Страница 41 из 44
Изольда Бенедиктовна тихо лежала в приемном покое и смотрела в потолок. Лишь голос сына вернул ее к реальности, и она протянула к нему руки.
— Это я во всем виновата, – причитала она, – нет мне прошенья за содеянное преступление.
Паулин обронил лишь несколько слов: «Мама, тебе нельзя волноваться», и доктор любезно попросил нас удалиться, так как мы негативно влияем на самочувствие его пациентки. Свекровь все еще тянула беспомощно руки, желая остановить сына, но мы все-таки вышли в широкий светлый коридор.
За чистыми окнами стоял ряд автомобилей, среди которых была и черная Alfa-Romeo. Паулину оставалось совсем недолго наслаждаться свободой. Он опечаленно опустил голову и, ступая по блестящим плиткам, с каждым шагом все ближе и ближе приближался к финалу этой истории. Рука об руку мы вышли в дворик, где нас уже поджидали оперуполномоченные.
Екатерина Степановна модельной походкой, словно она дефилировала по подиуму, а не готовилась задержать преступника, шла прямо на нас. Паулин поднял голову и с достоинством взглянул в восхитительные глаза женщины в погонах. Потом он перевел взгляд на меня. В его глазах застыл немой вопрос: «Это ты вызвала милицию?» Но с губ не сорвалось ни слова.
— Паулин Борисович Перольский, вы обвиняетесь в организации убийства Люсьена Дюжесиль, – и на его руках с металлическим треском захлопнулись стальные браслеты.
Паулин не сопротивлялся. Он еще раз посмотрел мне в глаза. В них было столько боли и отчаянья, как у кота в сапогах со «Шрека», любимого мультфильма Елисейки. Он больше не вызывал у меня ни злости, ни ненависти, только жалость.
— Уведите его в машину, – распорядилась Екатерина Степановна мягким голосом, словно воспитательница детского сада, а не капитан милиции.
Я аккуратно сняла камеру-пуговичку и вернула её следователю. Паулин тогда еще не догадывался, что его признание было записано. Всему свое время. Ему предстояло так же узнать и хорошую новость, что наш сын не пострадал во время «несчастного случая» на реке.
— Валенсия Викторовна, поезжайте пока домой, отдохните, – спокойный голос леди-капитана прервал мои мысли. – И, пожалуйста, просмотрите файлы вашего мужа. Если обнаружите что-то важное, обязательно дайте мне знать.
— Хорошо, Екатерина Степановна, – ответила я, хотя мысленно я все-таки надеялась, что никаких компрометирующих Паулина документов я не найду. Мне не хотелось обвинять его во всех грехах, но я и не отказывалась верить в его причастность к тем четырем убийствам и поджоге, о которых рассказывала следователь.
— И вот еще что, – Екатерина Степановна уже хотела идти к машине, – избавьтесь от этого телефона, смените номер, а мы с вами еще непременно свяжемся. И пока не покидайте город, вы нам еще нужны. А сейчас – до свиданья, Валенсия Викторовна.
— До свиданья.
Загудел мотор, и Alfa-Romeo двинулась с места, увозя Паулина в следственный изолятор (СИЗО) дожидаться суда. Облегченно вздохнув, я оглянулась назад. Изольде Бенедиктовне всем, чем могла – помогла, да и доктор попросил оставить её в покое, поэтому я решила прогуляться по городу и за одно проведать своих коллег в издательстве.
Весеннее солнышко припекало спину, шелестела молодая листва, а я не спеша, стучала каблучками по тротуарной плитке, наслаждаясь теплом и наконец-то появившимся спокойствием. Когда я уже была почти на месте, из-за поворота вышла весьма интересная фигура в синем платье явно неподходящем по размеру и синей шляпке, натянутой по брови. Люди тыкали в неё пальцами и смеялись, а та особа, растянув тонкие губы, как ни в чем не бывало, пела песенку старухи Шапокляк:
Это была Мария Григорьевна – крупная мощная женщина, решившая покрасоваться в синем наряде с плеча «великодушной» Изольды Бенедиктовны. На ней были и белые перчатки, хотя белоснежной чистотой они уже не сверкали, и белая сумочка в виде маленького чемоданчика, которой Мария Григорьевна размахивала, как школьница. А элегантная шапочка, которая подчеркивала знатность моей свекрови, обезумевшей женщине и вовсе не шла, наоборот, она в ней смотрелась глупо и смешно. Платье едва не трещало по швам, талия была завышена, а в плечах оно было узким. Зато элегантное и модное, – так, наверное, думала «интеллигентка» Мария Григорьевна.
Она порхала над тротуаром, радостно напевая песенку Шапокляк и никого вокруг не замечая. Когда я подошла ближе и наши взгляды все-таки пересеклись, Мария Григорьевна скривилась, будто её заставили проглотить ложку жидкого рыбьего жира, и, выпрямив спину, прошла мимо меня, гордо поднимая нос кверху.
Глава 12
Когда сердца полны любви и бьются лишь от
встречи до разлуки, достаточно и легкого намека, чтобы понять друг друга.
Рабиндранат Тагор (1861-1941)
И снова Одесса встретила меня моросящим дождем. Холодные капельки как иголочки ударяли по открытым плечам, а я окрыленная предвкушением встречи со своими любимыми, неслась вперед, никого и ничего вокруг не замечая. От железнодорожного вокзала до нужной мне остановки я добралась трамваем, и уже по улице Ивана и Юрия Липы, внимательно рассматривая номерки на заборах, радовалась, что я уже близко-близко и может быть через несколько минут смогу обнять и расцеловать своих мужчин. Казалось, вместе со мной радовалось и небо. Высокая красочная радуга изогнутым коромыслом повисла над зеленеющими умытыми майским дождем садами. Радуга! А ведь это добрый знак, – подумала я. Ведь даже в Библии есть о ней упоминание: радуга появилась после всемирного потопа, как символ прощения человечества (Быт. 9:13-15). Прощение!
Над цветущей клумбой парила удивительной красоты большая бабочка. Её крылья, словно нарисованные талантливым художником цветы, привлекали к себе внимание причудливой окраской. Неспроста в древности считали, что бабочки произошли от цветов, оторвавшихся от стеблей растений легким дуновением ветра.
Когда на сердце радость, весь мир кажется необычайно красивым. И даже лужи на асфальте, и проплывающие в них отражения облаков, и солнечный луч, пробивающийся из-за серой тучи. И делая вздох полной грудью, хочется пуститься в пляс с той же бабочкой, и летать над одурманивающими пионами, и … наслаждаться жизнью. Жаль только, что бабочки живут недолго.
Опустившись на землю, я резко остановилась. Стоп! Дом № 9 – я уже пришла. Не нужно было специально прислушиваться, чтобы узнать смех моего маленького весельчака. Я осмотрелась. За забором густо росли виноградные лозы, укрывая от посторонних глаз небольшой дом. Современная беседка, с зеленой полупрозрачной крышей защищала чистый дворик от дождя. Кругом зеленела сочная густая трава, и лишь узкая тропинка из квадратных плит 30х30 вела сквозь старый виноградник к дому. Калитка даже не скрипнула, когда я нерешительно ступила через порожек, подумав о собаке. Но даже собачьей будки нигде не было видно.
Детский смех слышался все яснее и звонче. И не только детский! Люсьен играл с Елисеем в песочнице под навесом. Они вдвоем построили чудный замок, хотя это больше было похоже на гараж. Вокруг были разбросаны машинки без колес, одноногие и однорукие роботы, а в руках Люсьена типа «совершал посадку военный бомбардировщик с поломанным крылом».