно заретушировано – человек вроде есть, а лица у него нет. Парень носил стильный черный костюм, а девушка казалась смутно знакомой, подпись на обратной стороне гласила, что это – Милисент МакКоран, моя мать. Джо на фотографии не было.