Страница 2 из 12
– Сегодня в полдень наш посол в Берлине Гендерсон говорил с Гитлером, – доверительно сообщил лорд. – Надеюсь, соглашение все же возможно. Я готов написать письмо Герингу с подтверждением намерений Англии мирно решать дела на континенте…
Двадцать шестого августа Далерус вновь встретился с Герингом в салон-вагоне личного поезда командующего и вручил ему письмо лорда Галифакса. Ровно в полночь Геринг передал его Гитлеру.
На другой день Далерус вылетел в Лондон. Ночью он был принят фюрером, и сейчас вез в своем портфеле предложения немцев: «Германия дает гарантию относительно того, что она силами вермахта будет защищать Британскую империю, где бы ни постигло ее нападение; Германия желает заключить с Англией договор или союз; Англия должна помочь Германии овладеть Данцигом и польским коридором…»
Двадцать шестого августа, вроде бы отошедший в сторону от политической борьбы, но на самом деле только выжидавший удобного момента, чтобы взять верховную власть в Британской империи в свои веснушчатые пухлые руки, Уинстон Леонард Спенсер Черчилль вернулся из Франции на острова, безошибочно почуяв неминуемый политический и военный кризис, должный привести его наверх…
До начала Второй мировой войны оставалось пять дней. В России убирали созревшие под мирным небом хлеба, во Франции давили виноград. Даже поляки, уже с апреля испытывавшие постоянные провокации немцев, еще не верили в возможность войны…
В ночь на первое сентября в польских деревнях справляли «дожинки» – старый и славный народный праздник, от которого, казалось, всегда веяло теплом хлева, ароматом свежеиспеченного хлеба из зерна нового урожая, взятого из полного после недавнего обмолота амбара. Праздник, после которого ждали студеной, снежной зимы; праздник, на котором хозяева, садясь за стол, клали на домотканые скатерти тяжело гудящие натруженные руки, а женщины, весь день хлопотавшие у печи, разгибали наконец, сладко потягиваясь, согнутые в бесконечных заботах по дому и в работе на жнивье спины…
Солдаты тоже не спали в казармах. Особенно новобранцы из селян. Даже муштра на плацу, ежедневные утомительные занятия и марши не могли их заставить забыть про «дожинки», и они тихо перешептывались в темноте, примолкая, заслышав шаги дневальных…
Первого сентября 1939 года в четыре часа сорок семь минут утра майор Сyxapский, командир польской военной части Вестерплатте под Данцигом, послал в военное министерство в Варшаву сообщение по радио: «Немецкий линкор „Шлезвиг-Гольштейн“ в четыре часа сорок пять минут открыл по нам огонь из всех орудий. Обстрел продолжается. Жду ваших указаний».
В этот же час силы вермахта начали массированное наступление на территорию Польской республики на всех участках границы. Вскоре, подавив сопротивление поляков, немецкие танки, окрашенные в зловещий черный цвет, вышли на дорогу к Ченстохове…
Гауптман Фабиан, удобно расположившись за складным столиком в полевом радиоцентре, задумчиво водил острой ножкой циркуля по крупномасштабной карте Польши. Жирно проведенные красным карандашом стрелы на серовато-коричневой немецкой карте, обозначили путь, по которому двигались механизированные группы абвера под командованием опытных офицеров Шнейдера, Булана и Енша, получивших приказ внезапным ударом парализовать разведцентры противника и захватить все имеющиеся в них материалы.
Игла циркуля, – такого мирного, блестящего никелем чертежного инструмента, но сделанного из крупповской стали, – безжалостно втыкалась в пройденные специальными группами пространства чужой территории, оставляя на бумаге ровные дырочки, словно отметки пулеметных очередей с машин люфтваффе, повисших над дорогами.
За спиной гауптмана попискивала рация – командиры групп каждые полчаса сообщали о ходе операций. Один из радистов немного повернул верньер настройки приемника. Из динамика рванулся резкий, захлебывающийся на высоких нотах голос.
– Прибавьте громкость, ефрейтор! – не оборачиваясь, приказал гауптман. – Говорит фюрер!..
В десять часов утра в Берлине Гитлер выступил с речью в рейхстаге:
– Сегодня ночью немецкая территория была обстреляна солдатами Польши. С пяти часов сорока пяти минут мы отвечаем на обстрел и, начиная с данного момента, отплатим бомбой за каждую бомбу!.. – кричал фюрер с трибуны, не зная, что по халатности чиновников, готовивших речь, в нее вкралась ошибка во времени на целый час.
Но даже если бы он и узнал об этом, то только презрительно скривил губы под усами-щеткой: какая разница, часом раньше или позже приступить к окончательному покорению всей Европы, всего Мира!
Началась Вторая мировая война…
Глава 1
Переходя улицу, пан Викентий вновь незаметно оглянулся. Так и есть! Подозрительный тип, увязавшийся за ним на перекрестке недалеко от базара, не отставал – прохожих мало и обнаружить слежку не представляло особого труда. К тому же преследователь не особо и прятался. Сделав равнодушное лицо, он упрямо шагал и шагал за паном Викентием, останавливаясь, когда останавливался тот, и снова двигаясь следом, когда Марчевский отходил от стены с наклеенным на нее очередным приказом военного коменданта или вставал с непросохших после недавно сошедшего снега садовых скамей в скверах.
И как назло ни одного трамвая! Можно было бы на ходу вспрыгнуть на площадку, а потом также внезапно соскочить и скрыться в запутанных проходных дворах. Или доехать до конечной остановки на окраине и там избавиться от настойчивого соглядатая другим способом. Не тащить же за собой «хвост» к квартире Зоси… Только этого не хватало!
В том, что «хвост» прицепился к нему не у подъезда Зосиного дома, пан Викентий был полностью уверен: он всегда тщательно осматривал улицу, прежде чем выйти – сначала из окон квартиры, потом с лестничной площадки и через стекло двери парадного. Да и кому знать, где он сейчас живет? Эту квартиру Зося заняла уже после начала войны, и просто счастливая случайность свела их вместе в трудном октябре тридцать девятого. Иначе он ни за что не нашел бы ее в жуткой круговерти кровавых событий столь скоротечной и столь же позорной войны.
Жены пан Викентий лишился в первую же бомбежку. Был дом, семья, уважение сослуживцев, заманчивые перспективы продвижения по ступеням лестницы, ведущей наверх, к новым чинам, наградам… а теперь нет ничего, кроме детей и Зоси – доброй, милой Зоси. И ненависти.
Нет, не той ненависти – яростной, туманящей мозг, а другой – расчетливой, холодной, сосущей изнутри сердце. Гложущей, как червяк, денно и нощно, в неутолимой жажде ударить врага побольнее, храня себя для новой и новой мести…
Пусть даже придется долго ждать удобного момента. Но он будет, обязательно будет! По крайней мере со своей стороны пан Викентий сделал все, чтобы этот момент наступил.
Сегодня он второй раз приходил на условное место встречи со связником. Тот должен был ждать его, начиная с десятого числа этого месяца по понедельникам, средам и пятницам днем ровно в половине второго, в маленьком помещении касс кинотеатра «Зевс». В это время там редко бывали посетители, желающие приобрести билет на просмотр немецкой кинохроники или старого фильма про ковбоев. Не те времена – сейчас людям не до кино.
Поэтому для встречи со связным Марчевский избрал именно кассы кинотеатра – меньше возможности для случайных совпадений, поскольку ни он, ни связник не знали друг друга в лицо. Только условные знаки для опознания друг друга и пароль: ничего не значащие для стороннего человека фразы. Остальное уже потом, когда они уйдут с места встречи…
Но связник не появлялся. Может быть, посланец Марчевского не дошел до новых друзей, или на той стороне ему не поверили? Нет, должен был дойти, должны были поверить – пан Викентий нашел именно такого человека, который и дойдет, и вызовет доверие у тех, кто должен теперь стать ему друзьями…