Любовь в наследство

— Сомневаюсь, но, чтобы доставить вам удовольствие, я, быть может, спою.

— Конечно, — недовольно вмешалась Дениза, — он сделает все, чтобы угодить Джулии, и ничего, чтобы доставить удовольствие мне.

— Всегда к вашим услугам, мадемуазель Дениза, — холодно возразил Арман, — но вы редко взываете ко мне.

— Потому что ты отказываешься дать мне то, чего я хочу, — прошептала она, задыхаясь.

Джулия была немного смущена вульгарным поведением Денизы. Немного погодя, когда все громоздкие предметы были удалены из гостиной, она увидела, что Арман и Дениза уходят вместе, причем француженка висит у него на руке. Ги хихикнул.

— Держу пари, она отправилась получать то, о чем просила, — шепнул он.

Джулия поежилась. Собирался ли Арман воспользоваться случаем, как однажды с ней? Она ругала себя за то, что просила его спеть, проявив интерес к его неожиданному таланту, вместо того чтобы отнестись к нему с презрением, чего он и заслуживал.

На вечеринку она надела маленькие золотистые туфельки и зеленое шелковое платье. Оно было длинным, облегающим и оставляло открытыми руки и плечи. Расчесав до блеска волосы, Джулия отправилась показаться деду. Он раскладывал один из тех бесконечных пасьянсов, за которыми коротал свои одинокие часы. Когда она вошла в комнату, старик оторвал взгляд от раскинутых карт, и его темные глаза расширились.

— Жюльетта! — воскликнул он.

Поскольку дед всегда называл ее на французский манер, ей потребовалось время, чтобы понять, что сейчас он принимает ее за мать.

— Дедушка, я не привидение, — улыбнулась она. — Вам нравится? Я купила это платье в Марселе. — Она повертелась перед ним, давая ему время прийти в себя.

— Прости мне стариковские фантазии. — Он горестно улыбнулся. — Для меня теперь прошлое более реально, чем настоящее. Ты выглядишь ослепительно, cherie, ты будешь королевой бала.

— Это вряд ли можно назвать балом, дедушка, — возразила она, — и королевы, и кавалеры давно вышли из моды. Но я рада, что вам понравилось, и надеюсь, что вы присоединитесь к нам сегодня. Вы спускаетесь вниз?

— Иногда, если здесь никого нет. Я не люблю выставлять напоказ свою немощность. Когда Дениза и Ги уедут, Марсель будет относить меня вниз, чтобы я смог пообедать с тобой.

— А сегодня вечером вы не хотите спуститься?

Он покачал головой:

— Там будет слишком шумно для меня, но ты мне обо всем расскажешь завтра.

Джулия слегка прикоснулась губами к его щеке и побежала в свою комнату, чтобы взять забытый носовой платок. Шум, доносившийся с улицы, означал, что гости прибыли. Отдернув занавеску, Джулия выглянула в окно и увидела, как из битком набитого джипа весело выскакивают молодые люди — ни один не был одет в вечерний костюм, девушки, которых она насчитала пять или шесть, были в брюках или шортах.

Джулия отошла от окна и взглянула на свое платье, вспомнив вдруг, какой старомодной почувствовала себя в Арле рядом с Трейси. Повинуясь внезапному импульсу, она сняла платье и надела вельветовые бриджи и безрукавку, которые ей так нравились. Из зеркала на нее смотрел средневековый длинноногий паж с золотистыми волосами до плеч. Джулия улыбнулась: в этой одежде она и правда походила на мальчишку. Она быстро выскочила из комнаты и сбежала вниз по ступенькам.

Радиола была запущена на полную мощность, и пары уже танцевали в гостиной. Ги, в мешковатых брюках и голубой блузе — «в стиле Ван Гога», как сказал он ей утром, — стоял у дверей, обнявшись с белокурой англосаксонкой, полногрудым созданием с длиннющими ногами в коротеньких брючках. Он уставился на Джулию, не узнавая ее, затем его лицо осветилось улыбкой.

— Очаровательно! — воскликнул он, его взгляд остановился на ее стройных загорелых ногах. — Но какой сюрприз! Дядя Жиль видел тебя в этом?

— Конечно, — беззаботно солгала она, хотя тут же почувствовала угрызения совести. Но Жилю Боссэ незачем было знать о смене наряда.

— Это, — сказал Ги, указывая на блондинку, — Лиз. Она никогда прежде не встречала настоящих художников и теперь в полном восторге. — Так как он говорил по-французски, Лиз не поняла его, но дружелюбно улыбнулась. Ги повернулся к Лиз и сказал по-английски с нарочито преувеличенным акцентом: — Это есть ваш хозяйка. Лиз, мадемуазель Джулия.

— Приятно познакомиться с вами, — небрежно бросила блондинка, не отрывая глаз от Ги.

Джулия прошла в гостиную. К ней тотчас же подбежала Клотильда.

— Ты хитрая бестия! — воскликнула она. — Значит, длинное платье было только для отвода глаз, чтобы ввести в заблуждение месье.

Джулия виновато покраснела.

— Я чувствовала бы себя в нем не в своей тарелке, — попыталась она оправдаться.

Она увидела Денизу. Та, как и ее брат, была в широких брюках и блузе — оба Кордэ афишировали свою профессию. В гостиную вошел Арман в парадном костюме gardiens, в котором Джулия видела его в Арле и который придавал ему испанский вид. Глаза всех женщин в комнате немедленно остановились на нем. Рыжеволосая девушка с нахальным взглядом, стоявшая рядом с Денизой, издала глухой стон и закатила глаза.

— Он настоящий? — воскликнула она. — Или у меня эротические грезы? Это тот мужчина, которого я ждала всю свою жизнь! — Она протянула к Денизе руки. — Отведи меня к нему!

Дениза с силой хлопнула ее по рукам и прошипела:

— Дура!

Арман искал в комнате Джулию. Вот его взгляд остановился на ней, глаза расширились от удивления. Затем он вопросительно поднял брови и его губы изогнулись в сардонической усмешке. Дениза ликовала. Джулия ответила на пристальный взгляд Армана дерзким вызовом. Это не его дело, как она одета. Она только надеялась, что он не доложит о ее неблагоразумном поступке деду — ей не хотелось огорчать старика. В это время Гюстав подхватил ее и увлек в веселом танце. То ли это был вызов миндалевидным глазам, наблюдавшим за ней со все возраставшим неодобрением, то ли радость от возможности вновь оказаться с такими же молодыми и веселыми людьми, как она, Джулия не могла понять, но никогда еще она так дико не отдавалась веселью и не была такой кокетливой. Гюстав и другие парни, даже Ги, весь вечер порхали вокруг нее, как мотыльки вокруг свечи, и только Арман ни разу не подошел к ней.

Его расположение вернулось позже, когда после щедрого ужина, поданного женами gardiens и Мартой, которая неодобрительно взглянула на Джулию, он достал свою мандолину. У него оказался чувственный баритон, и Джулия, несмотря на внутреннее сопротивление, ощутила, как по спине побежали мурашки. Он пел старинные песни Прованса о любви. Большинство гостей не понимали слов, но их значение всем было и так ясно: острая тоска, мольба влюбленного, обращенная к его избраннице. Арман сидел на низкой скамеечке, а все девушки собрались около него, усевшись возле его ног, нагло прижимаясь к его коленям и положив руки ему на плечи. Рыжеволосая даже наклонилась и поцеловала его волосы, но он, казалось, забыл обо всем на свете, его взгляд был устремлен вдаль.

— Сладкоголосый трубадур, восседающий в замке Любви, — язвительно прошептал Ги. — И почему я не научился играть на каком-нибудь струнном инструменте?

После заключительной грустной песни о том, как влюбленный оплакивает свою жизнь, разрушенную жестоким сердцем его повелительницы, Арман отложил мандолину, быстро вскочил, гибким движением схватил рыжеволосую девушку, покружил ее в воздухе, затем поставил на ноги и крепко поцеловал в губы. Джулия отвернулась, испытывая досаду оттого, что знала, как Арман относится к этим девицам на самом деле. Он презирал их, считая пустыми легкомысленными созданиями без чувства собственного достоинства, которые не заслуживают уважения. А теперь он и ее отождествляет с ними. Он просто ограниченный и самодовольный человек, сказала она себе, тупой, старомодный педант. Джулия почувствовала отвращение к этой ищущей любовных приключений толпе и, никем не замеченная из-за суматохи вокруг Армана, выбежала через открытую дверь в ночь. Привалившись спиной к стволу одной из сосен и глядя вдаль на застланные туманом болота, она размышляла о том, что с ней происходит, почему она больше не может от всей души предаваться безудержному веселью. Почему же ее так беспокоит, что пара цыганских глаз смотрит на нее с осуждением? Он не имеет права критиковать ее после того, как сам показал себя с дурной стороны. Но видимо, как и у большинства мужчин, у него был один закон для себя и совсем другой — для женщин.