Шаг в неизвестность

Он вынул из конверта алмазный кулон и побледнел. Несколько секунд он разглядывал драгоценный камень, переливающийся на свету яркими красками. Потом медленно перевел тяжелый взгляд на Дороти и глухо спросил:

- Откуда он у тебя?

Ральф сразу узнал этот кулон. Семейную реликвию. Впервые он держал его в руках. Раньше он мог любоваться им только на картине, висевшей в холле «Маккларти Эстейт». На ней была изображена тетя Джейн, молодая и красивая, с этим алмазным кулоном на тонкой шее.

Спустя много лет, незадолго до смерти тети Джейн, портрет исчез. На вопрос Ральфа, что с портретом, Генри, тяжело вздохнув, ответил:

- Джейн попросила меня снять его. Он напоминал ей о том, какая она была. Она не могла этого вынести.

Надо полагать, я украла его, хотела сказать Дороти. Однако, воздержавшись от едкого ответа, она холодно произнесла:

- Генри подарил его моей матери. Перед смертью она отдала его мне. Он был не нужен мне тогда, и не нужен сейчас. Я собиралась вернуть его, когда встречу Генри Маккларти. Можешь сделать это за меня.

Ральф ничего не ответил, только бросил в ее сторону странный взгляд, выражение которого нельзя было понять. Кроме кулона в конверте лежали письма. Он прочитал первую страницу, несколько раз останавливаясь и закрывая глаза, как будто они не могли вынести того, что было пред ними. Все тем же холодным, ровным голосом Дороти продолжила:

- Мама никогда не рассказывала мне, кто мой отец. Эти письма я нашла после ее смерти. Из них я узнала, что это Генри Маккларти.

Письма были написаны на гербовой бумаге «Маккларти Эстейт». Каждое начиналось словами «Моя дорогая Линда», а заканчивалось «Я люблю тебя. Генри». А между ними детали тайных свиданий. Генри писал о том, что забронировал номер на два дня в маленьком отеле на побережье . «Нас никто не узнает. Он расположен в безлюдном месте. Мы будем вдвоем целых два дня, мой ангел, и насладимся каждой секундой счастья».

Наконец Ральф взглянул на нее. Его губы были плотно сжаты. Аккуратно свернув письма, он положил их обратно в конверт вместе с кулоном. Пронзая ее колючим взглядом, он мрачно процедил:

- Переоденься. Мы выезжаем через час.

Какое аристократическое благородство!

- Нет! - отрезала Дороти. - Я передумала ехать.

Он должен был предвидеть это после все тех оскорблений, которые нанес ей. Конечно, он извинился, и, получив доказательства ее слов, признал, что она говорила правду. Но он чувствовал, что этого было недостаточно.

Она столько раз доказывала ему свою доброту, бескорыстность, честность, а ему хватило одной минуты, чтобы перечеркнуть все это и поверить в то, что она жалкая обманщица. Он отвернулся от нее, унизил - такое не прощается. Неожиданная и скорая перемена в нем ясно показала ей, как мало она значила для него. Она просто подвернулась ему под руку в тот момент, когда ему захотелось секса. Лучше порвать с ним прямо сейчас. Отказаться от встречи с отцом и забыть о том, что произошло с ней в последние дни, как о кошмарном сне.

- Хочешь или не хочешь, а ты поедешь со мной. - Он сунул конверт во внутренний карман пиджака.

Его голос стал мягче, но Дороти знала, что он в ярости. Она читала это в его глазах.

Он не мог заставить ее. Но, несмотря на то, что она все уже решила для себя, где-то в глубине души Дороти чувствовала, что не она контролирует ситуацию. Единственное, что могло заставить его изменить планы, это тест, который она купила утром. Дороти сложила руки на груди и серьезно произнесла:

- Ты думаешь, что я беременна от тебя? Не волнуйся. Я купила тест на беременность и уже прочла инструкцию. Мы можем все выяснить за считанные минуты.

Ее лицо пылало огнем. Если она не забеременела в первый раз, то, возможно, забеременела прошлой ночью. Они не использовали противозачаточные средства. Дороти втайне негодовала на себя. Она не извлекла ни одного урока из прошлых ошибок! Тест не сможет дать точного результата за такое короткое время. Почему она так безрассудна?

- Забудь о тесте. Результаты, какими бы они ни были, ничего не изменят.

Что значат его слова? Почему результаты ничего не изменят? Она собиралась спросить его, но неожиданно взгляд его черных глаза стал нежным и мягким и обдал ее таким теплом, от которого она сразу растаяла, забыв о своем вопросе. Этот волшебный взгляд напомнил ей о самых прекрасных мгновениях их близости.

Сделав два широких шага в ее сторону, Ральф положил ей руки на плечо и резко развернул ее лицом к спальне.

- Пора переодеваться. Иди. - Ноги сами понесли ее вперед, несмотря на желание врасти в землю и не сходить с места. - У тебя есть полное право встретиться с Генри. Я хочу быть рядом, когда это произойдет. Эта ситуация должна быть разрешена.

Его слова все еще звенели у нее в ушах, когда она, раскрыв свой чемодан, выбирала, во что переодеться. Может быть, он и прав. Остановившись на полпути, она всю жизнь будет мучиться вопросами. Вопросами, что за человек был ее отец, отказался бы он от нее или нет, если бы встретил, насколько ему больно вспоминать о прошлом, насколько он любил ее мать.

Как это ни странно, с тех пор как она влюбилась в Ральфа, она уже меньше винила отца в несчастной судьбе своей матери. В каждом мужчине сидит инстинкт продолжения рода, который провоцирует его на то, чтобы он оставил после себя как можно больше потомства. Искушению невозможно противостоять. Если ее бедная влюбленная мать вела себя так же, как и она, то Генри Маккларти вообще нельзя было ни в чем обвинять.

Без всякого энтузиазма надев на себя кремовый костюм, Дороти выбросила свои старые вещи и набила чемодан одеждой, которую подарил ей Ральф. Уместилось далеко не все, и она сложила оставшиеся платья и костюмы на кровати. Пусть сам решает, что с ними делать. С мрачным выражением лица она вышла из спальни, чтобы предстать перед жгучими очами мужчины, которого она теперь и любила, и ненавидела в равной мере.

Ненависть достигла своего пика, когда они оказались в самолете. За время перелета он не сказал ей ни одного слова. Ни одного существенного слова!

Как только они заняли свои места в отделении первого класса, Ральф молча вынул из чемодана пачку газет и погрузился в чтение. Как будто ее не существовало. С каждой минутой ей все труднее было сдерживать обиду. Когда через час, не выдержав, она ткнула его кулаком в бок, он повернулся к ней и сурово спросил:

- Чего тебе?

- Ничего, - пробурчала Дороти, откинувшись на спинку кресла.

Слезы стояли у нее в глазах, и она прикладывала все усилия, чтобы не разрыдаться и не опозориться на весь салон.

Неужели он не понимает, что она чувствует? Неужели ему все равно? Видимо, да. Вся на нервах в ожидании встречи с отцом, она должна была еще мучиться в догадках, почему Ральф сердится на нее. Дороти стало плохо, и она закрыла глаза.

Переспать с прислугой было не таким уж большим грехом. Решив проблему возможной беременности, ей можно было заплатить, хотя бы одеждой, и потом со спокойной совестью сказать «прощай».

Но когда выяснилось, что она может стать черным пятном на безупречной репутации его драгоценного крестного отца, все изменилось. Если об этом станет известно, Генри Маккларти лишится былого почета и уважения.

Калгари встретил их теплом весеннего ветра. Они спустились по трапу и направились к выходу из аэропорта. Большая черная машина уже ждала их у тротуара. За рулем сидел шофер в форме синего цвета и читал какой-то красочный журнал. Дороти захотелось развернуться и убежать. Убежать как можно быстрее. И хотя она знала, что не стоит напоминать Ральфу о себе, она в панике сжала его локоть, впившись ногтями в тонкую ткань его рубашки.

- Я хочу домой, - заныла она, словно ребенок. - Я не поеду с тобой. Я не могу! Моему… Генри не нужно, чтобы кто-то напоминал ему о его прошлом.

- Сможешь! - твердо возразил Ральф. - Раз уж начала, доводи дело до конца. Я думал, ты сильнее, - добавил он низким голосом и отвернулся от нее, чтобы поприветствовать водителя.