Свадьба с препятствиями

— Такая очаровательная девушка, как вы… любой мужчина полюбит вас!

И ответ Розалин:

— Мне не нужно, чтобы любой мужчина полюбил меня! Вы прекрасно знаете, что для меня существует только один мужчина!

Пальцы Фредерики впились в подоконник.

— Посмотрим, что в наших силах, — прошептал Хамфри. — Надо попытаться как-то ее убедить. Я возьму это на себя!

— Она вас послушается, — с чувством прошептала Розалин, и в ее голосе прозвучала радость. — Я в этом не сомневаюсь.

«Она не настолько выжила из ума, чтобы не послушать тебя», — подумала Фредерика, недоумевая по поводу их невероятного простодушия. Да Электра готова душу отдать, лишь бы ее дочь вышла замуж за такого человека, как Хамфри Лестроуд, с его огромными доходами… а если выбирать из двух дочерей, то она предпочла бы, чтобы эта благодать выпала на долю Розалин. Но при одной мысли о том, что Розалин станет хозяйкой Фартинг-Холла, — и к тому же, видать, этот день не за горами, — сердце Фредерики обожгло, словно каленым железом. Она была в восхищении от Фартинг-Холла, хотя не чувствовала в нем тепла — слишком много поколений вносило в него свои изменения за последнее столетие, — лично ей больше по душе «Вдовий домик», вот где славно было бы жить. К тому же она не видела себя в Холле в иной роли, нежели в той, которую играла; тем не менее, все ее женское естество содрогнулось, как от удара, при мысли о том, что Лестроуд может стать ее шурином. Конечно, это был бы весьма полезный шурин, но ей такая перспектива казалась отвратительной… Отвратительно было представить себе, как он делает предложение и заявляет во всеуслышание, что станет членом их семьи, и как мама будет счастлива, а все будут ждать, когда она, Фредерика, поздравит молодую парочку. Люсиль будет смотреть на нее понимающе. Эта молодая женщина, быть может, оценивала ситуацию лучше самой Фредерики, особенно сейчас, когда она чуть не по пояс высунулась из окна. Конечно же ей понятна причина, по которой перспектива летней свадьбы в таком восхитительном месте да к тому же с родной сестрой в роли невесты и совершенно счастливой матерью пугает ее, а не возбуждает любопытство.

Свадьба!.. А она, значит, должна быть подружкой невесты? А Роберт Ролинсон посаженым отцом, и мать прольет потоки слез по окончании службы в местной церкви, и потом, как полагается по сценарию, разыграет целый спектакль прощания, после которого молодожены отправятся в свадебное путешествие в свой медовый месяц?..

Снизу к ней поднимался глубокий, утешающий мужской голос, до смешного нежный…

— Только доверьтесь мне, Розалин. Вы ужасно легкомысленная и настоящая кривляка, но кому-то это может прийтись по душе, и он вас будет на руках носить. От одного вашего вида мужчина теряет голову и здравый смысл… а я всегда гордился своим здравым смыслом!

— Это так и есть, дорогой, — заверила его Розалин, приблизившись к нему вплотную и держа его за лацканы смокинга.

— Я же говорил, что вы кривляка! Мне бы надо бежать от вас сломя голову, но, увы, я как замазка в ваших руках и готов исполнить любое ваше желание! Так когда, вы думаете, мне лучше всего переговорить с вашей матушкой?

— Еще надо чуть-чуть подождать! — Розалин делала вид, что встревожена. — Видите ли… все это так скоропалительно… я еще не успела свыкнуться с мыслью…

— Если вы не свыклись с ней сейчас, то уж никогда не свыкнетесь.

— Я все понимаю, и, тем не менее, это так неожиданно!

— А Южная Америка — это далеко?

— Жутко далеко! В самый раз для медового месяца…

— Но не забудьте, что вас ждет по возвращении дом — дом, который вы любите.

— О да, я действительно очень его люблю. Это очаровательный старый дом — еще милее Фартинг-Холла.

Фредерика втянула голову в комнату. Вскоре голоса смолкли, а затем и шаги, и она поняла, что эта поглощенная лишь собой парочка вернулась в гостиную, где Электра и ее старый друг возобновляли знакомство. Розалин и Хамфри Лестроуд отличались от них тем, что они не возобновляли и не налаживали знакомство. Они собирались пожениться, отправиться в свадебное путешествие в Южную Америку — которое Хамфри Лестроуд прекрасно сочетал с деловой поездкой, — а затем, судя по их словам, по возвращении хотели поселиться не в Фартинг-Холле, а во «Вдовьем домике». Вероятно, этот дом имела в виду Розалин, говоря, что он лучше Фартинг-Холла. Фредерика пребывала в полной растерянности. Дело вовсе не в том, что ей было не по сердцу замужество Розалин и ее удачная брачная жизнь. Но почему, почему она сделала ставку именно на Хамфри Лестроуда?

В комнате Фредерики свет не горел, ее достаточно освещал лунный свет, и в этом мерцающем свете бедной девушке открылась простая истина, что она безнадежно влюблена в человека, который нанял ее на сугубо мужскую работу. И если поначалу он ей вовсе не понравился — да и сейчас многое в нем вызывало ее неодобрение, — она прекрасно чувствовала, что в ее отношении к Хамфри Лестроуду есть нечто такое… Словом, ей делалось плохо при мысли, что он собирается жениться на ее сестре. Ей вообще была невыносима мысль, что он женится на ком-либо! Ей хотелось и впредь возить его, пусть он задирает ее, пусть третирует — пусть даже относится к ней как к девчонке и смеется над ней. Он и, правда, порой вел себя по отношению к ней отвратительно, но что с того? Он вел себя отвратительно и по отношению к Люсиль, но та, очевидно, против этого ничего не имела. Они прекрасно ладили друг с другом и составляли некое сообщество. И вот сейчас они получают по заслугам, а как это еще назовешь, если они работали на него от всего сердца: она пачкалась в смазке, а Люсиль порой вся была засыпана с головы до ног мукой, готовя ячменные лепешки, пирожные и яблочные пироги для хозяина дома и его гостей. А Розалин, эта кривляка, палец о палец не ударившая, чтобы хотя бы пришить ему пуговицу, вот так, за здорово живешь, станет его женой! Фредерика подумала, не прокрасться ли в комнату Люсиль и не поделиться ли с ней новостью. Но Люсиль была человеком правильным во всех отношениях и не одобрила бы подслушивания. Она так бы ей, чего доброго, и сказала, а Фредерике сейчас не хватало только бичевания. Сама не зная зачем, она вернулась к окну, вытянулась на подоконнике и выглянула вниз на залитую лунным светом террасу. Снизу тут же раздался голос:

— Я забыл, что стою под вашим окном, Уэллс! Вы, видать, выклянчили себе одну из лучших комнат в доме! Кстати, вы мне будете нужны завтра рано утром. У нас ленч с Диллингерами, а я пообещал леди Диллингер быть как можно раньше — у нее есть ко мне дело.

Фредерика молчала. Она видела сверху голову Лестроуда — особенно темную в лунном свете — и четкий абрис смокинга. И понимала, как насмешливо искрятся его глаза.

— Как можно сидеть в комнате в такой вечер! — продолжал он. — Сейчас самое время подышать свежим воздухом.

— Розалин с нами поедет? — спросила Фредерика бесцветным голосом.

Лестроуд покачал головой:

— Нет. Она незнакома еще с Диллингерами, да и я еду по делу.

— Понятно.

— Разумеется, она с ними скоро познакомится.

— Понятно.

— Ролинсон их приятель, но он останется здесь за хозяина.

— Понятно, — в очередной раз ответила Фредерика.

Губы у Лестроуда расползлись в лукавую улыбку.

— Вы чем-то расстроены, не хотите прогуляться со мной под луной?

— Нет, спасибо! — Фредерика поспешно нырнула в комнату.

Хамфри, облитый лунным светом, двинулся прочь. Он курил сигару, и на террасе еще долго оставался ее запах.

Глава 8

На следующий день через час после завтрака они выехали. На взгляд Фредерики, для визитов чересчур рано — даже если учитывать приглашение на ленч, — и она была просто уверена, что леди Диллингер, которая в силу своего возраста никак не относилась к ранним пташкам, безусловно, не понимала буквально свои слова, когда говорила: «Приезжайте пораньше». Однако Хамфри Лестроуд велел Фредерике сделать большой круг перед тем, как явиться в Эплби-Мэнор, поэтому они подъехали туда в подобающее приличиям время — ровно в одиннадцать, прямо к чашечке доброго английского чая, который был сервирован для них в библиотеке, так что их появление не вызвало недоуменного взлета бровей у хозяина и хозяйки. Петляя по кружной дороге к усадьбе Диллингеров, они увидели множество замечательных мест, которые для Фредерики были откровением, а Лестроуд, в несколько возбужденном состоянии духа, обращал ее внимание на особенно привлекательные, на его взгляд, пейзажи, сопровождая экскурсию россыпью исторических анекдотов и даже парочкой легенд, связанных с тем или иным местечком. На сей раз он сидел подле нее, и это было столь необычно, что сначала, когда он открыл переднюю дверь, чтобы забраться в машину, Фредерике даже показалось, будто он делает это по рассеянности. Однако он тут же дал ей понять, что поступает так вполне осознанно. Он улыбнулся, и улыбка была такая необыкновенно очаровательная, что смягчила ядовитое действие слов — Лестроуд пояснил, что на самом деле чувствует себя спокойнее впереди, потому что собственными глазами может видеть все ее движения и в случае чего перехватить руль. Фредерика выслушала такое объяснение без особого энтузиазма и подчеркнуто сосредоточила внимание на дороге, не откликнувшись на его замечание о том, что они вполне могли бы проехать и воротами «Вдовьего домика». За воротами он попросил ее остановиться и как бы невзначай спросил, не находит ли она, что и в таком заросшем виде петляющая дорожка выглядит очаровательно, поэтому не стала ли бы она уничтожать глицинии, покрывающие стену дома рядом с крыльцом, стань ненароком в нем хозяйкой.